Миссия Манштейна

Фельдмаршал фон Манштейн был несомненно незаурядной личностью. Многие называют его лучшим германским полководцем той войны. Он был нонконформистом по своей природе. Обученная хозяином, его такса встречала гостей нацистским приветствием. Фельдмаршал говорил близким друзьям о своих еврейских родственниках. Но, с другой стороны, он не был тираноборцем ни в коей мере. Когда один из его офицеров, проводя аналогию с Гинденбургом, спросил присутствующих за столом, кто из фельдмаршалов данной войны будет новым «спасителем отечества», Манштейн без тени иронии отрезал, что «только не он».

Пребывание лучшего полководца Германии в далеко не самом важном Витебске – еще одно доказательство неважной работы германской стратегической разведки и общего ошибочного представления руководства вермахта относительно советских зимних планов. В Витебске ему предназначалась роль «наказующего» в случае удара Красной Армии со стороны Москвы. Но военная судьба распорядилась иначе – покорные исполнители нужны в спокойные времена, а кризисы требуют нонконформистов. Провал под Сталинградом заставил нацистских бонз и ручных фельдмаршалов шарить глазами в поисках человека, способного на нестандартное решение. Лавры французской кампании и Крыма делали Манштейна логичной кандидатурой на незавидную должность исправителя чужих ошибок.

ОКВ теперь посылало его «для целей более тесной координации армий, вовлеченных в ожесточенные оборонительные бои к югу и западу от Сталинграда». Его новое назначение – командующий вновь создаваемой группой армий «Дон», дислоцируемой в основном в излучине Дона на стыке группы армий «А» и «Б», в которую вошли части расположенных «по ту и эту» сторону «кольца» подразделений 4-й танковой армии Гота, окруженной 6-й армии, остатков румынских дивизий. Ему поручалось пробить коридор к 6-й армии с тем, чтобы обеспечить германские войска на Волге необходимыми припасами, восстановить боевой дух 6-й армии, спасти честь германского оружия. Перед Манштейном даже не ставилась задача увести 6-ю армию из котла, в который она угодила. Поставленная задача звучала воистину оптимистически: «Остановить атаки противника и заново овладеть прежде принадлежавшими нам позициями». Самоуверенность Гитлера более всего сказалась в том, что он не предусмотрел даже теоретическую возможность действий на тот случай, если Манштейну все же не удастся разрушить все, что сделали Жуков и Василевский.

Манштейн подчинился приказу и оповестил об этом Паулюса. «Приму командование 26 ноября. Сделаю все, что в моих силах, для облегчения вашего положения… Тем временем было бы чрезвычайно важным, чтобы Шестая армия, удерживая берег Волги на северном фронте в соответствии с приказом Фюрера, сформировала силы, которые, в случае необходимости, могли бы создать мост в направлении юго-запада».

Из-за хмурой погоды, установившейся на всей великой русской равнине, перелет по воздуху был исключен. Манштейн вместе со штабом погрузился на поезд, который в семь утра 21 ноября с максимально возможной скоростью отправился на юг. Поезд Манштейна, роскошный прежний поезд югославской королевы, состоял только из спальных вагонов. Перед его окном проплывали места, где десять лет назад германские и советские офицеры, скрытно от всего мира, вместе ковали оружие будущего, вместе вырабатывали тактику ведения новой войны, войны моторов, войны маневренных действий, где танки и пикирующая авиация будут острым мечом, преодолевающим все преграды. Теперь их, напарников времен Веймарской республики, разделяла линия фронта. И более всего разделяла нацистская идеология, прервавшая взаимосвязи двух жертв Версальской системы, сделавшая их непримиримыми врагами.

Вечером этого же дня на платформе Орши фельдмаршала Манштейна ожидал командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Клюге вместе со своим начальником штаба генералом Волером. В тоне и словах Клюге не было ничего ободряющего. Он сообщил, что советское командование ввело в Сталинградскую операцию две танковые армии «в дополнение к значительной массе кавалерии – в общем и целом примерно тридцать войсковых формирований». Клюге был угнетен указующим перстом Гитлера – «вы обнаружите, что невозможно перевести какое-нибудь воинское соединение, большее чем батальон, без консультаций по этому поводу с Фюрером». Клюге намекнул на главный источник возможных будущих сложностей Манштейна: «Будьте очень осторожны. Спасение армии под Москвой он приписывает исключительно собственному гению». Последнее – вмешательство Гитлера в оперативные планы и их реализацию – уже стало фактом жизни германской армии на подступах к Сталинграду. Гитлер через офицеров по особым поручениям уже осуществлял непосредственный контроль над операциями в данном регионе.

Размышления Манштейна не были радужными. Он, судя по всему, еще даже не приступая к делу, без особой надежды смотрел на возможности 6-й армии выбраться своими силами из сталинградского окружения. По мнению американского историка У. Крейга, «фельдмаршал был убежден, что Паулюс уже потерял шансы с достоинством и без потерь выйти из своих сложностей». Какие козыри были в руках у Манштейна? 48-й танковый корпус – мобильный германский резерв на Северном Дону – был уже задействован в приносящих не так уж много полезного акциях. Он столкнулся со Второй советской гвардейской танковой армией, что ослабило его безмерно. Основная надежда – 4-я танковая армия Гота – уже пострадала от южного удара советских сил, и думать всерьез можно было лишь о той ее части, которая располагалась в районе Котельниково. Нетронутой оставалась 16-я моторизованная дивизия, стоявшая в Элисте, в 250 километрах от Дона, но у нее была важная функция – контролировать огромное пространство между кавказской группой армий «А» и запертой в Сталинграде основной массой группы «Б». Манштейн, еще только приближаясь к полям сражений, увидел критическую ограниченность своих ресурсов.

Задача «возвратить позиции, прежде принадлежавшие нам», уже казалась фельдмаршалу Манштейну абсурдной. Прямо из вагона своего устремившегося на юг поезда Манштейн обратился в Главное командование сухопутных сил со следующим: «Ввиду масштабности военных усилий противника, наша задача в Сталинграде не может быть просто делом восстановления укрепленных участков фронта. Для восстановления прежнего положения мы нуждаемся в еще одной армии – и эта армия не должна быть использована в контрнаступлении до тех пор, пока ее организация не будет завершена полностью».

Манштейн сделал остановку в Старобельске, где располагался штаб группы армий «Б». Его (отмечавшего в тот день свое 55-летие) встречали командующий группой армий генерал Вайхс и его начальник штаба фон Соденштерн. Вайхс развернул перед будущим спасителем Сталинграда карты. Фронт группировки, в которую входили семь армий, превышал 350 километров, но Манштейн, по всеобщим отзывам, был настроен лихо. Даже 175-километровая брешь между войсками в Сталинграде и северокавказской группировкой не смущала его. Пессимизм Соденштерна раздражал Манштейна, и он пробыл в Старобельске лишь несколько часов. Он разговаривает с начальником штаба сухопутных войск Цайцлером. Он утверждает главе ОКХ, что для 6-й армии, «вероятно, возможно еще сейчас» пробиться на юго-западном направлении. Оставаться в Сталинграде для Паулюса означает подвергаться страшному риску. Пробиться могут, по крайней мере, мобильные соединения. Но и риск быть застигнутыми в открытой степи был велик. Манштейн утверждает, что он завершил беседу с Цайцлером словами, что, если доставка боеприпасов и продовольствия в Сталинград не будет гарантирована, «не следует рисковать оставлением шестой армии в ее нынешнем положении даже на короткое время».

Манштейн спешил в старую казачью столицу Новочеркасск, куда он вез свой проверенный штаб 11-й армии. 24-го ноября Манштейн взбирается в свой фельдмаршальский вагон – впереди двадцать четыре часа последнего перегона до Новочеркасска. Неполная готовность железнодорожного пути и активность партизан сделали путь Манштейна весьма долгим – три дня и две ночи. Еще будучи в пути, фельдмаршал на станции города Днепропетровск получил ответ Цайцлера из ОКХ. Тот обещал «бронетанковую дивизию и одну или две пехотные дивизии». В условиях, когда Жуков вводил в дело армии, скупые обещания Цайцлера просто говорили об истощении ресурсов рейха. Сопоставим: с начала советского наступления через Дон перешли тридцать четыре дивизии (двенадцать через плацдарм в Бекетовке и двадцать две через станицу Кременская). Эти силы уже подорвали боевую мощь 48-го танкового корпуса и теперь громили остатки того, что отходило в прежний германский тыл. Пока советские танки отгоняли любые силы, способные разомкнуть кольцо извне, советская пехота с яростью долбила мерзлую землю, создавая серьезные укрепления на пути любого прорыва изнутри. По всему периметру окружения советские войска устанавливали противотанковые ружья (более тысячи), тягачи тащили 76-мм орудия. В то же время огромное скопление советской артиллерии за Волгой постоянно обрушивало смертельный металл на забившихся в городские норы гренадеров 6-й армии.

По прибытии фельдмаршальского поезда в Новочеркасск его ожидали два письма. В первом, написанном генералом Паулюсом от руки, обрисованы были сложности его группировки. «Оба моих фланга обнажены уже на протяжении двух дней, и чем это все закончится – неизвестно. В этой тяжелой ситуации я попросил фюрера о свободе действий… Я не получил прямого ответа на свою просьбу… Через несколько ближайших дней положение с запасами приведет к кризису исключительной тяжести. Я все еще однако верю, что армия сможет продержаться. С другой стороны, если даже ко мне будет пробито нечто вроде коридора, невозможно предсказать, позволит ли нам ежедневное ослабление армии в районе Сталинграда продержаться продолжительное время… Я был бы благодарен получить информацию, которая укрепила бы боевой дух моих людей». Встает вопрос, почему Паулюсу понадобилось целых четыре дня, прежде чем запросить о свободе действий. Даже если бы Паулюсу даровали такую свободу, он не смог бы уже выступить ранее 28 ноября. Кольцо вокруг 6-й армии к этому времени уже затвердело бы.

Прибывший в Новочеркасск доверенный офицер Паулюса Айсман доложил Манштейну, что, по его мнению, сталинградская группировка вырваться своими силами не сможет. Манштейн выразил понимание сложностей Паулюса. И все же не оказывает ли на Паулюса негативное влияние генерал Шмидт, его начальник штаба? Не слишком ли Шмидт категоричен, отказываясь даже думать о помощи в деблокировании без адекватной помощи по воздуху? Ведь теряется драгоценное время.

Паулюс немедленно предложил своему новому командиру воспользоваться радиотелефоном. С созданием линии прямой связи два германских военачальника могли совещаться напрямую. Паулюс не без волнения стоял у телепринтера в оперативном бункере Гумрака, ожидая движения аппарата. Вопрос Паулюсу поступил вполне ожидавшийся – «Какова возможность наступления в западном направлении, в направлении Калача? Сейчас противник концентрирует свои войска на южном направлении». Паулюс ответил через несколько минут: «Выступление в южном направлении в настоящее время видится более удобным…, здесь русские слабее, чем на западе, в районе Калача».

Второе письмо было от маршала Антонеску, диктатора Румынии, который горько жаловался на грубое отношение немецких офицеров к его войскам.