Умиротворение Германии

Гитлер продолжал считать, что на этом этапе согласие с Британией является ключевым элементом, оно развяжет Германии руки. Глава политического департамента министерства иностранных дел фон Вайцзеккер подписал 10 ноября 1937 года секретный меморандум, в котором говорилось: «От Британии мы можем требовать колоний и свободы действий на Востоке… Потребность Британии в спокойствии велика. Было бы полезно узнать, что Англия готова заплатить за такое спокойствие».

Весной 1937 года Гитлер решил постараться добиться от Англии признания лидерства Германии в Европе. Показательно, что он начал зондаж своих планов с Черчилля. Чартвельского затворника пригласили 21 мая в германское посольство, и беседа с Риббентропом продолжалась полных два часа. Германский посол объявил, ни больше, ни меньше, что фюрер решил гарантировать целостность Британской империи. Черчилль ответил, что эту задачу уже несколько столетий выполняет британский флот. Риббентроп предложил присовокупить германские гарантии. Чего же хотели немцы взамен? Это и было самым интересным для Черчилля. Риббентроп подошел к висящей на стене карте. Рейх нуждается в жизненном пространстве. Широким жестом посол обвел территорию, необходимую Германии. Рейх претендовал на всю Польшу, всю Украину, всю Белоруссию, что означало пятикратное увеличение его площади.

Черчилль выдержал долгую паузу. Затем он сказал, что хотя англичане «находятся в плохих отношениях с Советской Россией и ненавидят коммунизм так же, как Гитлер, они все же не ненавидят ее настолько». Ни одно британское правительство не потерпит доминирования Германии в Центральной и Восточной Европе. В таком случае, ответил Риббентроп, война неизбежна Черчилль предостерег посла: «Не недооценивайте Англию, не судите о ней по нынешней администрации. Британия «необычна страна и не многие иностранцы могут ее понять… Она умна. Если вы ввергнете нас еще в одну великую войну, мы приведем с собой весь мир, как это было в последний раз». Риббентроп отмахнулся: «Да, Англия действительно может быть умна, но на этот раз она не приведет весь мир против Германии».

Теперь Черчилль еще внимательнее изучал карту Европы в своей чартвельской «комнате карт». Увеличилось число людей, которые, рискуя карьерой, готовы были снабжать его закрытой информацией. Необходимые сведения сообщали Черчиллю три члена кабинета Чемберлена, из военного министерства ему писал начальник имперского генерального штаба сэр Эдмунд Айронсайд, из штаба ВВС – маршал военно-воздушных сил и несколько офицеров, из адмиралтейства – группа адмиралов, из министерства иностранных дел – ведущие чиновники. Лежа утром в постели и приступая к первому коктейлю, Черчилль сравнивал данные из Берлина с сообщениями любовницы одного из помощников Муссолини, а также с донесениями послов практически изо всех крупных столиц. Три французских премьера – Блюм, Фланден и Даладье присылали ему свои аналитические обзоры. Благодаря Даладье удалось выяснить, что за 1937 год немцы увеличили мощь своих вооруженных сил в семь раз.

Что же так успокаивало Лондон и Париж? Сейчас мы можем с полным основанием сказать, что их поддерживала вера в то что Гитлер не бросится на Запад, что его главный враг находится на Востоке. Германии гораздо выгоднее выступить против России, такой спасительной мысли придерживались в Британии Болдуин и Чемберлен. Они полагали, что от Гитлера можно откупиться, что есть цена, заплатив которую, можно обратить взоры рейха на Восток. С этого времени начинаются активные действия английской дипломатии по умиротворению Германии посредством дипломатических переговоров. Сейчас, имея перед собой документы и свидетельства современников, мы видим, что не было цены, за которую гитлеровская Германия отказалась бы от достижения гегемонии в Европе. На Западе быстрее всех это понял Черчилль. Но это понимание отнюдь не увеличило его влияния в стране, напротив, отойдя от «основной дороги», «основного стереотипа мышления», он обрек себя на одиночество. Возможно, пиком его отстраненности от политической жизни был 1937 год, когда влияние Черчилля в стране опустилось до нулевой отметки.

В мае 1937 года Стэнли Болдуин уступил пост премьер-министра Нэвиллю Чемберлену. Новые люди стали определять внешнюю политику страны, четверо из них были самыми влиятельными – сам премьер Чемберлен, Саймон, Гор и Галифакс.

Начиная новый тур примирения, Чемберлен послал виконта Галифакса на встречу с Гитлером в Берхтесгаден. Принятие приглашения немцев было откровенным ударом по союзнической солидарности с французами – их демонстративно не пригласили на встречу. Но дело не заладилось с самого начала. Прибыв в горное поместье Гитлера, он остался в машине – английские виконты не открывают двери сами. Когда к машине приблизился человек в черных брюках, недовольный виконт попросил его поторопиться. Свою ошибку Галифакс понял только по реакции шофера, который, повернувшись, хрипло прошептал: «Фюрер!» Окончательно круша приличия, Галифакс объяснил Гитлеру, в чем дело. Меньше всего Адольф Гитлер хотел, чтобы его принимали за слугу. И хотя английский лорд вслух смеялся над своей оплошностью, начало уже было малообещающим.

Граница между смешным и серьезным вообще была смыта в ходе этой встречи. Гитлер посоветовал англичанам решить свои индийские проблемы расстрелом Ганди. Галифакс и слушавший его отчет Чемберлен были в восторге от юмора Гитлера. Представить себе, что фюрер был серьезен, они попросту не могли.

Чемберлен между тем вырабатывал свою внешнюю политику. Британии, по его мнению, следовало укрепить отношения с фашистской Италией и нацистской Германией, отодвигая на второй план дружбу с Францией. Так Чемберлен надеялся избежать европейского катаклизма. Как найти каналы сближения с Германией? Чемберлен пришел к выводу, что помочь этому может выделение Германии нескольких колоний – наступала эра «колониального примирения». Таким образом, Чемберлен как бы отвечал на громогласные (в 1934–1938 годах) обвинения Гитлера в краже у Германии победителями в Первой мировой войне ее колониальных владений. Британский премьер решил открыто поднять вопрос о возвращении немцам части колоний. В начале 1938 года он предложил кабинету министров начать «совершенно новую главу в истории африканского колониального развития» посредством достижения договоренности с Германией, «превращения ее в одну из африканских колониальных держав, во владение которой будут даны некоторые территории». Политика Чемберлена была одобрена Галифаксом и послом в Берлине Гендерсоном. Министр же иностранных дел Иден не выразил особого энтузиазма. Карьера Идена, блестяще начатая, оказалась под угрозой.

Наибольшее сопротивление этой идее оказали французы. Они указывали, что бывшие немецкие колонии получены англичанами в качестве подмандатных территорий Лиги Наций и они могут быть возвращены Лиге, но не Германии. Да и странно бы выглядела передача немцам колоний, население которых открыто рассматривалось ими как принадлежащее к заведомо низшей расе.

Англичане не вняли этим аргументам. Лорд Галифакс оповестил Риббентропа – немецкого посла в Лондоне, что Англия «готова пойти на уступки в колониальном вопросе». Что же может дать Германия взамен? Речь уже не шла о «равных» уступках, британское правительство просило о жестах «в направлении обеспечения мира в Европе». Чемберлен – это и ныне звучит фантастично – предложил Гитлеру не что иное, как поделить французские колонии: Бельгийское Конго и португальскую Анголу. Заинтригованный Гитлер спросил: а что, если европейские метрополии не согласятся? Чемберлен ответил, что не только Бельгия и Португалия, но и Франция «будут в конечном итоге участвовать в разрешении этого вопроса». (Попутно отметим, что Париж, Брюссель и Лиссабон не были об этом оповещены.) К счастью для Чемберлена, Гитлер опять поступил непредсказуемо – он отверг широкий английский жест. Пораженный Гендерсон 3 марта 1938 года услышал от фюрера, что тот не нуждается в колониях, – «они будут для меня лишь бременем». Этот вопрос может «подождать четыре, шесть, восемь или даже десять лет». Гендерсон, и тот стал понимать (он записал это в дневник), что Гитлера не интересует достижение взаимопонимания с Великобританией, желанным для него было достижение доминирования в Центральной и Восточной Европе.

В стратегии умиротворителей наметился новый поворот. Об этом красноречиво свидетельствует выступление в Оксфорде одного из наиболее популярных английских журналистов – Доусона: «Если немцы так могущественны, не должны ли мы пойти вместе с ними?».