Возвращение Царя обезьян

«Убирайся!» — приказал монах Трипитака своему спутнику, Царю обезьян Сунь Укуну. С этими словами Трипитака соскочил с коня и велел своему второму спутнику, Песочному монаху Ша[196], достать бумагу и кисть. Затем он принес от ближайшего ручья немного воды, наскоблил с тушевого камня немного туши и здесь же написал отпускное свидетельство:

«О обезьянья морда! Прими это свидетельство. Отныне я отказываюсь считать тебя учеником. Если ты когда-нибудь еще попадешься мне на глаза, пусть провалюсь я в самую глубокую щель в аду».

Царь обезьян торопливо взял свидетельство и отвечал:

«Учитель! Не надо произносить проклятий, я сейчас же иду!»

Он почтительно склонился перед монахом и затем дал Песочному монаху Ша следующий совет:

«Если вдруг какое-нибудь чудовище нападет на Учителя, ты должен лишь сказать этому чудовищу, что я, Царь обезьян, был старшим учеником Учителя. Поскольку мое искусство известно всем чудищам, они не осмелятся причинить Учителю вред».

Действительно, Царь обезьян имел основания для подобной самоуверенности. Рожденный в незапамятные времена из оплодотворенного Небом каменного яйца, он стал властителем обезьяньего царства на Востоке, посреди Великого моря, на острове, носящем название «Гора цветов и плодов». Один мудрец посвятил его в тайну бессмертия и обучил всем магическим искусствам. Благодаря этому Царь обезьян мог по своему желанию изменять внешность, находиться одновременно в нескольких разных местах и становиться невидимым. Все стихии были ему подвластны, и, не опасаясь расстояний, он перемещался, кувыркаясь по облакам, на тысячи миль в одно мгновение. Его алмазные зеницы проницали сквозь любые преграды. Оружием его была огромная железная палица с золотыми шипами. Эта палица могла по его приказу вырастать до огромных размеров или уменьшаться до швейной иголки, которую он прятал у себя в ухе. Своей безрассудной отвагой не раз повергал он в смятение небеса. Ни один из небесных обитателей не мог с ним сравняться. Небожителям не оставалось ничего другого, как признать его могущество и возвести его в ранг «Равного Небесам Великого Святого».

Но Царь обезьян так и остался своенравным упрямцем: он унес без разрешения персики жизни, росшие в строго охраняемом саду царицы-матери, без разрешения пил небесный нектар и проглотил отборные, сделанные Лао-цзы веретена жизни. Только самому высочайшему Будде удалось заточить Царя обезьян под горой. Там принужден был лежать он в наказание за свои проказы в течение столетий, пока наконец не раскаялся и не был отпущен, чтобы помочь монаху Трипитаке доставить священные рукописи с Запада.

Но теперь Трипитака не желал его больше знать.

«Я хочу быть добрым монахом, — сказал он. — Никогда большеимя злого духа, подобного тебе, не придет мне на уста. А теперь убирайся!»

Когда Царь обезьян увидел, что Учитель не смягчается, он попрощался, совершил кувырок по облакам на тысячу миль вдаль и устремился в свое обезьянье царство на Гору цветов и плодов.

Что же произошло?

По пути на Запад в Индию за священными буддийскими рукописями монах Трипитака вместе с Царем обезьян, Монахом-свиньей Чжу Бацзе, Песочным монахом Ша Уцзином и Белой драконовой лошадью подошел к огромной горе Белого тигра. В этой горе было логово чудовища по имени Белокостая Женщина. Чудище заметило приближение монаха Трипитаки, слава которого достигла этих мест. Молва гласила: кто отведает мяса этого благочестивого человека, обретет бессмертие. Чтобы приблизиться к нему, чудовище приняло облик обольстительной девушки, которая предложила Трипитаке пищу. Своими алмазными зеницами Царь обезьян сразу углядел, какое опасное чудовище скрывается за приятной наружностью. Не слушая протестов Трипитаки, он поднял свою палицу и нанес девушке сокрушительный удар. Чудовище, однако, разбиралось в защитной магии и ускользнуло из-под удара, оставив свою телесную оболочку, безжалостно расплющенную палицей.

Пораженный жестокостью Царя обезьян, Трипитака хотел его прогнать, но затем смягчился и простил его.

Но чудовище не отказалось от своих намерений. Оно вернулось в виде облака в горную лощину, там приняло облик восьмидесятилетней старухи и вышло навстречу паломникам, горько рыдая. Ее заметил Монах-свинья и в ужасе прошептал Трипитаке: «Это, наверно, мать девушки, убитой Сунь Укуном». Царь обезьян, однако, сразу раскусил старуху. Без предисловий он ударил ее палицей. И вновь чудовище ускользнуло, оставив искалеченный труп старой женщины.

Трипитака был так разгневан, что соскочил с лошади. Снова он был близок к тому, чтобы прогнать Царя обезьян, но простил его и во второй раз.

На третий раз чудовище явилось в облике старика с белоснежными волосами, произносившего буддийские сутры. Он пожаловался, что пропала его дочь, а теперь еще и супруга, которая пошла на поиски дочери. Ему-де ничего не оставалось, как отправиться в путь, чтобы выяснить, что с ними случилось.

На этот раз Царь обезьян приказал местным духам и горному божеству стеречь в воздухе, чтобы чудовище не смогло ускользнуть. И действительно, удар Сунь Укуна уничтожил не только внешнюю оболочку чудовища, но и загасил светильник его духа. В результате телесной оболочке вернулся ее прежний облик: кучка костей. Трипитака при виде этой кучки костей уже было поверил клятвам обезьяньего царя, что он действительно убил чудовище, как Монах-свинья нашептал: «Он убийца! Боясь вашего гнева, Учитель, превратил он труп старика в кучку костей, надеясь обмануть вас».

Трипитака поверил Монаху-свинье и окончательно прогнал Царя обезьян.

С двумя оставшимися учениками и драконовой лошадью Трипитака перешел гору Белого тигра и достиг леса Черных пиний. Тут одолел его голод. Он спешился и попросил Монаха-свинью поискать какой-либо безубойной пищи. Тот отправился в лес и блуждал там много миль, не встретив ни единой человеческой души. Усталый, опустился он на траву и сразу заснул.

Поскольку посланный за едой не вернулся, Трипитака послал за ним Песочного монаха Ша. Оставшись в одиночестве, Трипитака немного посидел и отправился оглядеть окрестности. В лесу он заметил золотую пагоду. Трипитака не знал, что там обитает чудовище Желтое Платье, и попал к нему в плен. Но благодаря мольбам третьей принцессы Царства Превращений его отпустили на свободу. Третья принцесса за тринадцать лет до того была похищена чудовищем, которое принуждало ее стать своей женой. Она тайно дала Трипитаке письмо к своей семье. Поэтому она и упрашивала чудовище отпустить монаха.

Явившись в Царство Превращений, Трипитака передал письмо по назначению. Прочтя письмо, царь попросил Трипитаку убить чудовище. Но на такое деяние Трипитака был не способен. Выполнить задачу вызвались его ученики, обладавшие магическим искусством, — Монах-свинья и Песочный монах, — но они переоценили свои силы. Чудовище взяло в плен Песочного монаха. Монах-свинья во время битвы спрятался в кусты и так спасся.

Тогда чудовище превратилось в красивого молодого ученого и в этом облике было допущено ко двору Царства Превращений. Оно хотело, чтобы царь официально признал его зятем. На глазах царя оно превратило Трипитаку в тигра, которого тут же заперли в клетку. Теперь Белая драконовая лошадь осталась совсем одна. Очень обеспокоенная, она приняла свое прежнее обличье дракона, чтобы искать Трипитаку. Трипитаку она не нашла, но обнаружила пирующее во дворце чудовище. Белая драконовая лошадь превратилась в дворцовую прислужницу и поднесла чудовищу вина. Затем она начала исполнять танец с мечом, чтобы в некоторый момент приблизиться к нему и зарезать. Однако вместо того чудовище запустило в нее канделябром. В последний момент ей удалось увернуться. Той же ночью она отправила вновь нашедшегося Монаха-свинью за помощью к Царю обезьян.

Монах-свинья пошел неохотно. Он решил солгать Царю обезьян. Если бы тот вернулся и увидел, в каком печальном положении находится Трипитака, он, конечно, помог бы без всяких просьб. Поэтому, когда обезьяний царь дружески принял Монаха-свинью, тот стал объяснять, что Учитель по нему соскучился: «Он послал меня, чтобы я привел тебя».

Но Царь обезьян стал показывать Монаху-свинье богатства своего царства и не выразил никакого желания возвращаться на землю.

Чжу Бацзе ушел из обезьяньего царства с пустыми руками и, отойдя на четыре мили, принялся громко проклинать своего бывшего товарища. Его проклятия дошли до ушей Царя обезьян. Оскорбленный, он приказал схватить Монаха-свинью и привести к себе. Чжу Бацзе ничего не оставалось, как открыть истинную причину своего прихода:

«Драконовая лошадь сказала, что ты благороден, добродетелен и верен долгу. Благородный человек не задумывается о давно прошедших болезнях. Она предположила, что, конечно, ты поспешишь на помощь к Учителю. Умоляю тебя, старший брат, вспомни об изречении: «Один день учитель — на всю жизнь отец». И ради всего святого, спаси нашего Учителя Трипитаку!»

«О глупец! — отвечал Царь обезьян. — Ведь когда я оставил вас, я предупредил, что, если Учитель попадет в руки какого-нибудь чудовища, скажите ему, что я — старший ученик Учителя. Зная мои способности, любое чудовище сразу же отпустит Учителя. Почему же ты не последовал этому совету?»

Монах-свинья подумал про себя: «Просить военачальника о деянии хуже, чем распалять военачальника на деяние. Попробую-ка я его распалить!» И он сказал так:

«Старший брат! Может быть, лучше было бы, чтобы я тебя не упоминал. Едва твое имя слетело с моих уст, чудовище разъярилось еще сильнее».

Царь обезьян спросил: «Что ты имеешь в виду?»

Монахтсвинья отвечал: «Я сказал: «О чудовище! Не играй с огнем! Горе тебе, если ты посмеешь сделать что-нибудь дурное моему Учителю. Мой старший соученик — Царь обезьян. Его магические силы безграничны, и мощь его — погибель для чудовищ и демонов. Если он явится сюда, он одним ударом убьет тебя наповал и оставит лежать непогребенным!»

Но когда чудовище услышало об этом, — продолжал Монах-свинья, — оно еще больше разъярилось и прошипело мне: «Кто такой этот Царь обезьян, которым ты хочешь меня напугать? Когда он явится, я сдеру с него живьем шкуру, раздеру его мускулы, раздроблю кости и отведаю его сердце. Обезьяна, наверное, тоща, но я сделаю из нее котлету и поджарю в масле».

«Кто осмеливается так поносить меня?» — взвыл Царь обезьян, распаленный гневом. Он в ярости запрыгал туда и сюда, расцарапал свои щеки и растянул свои уши.

«О старший брат, успокойся, это чудовище Желтое Платье говорило о тебе так непочтительно. Я только точно передал тебе его слова».

Царь обезьян вскричал: «О достойный младший брат, вставай! Я иду с тобой! Если какое-то чудовище осмеливается так меня поносить, мне ничего не остается, как уничтожить его. Итак, мы отправляемся. Когда пятьсот лет назад я устроил переполох в Небесном дворце, все небесные воины склонялись передо мной, едва завидев, и называли Великим Мудрецом. Этакое бесстыдное чудовище! Оно решается ругать меня у меня за спиной. Ну, я сейчас ему покажу! Я схвачу его и разорву на тысячи кусков, чтоб наказать его за оскорбление! А совершив это, возвращусь в свое царство».

«Да будет так, о старший брат, — сказал Монах-свинья. — Ты пойдешь со мной и обезвредишь это чудовище, а покарав его, решишь, возвращаться тебе или остаться».

Так Монаху-свинье в романе «Путешествие на Запад» удалось заставить Царя обезьян вернуться на землю, чтобы спасти монаха Трипитаку, с помощью стратагемы провокации — «Просить военачальника о деянии хуже, чем распалять военачальника на деяние».

Эта стратагема, называемая «Цзи цзян цзи» или «Цзи цзян фа» — «Стратагема подначивания военачальника», практически идентична Стратагеме № 13.

С помощью искусной провокации объект доводится до эмоционального состояния, побуждающего к совершению действия, от которого при обычных обстоятельствах он — даже если бы его просили или убеждали — воздержался бы. Можно задеть его гордость, чтобы он потерял голову, или — как мне объяснил один историк из Пекинского университета — сыграть на уверенности в собственном всемогуществе и непобедимости, на чувствах ненависти, стыда, собственного достоинства, ревности, зависти — чего угодно. Но в любом случае раздраженный человек перестает понимать, что является игрушкой в руках провокатора, и совершает то, чего от него добивались.