Соотношение рыночной экономики и политической демократии

В этом аспекте вновь и вновь возникает вопрос о совместимости западных и восточных культур и традиций, об их способности идти навстречу друг другу, дополнять друг друга. При любом угле зрения в фокусе внимания оказывается вопрос о совместимости принципов либерализма, демократии и рыночных отношений с основополагающими ценностями, нормами и установками восточных народов и культур. Особую актуальность этой проблеме в наших глазах придает то, что одним из существенных факторов, препятствующих демократическому переустройству политической системы страны, является отсутствие инфраструктуры рыночной экономики.

Поэтому неудивительно, что, рассматривая рыночную экономику как необходимое условие утверждения и институционализации демократии, у нас не без определенных оснований зачастую проводят прямую аналогию между ними. И действительно, демократическое государство является гарантом существования и эффективного функционирования рыночных отношений и свободной конкуренции, самого капитализма как социально-экономической системы. Демократия создает наилучшие условия для реализации экономической свободы индивидуального члена общества. Заключая рынок в рамки закона и порядка, делая его объектом правового регулирования, демократия призвана обеспечить легитимность свободно-рыночных отношений. В этом смысле свобода есть функция нормально работающих институтов собственности и законности.

При всех возможных здесь оговорках очевидно, что эффективно функционирующая демократия так или иначе связана с более или менее высоким уровнем экономического развития. Он определяет такие важные параметры жизненных стандартов, как уровень урбанизации, потребление энергии, процент ВНП, идущий на здравоохранение, образование и науку, отсутствие резких социальных контрастов. Все это, как показывает опыт XX в., зависит от степени развития рыночных отношений.

При этом необходимо учесть, что взятые сами по себе свободные рыночные отношения при определенных условиях могут создать препятствия для эффективной реализации принципов плюралистической демократии, к подрыву или, по крайней мере, ослаблению демократических норм и правил игры. Об этом не следовало бы забывать нашим политикам и представителям гуманитарных и социальных наук, особенно тем, которые полагают, что установление рыночных отношений автоматически приведет к утверждению демократических принципов в политической сфере.

Весь мировой опыт XX столетия убедительно свидетельствует, что нередко капитализм, возможно и деформированный, вполне совмещался с подлинно тираническими формами правления. Не секрет, что при нацистском режиме в Германии, фашистском — в Италии, франкистском — в Испании диктаторские политические машины были созданы на капиталистической в своей основе инфраструктуре, хотя она и была подчинена всемогущему государству.

Наиболее показательный пример такой амальгамы дает пиночетовский режим в Чили. Как известно, в сентябре 1973 г. генерал А. Пиночет пришел к власти на штыках мятежной армии, недовольной социальными преобразованиями социалиста С. Альенде, которые в определенной

степени шли вразрез с интересами деловых кругов страны. Пиночет и возглавляемая им военная хунта в полном объеме (насколько это было возможно в чилийских условиях) восстановили привилегии имущих слоев населения.

Более того, они привлекли в качестве архитектора экономики страны одного из решительных сторонников рыночных отношений и жестких форм монетаризма — М. Фридмана. Пиночетовский режим — наиболее наглядный пример, свидетельствующий о том, что капитализм и рыночные отношения — необходимые, но недостаточные условия для утверждения политической демократии. А мало ли было и сейчас еще существует режимов, в которых авторитаризм в политике органически сочетается с рыночной экономикой?

Признание неудачи плановой экономики и предпочтение рынку и демократии не должны привести к забвению, что значение этих категорий варьируется от страны к стране. Неудача реформ М. С. Горбачева и одновременный успех экономических преобразований в ряде азиатских стран, особенно в Китае, воочию свидетельствуют о необоснованности тезиса, согласно которому утверждение рыночной экономики предполагает в качестве своего предварительного условия утверждение демократии. На первый взгляд парадокс состоит в том, что в последние годы наиболее успешным переход к рыночной экономике был при авторитарных режимах. Можно со всей ответственностью утверждать, что рыночная экономика в принципе совместима со всеми политическими режимами.

Иначе говоря, безоговорочно отождествляя понятия «рынок» и «демократия», забывают о том, что рынок и демократия не всегда и не обязательно идут рука об руку. Либерализм, в том числе и экономический, с его апологией свободной конкуренции, самым тесным образом связан с демократией. Но все же демократия не сводится к либерализму. Если либерализм, взятый сам по себе, базируется на идеях приоритета и самоценности отдельно взятой личности, ее основополагающих правах и свободах, то демократия предполагает суверенитет или верховенство народа, политическое равенство всех граждан, приоритет юли большинства.

С определенной долей упрощения можно сказать, что либерализм отдает предпочтение свободе перед равенством, а демократия — равенству перед свободой. В последние десятилетия XIX-XX вв. произошло органическое слияние этих двух начал: либерализм, равно как и другие течения общественно-политической мысли, интегрировал в себя идеи, принципы и ценности демократии.

Более того, в современных условиях либерализм в значительной мере пронизан социальным началом, и его ни в коем случае нельзя

отождествлять ни с классическим либерализмом, ни с сегодняшним экономическим либерализмом чикагской школы. Тем более нельзя отождествлять с этими последними демократию. Так что же понимается под демократией?