КРИТИЧЕСКИЕ СИТУАЦИИ НА ЛСД СЕАНСАХ.

Если серьезные неблагоприятные последействия контролируемых ЛСД сеансов, как правило, встречаются только у индивидов, имевших до сеанса значительные эмоциональные проблемы, то во время самого высокодозового психоделического сеанса разные экстренные ситуации могут произойти у кого угодно независимо от его или её эмоциональной стабильности. Очень важно в течение подготовительного периода проинформировать клиента, что на сеансах у него или у неё могут быть трудные переживания, и что они являются очень важной и неотъемлемой частью процедуры. Одной из главных проблем бесконтрольного использования психоделиков была ложная идея, что субъект будет испытывать лишь состояния трансцендентального блаженства и чувствовать себя только прекрасно. Из-за этого случаи трудных эмоциональных состояний воспринимались как непредвиденное осложнение и легко вызывали панику у субъекта и его или её друзей.

Наиболее частая проблема на психоделических сеансах это сопротивление проявляющемуся бессознательному материалу и нежелание «следовать за переживанием». Форма, которую принимает это сопротивление, обычно соответствует привычным для субъекта защитным механизмам. Отвлекающие маневры, с которыми приходится бороться ситтерам, покрывают очень широкий спектр. Иногда субъект согласен одеть повязку и наушники, но отказывается от использования побуждающей музыки. Здесь терапевт должен осторожно отличать конструктивные и уместные возражения от беспокойных попыток защититься от проявляющихся эмоций. Другой распространенный способ бегства—непрестанные разговоры и интеллектуализации, не оставляющие места для более глубоких переживаний. Некоторые индивиды пытаются сосредоточить внимание на внешней обстановке и вспомнить окружающую реальность в самых незначительных деталях. Они пытаются припомнить имена со-пациентов, воссоздать план здания, визуализировать форму и цвет мебели в комнате. Внезапное отрезвление посреди высокодозового сеанса—ещё одна частая форма психологического сопротивления психоделическому переживанию.

Другой вариант это нежелание держать сеанс интернализованным. Иногда субъект предъявляет разные причины и просит разрешения: сделать перерыв, покурить сигарету, выпить чашечку кофе, пообщаться или погулять. Частые посещения туалета это особенно распространенная техника; иногда они физиологически оправданны, но часто имеют чисто психологические мотивы. Более серьезная форма сопротивления включает удаление повязки и наушников и простой отказ продолжать без оправданий и объяснений. Когда такое происходит, ситтеры должны использовать все свои психологические навыки, чтобы вернуть клиента в исходное интроспективное состояние. Единственным исключением из этого правила являются ситуации, когда субъект хочет исследовать внешний мир, и нет сомнений в том, что это стремление искреннее и не является попыткой избежать внутренних переживаний. Договариваясь с клиентом в этих ситуациях, ситтеры могут сослаться на договор, сделанный во время подготовительного периода, когда с субъектом подробно обсуждались разные формы сопротивления, и он или она признали, что важно держать сеанс интернализованным.

В крайних случаях отношения между ситтерами и ЛСД субъектом могут искажаться до такой степени, когда последний воспринимает их не сотрудническими, а антагонистичными, и пытается действовать самостоятельно. Это может кульминировать в попытки клиента вообще покинуть лечебную ситуацию. Эти эпизоды не особо часты, но для ЛСД терапевтов это очень критическая ситуация. Базовое правило здесь—удерживать субъектов в здании и следить, чтобы они не навредили себе или другим. Нужно делать разного рода компромиссы между необходимостью удержать субъекта и избежать открытой конфронтации и борьбы, что ухудшит терапевтические отношения. В наиболее драматичных ситуациях такого типа лучшее, что можно сделать, это пытаться выиграть время и обеспечивать безопасность субъекта, пока ослабление фармакологического эффекта не сделает его или её более открытыми для активного сотрудничества. К счастью, такие экстремальные ситуации довольно редки, когда терапевтические ЛСД сеансы проводятся опытными ситтерами.

Перед обсуждением специфических трудностей и осложнений, которые могут произойти во время ЛСД сеансов, мы обозначим несколько общих принципов. Наиболее важный фактор работы с кризисом это эмоциональная реакция терапевта на чрезвычайную ситуацию. Спокойный, сосредоточенный и поддерживающий подход к различным проявлениям на психоделических сеансах гораздо важнее всего, что терапевт говорит и делает. Способность оставаться невозмутимым, встречая мощные инстинктивные взрывы, сексуальное отыгрывание, враждебность и агрессию, саморазрушительные тенденции, параноидные реакции или предельную эмоциональную и физическую боль, возрастает с опытом и числом проведенных сеансов. Участие в ряде критических ситуаций и наблюдение их позитивного разрешения это лучшая подготовка к будущим происшествиям. Проработка собственных эмоциональных трудностей на психоделических сеансах, проводимых для учебных целей, так же важна, если не важнее. Любые серьезные неразрешенные проблемы ситтеров могут легко активироваться участием в сеансах других людей.

Если чрезвычайная ситуация вызывает у терапевтов тревогу, агрессию, вину или другие неуместные реакции «контрпереноса», это может привести к очень опасной форме взаимодействия с пациентом. Так как ситтеры это единственная связь пациента с реальностью, их реакции являются его или её окончательными критериями серьезности ситуации. Так, проявляемая терапевтом тревога является для пациента финальным подтверждением того, что ситуация действительно опасная. Дело не только в том, что ситтеры трезвы и предположительно находятся в состоянии адекватной проверки реальности—в глазах клиента они ещё и являются экспертами в работе с необычными состояниями сознания. Поэтому их оценка ситуации и эмоциональная реакция отражает профессиональное суждение. Когда терапевты демонстрируют сильные негативные реакции на чрезвычайные ситуации ЛСД сеансов, между ними и клиентами обычно возникают деструктивные замкнутые круги. Терапевт может быть расстроен определенным поведением или переживаниями, проявляемыми пациентом, и его или её эмоциональная реакция усиливает состояние пациента. Эта интенсификация трудностей пациента вызывает, в свою очередь, более сильное эмоциональное состояние у терапевта. Из-за этого лавинообразного эффекта подобные ситуации могут достичь критических пропорций в очень короткое время. Похожие сценарии описывались в психодинамической литературе, как «дьявольские круги» (circuli diaboli); хотя этот термин может выглядеть слегка преувеличенным, если применять его к ситуациям повседневной жизни, он является определенно подходящим и оправданным для драматичных ситуаций, которые могут развиться на ЛСД сеансах.

Адекватная работа с критическими ситуациями это одна из ключевых проблем ЛСД психотерапии. Сеанс, на котором процесс выходит из-под контроля, не просто бесплоден, но и вреден; он вызывает фрустрацию и разочарование у терапевта и пациента, подрывает их взаимное доверие и может пошатнуть их чувства личной безопасности. Поэтому огромное значение для терапевта имеет адекватный опыт и обучение, включая собственные ЛСД сеансы. Во время моих исследований в Чехословакии обучение будущих ЛСД терапевтов более-менее следовало психоаналитической модели. Оно требовало минимум пяти личных ЛСД сеансов под руководством опытного терапевта и тридцати терапевтических сеансов с психиатрическими пациентами, проводимых под наблюдением. Обучающие сеансы ЛСД также оказались очень полезными для психиатрических медсестер, которые выполняли роль со-терапевтов женского пола или входили в контакт с пациентами под воздействием ЛСД.

Использование транквилизаторов это вопрос большой практической важности и заслуживает особого упоминания. Вообще, опытная терапевтическая диада может справиться со всеми или почти всеми ситуациями, которые случаются на ЛСД сеансах, одними психологическими способами. Я лично за всё время провел более трех тысяч сеансов, и лишь три пришлось остановить транквилизаторами. Все три случая произошли в ранние годы моих ЛСД исследований, когда мой опыт с препаратами был очень ограниченным. Торазин и другие основные транквилизаторы являются неспецифическими нейтрализаторами действия ЛСД. Детальный ретроспективный анализ этой ситуации обычно показывает, что пациент испытывает действие обоих препаратов одновременно, и этот комбинированный эффект довольно неприятен.

Использование транквилизаторов в ходе психоделического сеанса потенциально очень вредно. Наиболее драматичные негативные ЛСД переживания имеют тенденцию к позитивному разрешению; если они хорошо разрешены, то, в конечном счете, становятся очень полезными для субъекта. Если посреди трудного психоделического состояния вводятся транквилизаторы, то, как правило, они препятствуют естественному разрешению и позитивной интеграции. Они «замораживают» субъекта в негативном психологическом состоянии и, таким образом, способствуют продленному действию, негативным последействиям и «флэшбэкам». Так что традиция введения транквилизаторов в середине негативных переживаний это вредоносная практика, которую нужно остановить. Это даже более верно для их использования в контексте ЛСД психотерапии, которая, в основном, следует стратегии раскрывающей техники. Неприятные переживания вызываются проявлением травматического бессознательного материала с сильным эмоциональным зарядом. Так как именно этот материал является источником повседневных трудностей пациента, негативные эпизоды ЛСД сеансов являются прекрасной возможностью для терапевтических изменений, если их правильно воспринимать и правильно с ними работать. В ЛСД психотерапии существует целостность в содержании разных сеансов. Если мы прервем неприятное переживание введением транквилизаторов, неразрешенный материал будет и дальше проявляться на будущих сеансах до тех пор, пока пациент не достигнет точки, где он будет в состоянии встретиться с ним и разрешить его. Поэтому терапевт должен испробовать все возможные способы психологического вмешательства перед тем, как прибегнуть к транквилизаторам. Если между ситтером и клиентом развились специфически неблагоприятные отношения, и ситуация кажется тупиковой, нужно позвать другого терапевта, чтобы он завершил сеанс; к таким ситуациям всегда нужно быть заранее готовым.

Если все психологические подходы оказались безуспешными, и нужно использовать транквилизаторы, гораздо лучше начать с Либриума (30-60 миллиграмм) или Валлиума (10-30 миллиграмм), которые, похоже, смягчают негативные эмоции, не препятствуя течению сеанса. Пациент должен как можно скорее занять лежачее положение с повязкой на глазах и наушниками, чтобы возобновить интроспективный ход опыта.

Ситуация, создающая наибольшие проблемы на психоделических сеансах это переживание смерти, которое происходит в контексте процесса смерти-возрождения. Эта встреча со смертью настолько реалистична и убедительна, что её легко спутать с настоящей угрозой жизни не только клиенту, но также и внешним наблюдателям и опытным ситтерам, находящимся в нормальном состоянии сознания. Из-за того, что символическое умирание принимается за биологическое, сопротивление психоделическому процессу может быть очень сильным. Глубокая тревога и активация программ выживания может заставить субъекта бороться с эффектом препарата с интенсивностью и характерными чертами настоящей борьбы за жизнь.

www.e-puzzle.ru

С технической точки зрения, это наиболее критическая и важная ситуация. Для мягкого течения сеанса и положительного результата совершенно необходимо, чтобы в этот момент субъекты оставались в повязке и наушниках, и чтобы процесс оставался интернализованным. Если психологические аспекты этого переживания проецируются на терапевтическую ситуацию, это может привести к опасному отыгрывающему поведению. Субъектов может тянуть к окнам и дверям, они будут видеть в них их способы выбраться из непреодолимой психологической ситуации; они могут драться с ситтерами, воспринимая их как опасность; или они могут прибегать к жестоким саморазрушительным действиям, путая их с освободительным процессом смерти эго. Опасности экстернализации этого процесса выходят далеко за пределы собственно лекарственного сеанса. Неразрешенные психоделические переживания такого рода могут результировать в очень трудные эмоциональные состояния после сеанса, которые могут длиться днями и месяцами, если с ними не работать надлежащим образом.

Если клиент пытается сорвать с глаз повязку и создает проективную нереальную ситуацию описанного рода, то настало время активного вмешательства. Так как этот вопрос обсуждался во время подготовительного периода, ситтеры могут сослаться на тот разговор, чтобы соединить интеллектуальные познания клиента о процессе с фактическими переживаниями. Это само по себе может быть полезно, хотя обычно есть огромная пропасть между переживанием смерти и его вербальным описанием. Этот процесс может быть настолько неудержимым и обладать такими невообразимыми эмпирическими измерениями, что это невозможно передать никакими существующими словами. В любом случае, критическими факторами работы с этой ситуацией являются невербальные аспекты подхода ситтеров; в этих обстоятельствах метакоммуникация эффективнее всего, что говорится или делается.

Ситтеры должны подчеркнуть, при необходимости несколько раз, что клиент не испытывает реальное биологическое умирание, каким бы убедительным оно ни казалось. Они должны заверить, что ощущение недостатка кислорода только субъективно, и что на самом деле дыхание в норме. Также важно значительно воодушевить субъекта к тому, чтобы сдаться процессу и принять психологическую смерть. Настойчивые убеждения, что самый быстрый выход из переживания это пройти самые трудные его области, а также ссылки на позитивную «другую сторону» могут быть очень полезными. Однако уравновешенность ситтеров, их знание процесса и доверие к его естественному течению, в конечном счете, являются самыми ключевыми факторами, которые сделают все утверждения эмпирически реальными и убедительными.

В течение повторяющихся ЛСД сеансов, разворачивающихся на перинатальном уровне, ощущения умирания обычно становятся более глубокими и полными. Когда процесс достигает стадии финальной смерти эго, могут возникнуть особые технические проблемы. Смерть эго включает переживание разрушения всего, чем является субъект, чем обладает и к чему привязан. Её ключевые характеристики это чувство полной аннигиляции на всех возможных уровнях, потеря всех систем отношений и разрушение объективного мира. Так как приближение к этому процессу происходит в различных направлениях и на разных уровнях, он требует всё больше психологических потерь. На финальных стадиях субъектам приходится столкнуться с такими переживаниями и обстоятельствами, которые для них неприемлемы или даже невообразимы.

Природа переживаний, являющихся финальным препятствием для завершения процесса смерти-возрождения, меняется от субъекта к субъекту. Для некоторых это могут быть определенных критические физические условия вроде сильного удушья, агонической физической боли, затемнения сознания или мощной припадочной активности. Другим приходится сталкиваться с ситуацией, которая для них психологически абсолютно неприемлема, и сдаваться ей. Наиболее распространенные из таких ситуаций это рвота, потеря контроля над мочевым пузырем или кишечником; сексуально неприемлемое поведение; смятение и дезориентация; различные нечеловеческие звуки и унижение или потеря престижа. Очень трудное и важное переживание, происходящее в контексте смерти эго, это ожидание катастрофы огромных размеров. Субъекты встречают агоническое напряжение, вырастающее до фантастических пропорций, и развивают убежденность, что взорвутся, и весь мир будет уничтожен. Этот страх дезинтеграции является сложным эмпирическим барьером; в своем необычном состоянии субъекты могут выработать сильную убежденность, что не только их собственное будущее, но и судьба всего мира зависит от их способности бороться. В этой ситуации предельно важно, чтобы ситтеры постоянно напоминали о безопасности этого переживания. Независимо от того, насколько катастрофическим он может казаться с субъективной точки зрения, этот взрыв имеет качество крайнего эмоционального и духовного освобождения. Разрушается в этом процессе лишь старое, ограниченное понимания себя и соответствующий ему ограниченный взгляд на существование и Вселенную. Когда процесс достигает этой точки, абсолютно необходимо завершить эмпирический гештальт. Незавершенные и плохо интегрированные сеансы этой области могут привести к серьезному разрушительному поведению и суицидальной идеации.

Другая ситуация, которая может стать источником значительных проблем на ЛСД сеансах, это переживание «нет выхода». Хотя наиболее часто оно происходит в контексте БПМ II, существуют сложные параллели, которые могут наблюдаться на продвинутых сеансах на трансперсональном уровне. У трансперсональных версий отсутствует конкретный элемент механического заточения и явно биологическое измерение, их качество чисто метафизическое. Человек в состоянии «нет выхода» испытывает предельные страдания различного рода и не способен увидеть какой-то конец этой ситуации или какой-то выход из неё. Мышление, похоже, принимает циклическое качество, и субъекты часто сравнивают свой мыслительный процесс с заевшей пластинкой. Более точно и достоверно описывает это состояние сравнение своеобразной зацикленности идей и эмоций с движущейся лентой Мебиуса, которая замыкается на себе, при этом включая парадокс в отношении обычных пространственных и временных конфигураций.

Базовая стратегия работы с ситуацией «нет выхода» должна состоять в том, чтобы подчеркивать и прояснять разницу между психологическим и часовым временем. Чувство вечного приговора без надежды на выход это ключевая эмпирическая характеристика ситуации «нет выхода». Чтобы проработать и интегрировать это переживание, нужно принять всё его содержание, включая чувство, что оно будет продолжаться вечно, и нет никакого выхода. [1] Парадоксально, но человек, отчаянно сопротивляющийся и борющийся с тем, что, как ему или ей кажется, будет переживанием бесконечного страдания, продлевает свои мучения; и наоборот, если он или она сдается и принимает вечное пребывание в аду, всю глубину переживаемой адской матрицы, то этот особый гештальт завершается, и процесс идет дальше.

Трудная ситуация, которая кажется тесно связанной с матрицей безвыходности, включает повторяющееся вербальное или моторное поведение; в классической психиатрической терминологии это называется вербигерацией и персеверацией. В течение периода времени, который может длиться от минут до часов, индивид ведет себя, как сломанный робот. Субъекты в этом состоянии продолжают повторять одни и те же движения, предложения или слова. С ними обычно нет значительного контакта, и это автоматическое поведение не получается прервать никаким внешним вмешательством. В большинстве случаев единственное решение это ждать, пока реакция не завершится спонтанно, и контакт с клиентом не восстановится. Эта проблема, похоже, возникает, когда препарат активирует бессознательный материал с крайним эмоциональным зарядом. Менее драматичные формы этого паттерна могут сопровождать проявление особо сильной СКО; крайние случаи почти всегда связаны с перинатальным процессом. Относительно этих эпизодов у субъектов часто есть полная амнезия или очень неполная память.

Одна из частых проблем на психоделических сеансах это страх безумия, обычно связанный с чувством потери контроля. Она наиболее часто происходит у индивидов, которые даже в обстоятельствах повседневной жизни испытывают потребность поддерживать контроль и боятся его потерять. Общая стратегия, оговоренная во время подготовительного периода и подкрепляемая вербально во время сеанса, когда потеря контроля становится проблемой, это подталкивать к отказу от контроля. Обычно в основе этой проблемы лежит ошибочное представление и страх, что на миг отказаться от контроля значит потерять его навсегда, и за этим последует какой-то вид безумия. Новая идея, предлагаемая пациенту, состоит в том, что отказ от контроля создает ситуацию, в которой подавлявшийся материал сможет проявиться и быть проработан. После эпизода драматичного и часто хаотического высвобождения сдерживаемых энергий через разные доступные каналы, проблема теряет свой заряд, и индивид достигает контроля без усилий. Этот новый тип управления не содержит мощного самоконтроля, но и не нуждается в нем, так как уже нечего контролировать. Частая связь проблем потери контроля с сомнениями насчет функции сфинктера, будет описана дальше в этой главе.

Художница Харриетт Фрэнсис документировала ЛСД переживания во время психоделической программы в Менло-Парке в Калифорнии. Большая их часть имела перинатальные черты, и она изобразила многие символические последовательности процесса смерти-возрождения. После начальных видений геометрических орнаментов (1) процесс значительно углубляется (2, 3), и художница предстает перед засасывающим водоворотом, несущим её в мир смерти (4). В преисподней она подвергается пронзительным болям (5) и сокрушающим давлениям (6,7), переживает странную комбинацию рождения и смерти (8), медитирует на таинственные символы на крестообразном алтаре (9), а затем ей предлагают помощь (10). В последовательности, сильно похожей на шаманское посвящение, она испытывает превращение в скелет и уничтожение (11), за которым последовало обновление, вознесение и возвращение к жизни (12). После того, что выглядит символическим распятием и воспоминанием о каком-то хирургическом вмешательстве (14), она испытывает возрождение, связанное с видением павлина. Следующий рисунок, океаническая матка, указывает на то, что переживание рождения открыло доступ к состоянию единства пренатального существования (16). Она возвращается из своего путешествия с чувством омоложения и оживления (17)

Вообще, любой тип «психотического» опыта должен поощряться во время сеансов, а также в специально простроенных ситуациях в свободных интервалах между сеансами, если только они не несут опасности для клиента или кого-то другого. Мы здесь имеем дело не с переживаниями, вызываемыми препаратом, а с областями потенциальной психотической активности клиента, которые были химически экстериоризированы. Лучше видеть в таких эпизодах уникальные терапевтические возможности, а не клинические проблемы. Психотические реакции, заслуживающие особого внимания, это связанные с параноидным восприятием. Они представляют особые технические трудности, так как затрагивают самое ядро терапевтического сотрудничества— отношения с ситтерами. Проблемы этой области покрывают очень широкий спектр, от легкого недоверия до полноценных параноидных иллюзий. Они также возникают в разных формах и могут корениться на разных уровнях бессознательного. Во время работы на психодинамическом уровне их обычно можно проследить до ситуаций в детства, в которых субъекта активно ругали и плохо с ним обращались, либо до эпизодов раннего младенчества, включающих эмоциональную депривацию и заброшенность. Важными источниками параноидных чувств являются БПМ II и БПМ III, особенно начало ситуации «нет выхода». Биологически, это соответствует началу рождения, когда во внутриутробный мир плода проникают коварные и непостижимые химические силы и начинают его разрушать. Некоторые параноидные чувства можно проследить до ранних эмбриональных кризисов, травматического опыта прошлых воплощений, негативных архетипических структур и других типов трансперсональных феноменов.

С менее серьезными формами недоверия можно справляться, напоминая клиентам прошлые обсуждения, касавшиеся базового доверия, и побуждая их погрузиться в себя и поискать источники этого недоверия в проявляющемся бессознательном материале. Это обычно возможно только в том случае, когда у субъекта остается достаточно доверия, чтобы быть в состоянии сообщить о потере доверия. В более серьезных случаях клиент будет испытывать параноидные мысли и чувства в себе, и ситтеры могут об этом не узнать до завершения переживания, когда доверительные отношения восстановятся. Крайние степени паранойи могут включать отыгрывающее поведение; ситуации, в которых остро параноидный ЛСД субъект пытается покинуть комнату или атаковать ситтеров, это одни из самых трудных проблем психоделической терапии. Здесь единственное решение это защищать людей и объекты от необратимого вреда и пытаться выиграть время. Когда реакция спадает, ситтеры должны вернуть пациента в лежачее положение, вернуть повязку и наушники и попытаться вызвать полное разрешение и интеграцию проблемы описанными выше методами.

Иногда сексуальное отыгрывание может представлять технические проблемы. Когда оно не затрагивает ситтеров напрямую, как в случае генитальной или анальной мастурбации, ситтеры должны быть достаточно непредубежденными и позволить это. Иногда один эпизод такого рода может стать мощным корректирующим опытом, который исцелит давнюю психологическую травму, сделанную бесчувственными родителями, которые решительно наказывали инфантильные инстинктивные действия. Если у ситтеров есть трудности с принятием такого поведения, это может быть стимулом и уникальной возможностью исследовать корни их собственного отношения и реакций.

Ситуация гораздо более сложна, если отыгрывающее поведение включает сексуальные действия, направленные на ситтеров. Главное правило здесь—исключить любое явное половое взаимодействие с участием гениталий, грудей или рта. Причины его серьезны и идут дальше убеждений моралистической природы. Сексуальная активность такого рода со стороны пациента часто является проявлением сопротивления более глубоким вопросам. Типичным примером будет пациент-мужчина, чувствующий необходимость в успокаивающем контакте на младенческом уровне и, боясь связанных с ним зависимости и беспомощности, пытается приблизиться к терапевту-женщине взрослым сексуальным способом. В ситуациях наподобие этой ситтеры всегда должны направлять клиента на более глубокие уровни переживаний и пресекать отыгрывание. Это можно сделать в конструктивной форме, которая не должна включать отказ. Ссылка на четкие оговоренные до сеанса правила может облегчить ситуацию для ситтеров.

Взрослая сексуальная активность на ЛСД сеансах может быть довольно каверзной; поскольку способность к четкой и точной проверке реальности ослаблена препаратом, независимо от внешних обстоятельств сексуальная активность переживается клиентом на многих разных уровнях. Частое вовлечение детских уровней может привести к особой уязвимости, особенно к страху, связанному с табу на инцест. Есть опасность, что такие переживания будут травматическими и будут иметь длительные негативные последствия для клиента и отношений с ситтером. Я встречал несколько пугающих примеров такого рода за пределами медицинского контекста, особенно в коммунах, где молодые люди рассказывали о психоделических переживаниях, включавших свободное сексуальное взаимодействие. Результатом, в нескольких случаях, было искажение повседневного межличностного взаимодействия глубокими неразрешенными проблемами переноса и сексуального смущения. Вообще, не должно быть никаких ограничений насчет того, что клиенту можно испытывать на уровне фантазии. Однако ситтеры должны очень четко осознавать собственные отношения и мотивы и подходить к субъекту с честностью и чувствительностью. Мой опыт говорит о том, что в психоделической терапии нет никакой необходимости или оправданности во взрослой сексуальной активности, и если ситтер всерьез рассматривает такую возможность, ему или ей следует изучить собственные мотивы. Взрослая сексуальная активность во время психоделического переживания допустима только между партнерами, имеющими эмоциональную и сексуальную связь в повседневной жизни. Такой опыт может открыть интересные измерения сексуального взаимодействия, но не лишен опасностей и подводных камней даже в этих обстоятельствах; он должен происходить только между взрослыми партнерами, глубоко понимающими природу психоделического процесса.

Ясно, что вопрос сексуальных границ гораздо более проблематичен в тех сеансах, где допускается физическая близость, чем в случаях, когда ситтеры сохраняют отстраненное положение. Так как использование тесного физического контакта чрезвычайно полезно на психоделической терапии, я кратко обсужу здесь этот вопрос. Глубокая возрастная регрессия на ЛСД сеансах часто сопровождается сильными анаклитическими чувствами и тенденциями, особенно у пациентов, переживавших в раннем детстве серьезную эмоциональную депривацию. Они могут хотеть держать, ласкать или сосать руку ситтера, положить голову кому-то на колени, прижаться к кому-то, хотеть, чтобы их гладили и баюкали. Иногда регрессивное качество таких явлений несомненно, и пациенты подают убедительные признаки глубокой регрессии. В других случаях эти действия могут представлять технические проблемы, потому что может быть нелегко отличить, является ли определенное поведение аутентичным феноменом регрессии, ненамеренным происшествием или сексуальными проявлениями на более-менее взрослом уровне. Это особенно верно на поздних стадиях сеансов, когда действие вещества ослабилось. Похоже, иногда оба уровня подключаются одновременно, и клиент может колебаться от одного к другому.

В ранние годы моей терапевтической работы с ЛСД я обычно пресекал или игнорировал такие проявления, в соответствии с моим строго фрейдистским образованием. Позже мне стало ясно, что периоды глубокой регрессии с сильными анаклитическими потребностями чрезвычайно важны с терапевтической точки зрения. Я понял, что подход терапевта к таким ситуациям может либо создать глубокий корректирующий эмоциональный опыт, либо наоборот, подтвердить и усилить старые, патологические паттерны депривации и отверженности. Даже тогда, когда я уже почти всегда использовал физический контакт, я был склонен исключать его, когда клиент переходил сексуальные границы. На данный момент мне не кажется, что это ситуация типа «или-или». Границы могут определяться и согласовываться очень тонкими вербальными и невербальными путями. Если ситуация входит в проблематичные области, можно восстановить приемлемые ограничения, не убирая полностью близкий контакт. Решение здесь, видимо, кроется в ясности самого терапевта о своих мотивах и способностью ясно вербально и невербально общаться с клиентом. Позволяет и порождает проблемы именно двусмысленность и противоречивые посылы со стороны терапевта. Это сложная и тонкая область, в которой трудно установить четкие правила. Терапевт в каждом отдельном случае должен полагаться на интуицию и клинический опыт. Природа и специфические характеристики терапевтических отношений и уровень доверия в них остаются самыми важными факторами, определяющими течение сеанса.

Одна из наиболее трудных для психоделических терапевтов областей это различные формы враждебности и агрессии. Если сеансы проводятся в рамках хороших рабочих отношений, реальные технические проблемы с агрессивными проявлениями чрезвычайно редки, даже если в сеансе доминируют деструктивные тенденции. В большинстве случаев можно сохранять сотруднические отношения даже при сильной психодраматической борьбе. Большинство технических проблем возникает, когда ситтеры физически участвуют в игровой борьбе, включающей сдавливание, нажатие, обездвиживание и иногда причинение боли. В этих обстоятельствах абсолютно необходимо поддерживать «как бы» атмосферу и не допускать, чтобы ситуация стала абсолютно реальной и серьезной для субъекта. Умелое совмещение вербальной коммуникации с метакоммуникацией может помочь удерживать игру в точке эмпирической двусмысленности, которая кажется оптимальной для терапевтической работы. С одной стороны, ситуация должна быть довольно реальной для субъекта, чтобы обеспечить его полное участие и высвобождение эмоций; с другой стороны, она не должна быть настолько реальной, чтобы можно было принять её за опасную или травмирующую ситуацию. Первоочередной задачей должно быть сохранение доверительных отношений.

Символический автопортрет с сеанса, характеризовавшегося сильной агрессией, направленной как вовне, так и вовнутрь. Стилизованная хищная птица правой лапой убивает беспомощную мышь; левая лапа трансформирована в пушку, направленную на собственную голову. Антикварная машина наверху представляет игру слов (портрет себя-- авто-портрет), но также намекает на связь между смесью часто встречающихся на перинатальных сеансах агрессивных и саморазрушительных импульсов и опасной ездой.

По контрасту с частотой, силой и диапазоном переживаний, включающих агрессию, стихийные и неконтролируемые тенденции к отыгрыванию чрезвычайно редки в контролируемых ЛСД сеансах. Когда похоже, что предстоит ситуация такого рода, лучший подход это поощрять внешнее выражение в рамках сотрудничества, как описывалось выше. Другая эффективная техника это направить внимание на более глубокий уровень тревоги, боли и беспомощности, обычно лежащий в основе агрессивных явлений. Так, комфорт и поддержка порой может оказать почти магическое действие на агрессивного пациента, который пытается угрожать ситтерам, хвастливо демонстрируя силу. Наиболее действенные подходы к агрессии состоят в обнаружении конкретной проблемы данного случая и поиске подходящего решения. Как и в других видах осложнений, фактором критической важности является реакция самого ситтера и его отношение к ситуации. Если поведение пациента вызывает у ситтера тревогу или агрессию, они могут попасть в замкнутый круг, который, похоже, усиливает патологические реакции. В качестве иллюстрации некоторых вышеприведенных моментов можно привести следующий случай из моей ранней работы в Праге.

Однажды, когда я проводил ЛСД сеанс с невротическим пациентом, меня отвлек громкий стук в дверь. Удивленный этим вмешательством, которое нарушало правила, я открыл дверь. Встревоженная медсестра сказала, что срочно необходимо мое присутствие в другой лечебной комнате, где Генри, другой ЛСД пациент, вошел в «состояние берсерка». Я оставил медсестру следить за моим пациентом и поспешил к месту происшествия. Лечебная комната оказалась в катастрофическом состоянии; пациент разбил зеркало перед умывальником, перевернул всю мебель и разорвал в клочья несколько книг и журналов. Стоя посреди комнаты, он кричал и рычал; его вид напоминал бешеную обезьяну. В углу стояла Джулия, молодая коллега, недавно присоединившаяся к нашей команде. Она участвовала в ЛСД сеансах раньше, но этот был первым, который она вела независимо. Она была бледной, очевидно напуганной, и её руки дрожали.

Я подошел к Генри и взял его за руку; это восстанавливало контакт и также оставляло ему меньше шансов меня атаковать. «Всё хорошо, не бойся, никто не собирается тебе навредить»,— сказал я поддерживающим тоном и указал на диван. «Мы можем присесть? Я бы хотел выяснить, что ты испытывал». Мы сели, и я стал расспрашивать его в попытках выяснить, что вызвало его агрессию. Скоро стало ясно, что ранее в сеансе он регрессировал в раннее детство и испытал необходимость близости и заботы. Он искал физического контакта с Джулией и положил голову ей на колени. Она запаниковала, оттолкнула его и предостерегла от внесения сексуальных элементов в терапию. Это запустило очень болезненное воспоминание детской ситуации, в которой мать обнаружила его мастурбирующим. Она устроила большую сцену и сказала отцу, который очень жестоко наказал его. Эта последовательность событий эффективно заблокировала доступ Генри и к каналу детской зависимости и к сексуальным чувствам. Вдобавок, комбинация сексуальности с наказанием и тревогой сделала эмпирически доступным перинатальный уровень его бессознательного. На этой точке Генри «выбрал» путь агрессивного поведения.

Во время беседы Джулия отошла от шока своего психоделического баптизма. При моей психологической поддержке она позволила Генри положить голову ей на колени и взяла его за руку. Однако приближалось ещё одно трудное испытание. Примерно через полчаса Генри, к тому времени вернувшийся в переживания с закрытыми глазами, начал играть со своим пенисом. Делая это, он периодически открывал глаза, очевидно оценивая нашу реакцию. Когда ожидаемая реакция не последовала, он расстегнул свои брюки и начал мастурбировать, перемещая крайнюю плоть. Его эякуляция принесла драматичное облегчение физического и эмоционального напряжения Генри; её психологическое действие значительно превзошло физиологическую разрядку. Генри ощутил, что можно мастурбировать в присутствии искусственных родительских фигур, не будучи отвергнутым, и это помогло ему преодолеть сексуальную травму из его детства и привнесло много свободы в его сексуальную жизнь.

Этот сеанс был также очень важен для развития Джулии. Ретроспективно она признала этот трудный опыт прекрасной учебной возможностью. Это помогло повысить её терпимость к различным неконвенциальным проявлениям на ЛСД сеансах, и в результате она стала более хорошим и эффективным терапевтом.

Для завершения списка трудных ситуаций, которые могут произойти на ЛСД сеансах, мы должны обсудить различные физические проявления, которые часто сопровождают психоделические переживания. В мягкой форме они обычно не создают особо серьезных технических затруднений, но их крайние формы могут быть довольно проблематичными. Как я упомянул ранее, ни одно из них не является простым фармакологическим эффектом ЛСД; они представляют собой сложные психосоматические проявления. Общая стратегия насчет соматических аспектов ЛСД сеансов должна быть в том, чтобы испытывать их как можно полнее; клинические опыты постоянно подтверждали терапевтическую пользу этого подхода.

Возможно, наиболее частым физическим проявлением на ЛСД сеансах являются различные моторные феномены, такие, как общее мышечное напряжение, сложные позы и скручивающие движения и широкий спектр треморов, толчков, рывков и эпизодов, напоминающих припадок. Субъекта нужно побуждать к тому, чтобы позволять им происходить; они являются очень ценными каналами эффективной разрядки глубоких подавлявшихся энергий. Важно, чтобы ситтеры отслеживали любые попытки со стороны субъекта контролировать подобные феномены по эстетическим или другим соображениям. Нужно значительно поощрять несдерживаемую разрядку энергии, даже если полное выражение принимает форму мощного истерического или эпилептического припадка. Если эффект препарата недостаточно силен, чтобы вызвать спонтанное облегчение напряжения, этому может способствовать субъект, усиленно напрягая проблемные участки или надолго принимая скульптурные позы. В этом плане также очень полезны сильные внешние давления и глубокий массаж.

На психоделических сеансах также довольно часты трудности с дыханием. Иногда они могут принимать форму настоящих приступов астмы; это обычно происходит у субъектов, имевших подобные проблемы в прошлом. В контексте ЛСД сеансов важно поощрять полное переживание неприятных симптомов удушья, при этом заверяя субъекта, что реальной опасности нет, потому что трудности с дыханием только субъективны, а респирация в норме. Важно, чтобы ситтеры давали клиенту честную и объективную обратную связь на этот счет. Часто драматичное облегчение может принести хрип, кашель или крик, если это настоящая часть переживания. Его нужно поощрять, если процесс движется в этом направлении, но не предлагать механически в качестве своеобразного лекарства.

Физическая боль это важная и неотъемлемая часть психоделического процесса и тоже должна полностью переживаться, если начинает проявляться на сеансе. Она обычно происходит в контексте повторного переживания реальных физических травм вроде болезней, несчастных случаев и операций или травмы рождения, хотя может иметь и различные символические значения. Сильная физическая боль иногда может быть связана с трансперсональными феноменами наподобие воспоминаний прошлого воплощения или родовых или филогенетических переживаний. На поздних стадиях сеансов, когда фармакологический эффект препарата недостаточно силен, полезно усилить эти ощущения надавливанием или глубоким массажем мест, на которые указывает пациент. В работе с болью ситтеры должны всегда побуждать к полному проживанию этой боли и физическому и эмоциональному выражению эмоции, которая неизбежно стоит за ней. Очень часто пациенты сами просят о более сильном давлении, иногда значительно выходящем за грань, которую терапевт считает приемлемой. В бесконтрольных условиях индивиды могут попытаться навредить себе, чтобы экстериоризировать боль. Похоже, что тот же механизм стоит за некоторыми случаями членовредительства и нанесения себе травм на ЛСД сеансах, которые получили такую широкую огласку в средствах массовой информации.

Тошнота и рвота обычно происходят у индивидов, страдавших от этой проблемы в детстве или у которых это привычная реакция на стресс в повседневной жизни. Тошноту не следует устранять никакими способами, и ситтеры должны поощрять рвоту, если кажется, что пациент сопротивляется этому. Рвота имеет мощный очистительный эффект, и во многих случаях означает позитивный перелом в трудном ЛСД сеансе. Она может иметь особое значение в случае людей, в повседневной жизни имеющих в связи с ней мощный негативный заряд. Нежелание рвать может означать очень важный блок и быть связано с мощным эмоциональным материалом различных уровней. Вырвав в середине ЛСД сеанса, некоторые пациенты говорят о том, что освободились от огромных объемов мусора. Другие ощущают, что избавились от интроецированного образа плохого или приемного родителя. В некоторых случаях фонтанная рвота может быть связана с изгнанием чужеродных трансперсональных энергий, особенно в случае экзорцизма.

На психоделических сеансах необычайно часты проблемы, связанные с мочеиспусканием и дефекацией. Они либо принимают форму уретральных и анальных спазмов и невозможности испражниться, либо наоборот, мощные физиологические позывы в этих зонах и страх потерять контроль над мочевым пузырем и кишечником. Трудности с мочеиспусканием обычно происходят у людей, которые и в обычной жизни на всякие стрессы отвечают частым мочеиспусканием (поллакиурия) или проявляют классические фрейдовские характеристики уретральной личности, куда входят сильные амбиции, забота о престиже, предрасположенность к стыду или страх ошибки. Если у ЛСД субъекта были проблемы с энурезом (мочеиспускание в штаны или постель) в какие-то моменты прошлого, следует ожидать, что проблемы этой области рано или поздно будут воспроизводиться на сеансах. Это также верно для женщин, страдающих от оргазмической недостаточности или фригидности, которые связаны со страхом потерять контроль над мочевым пузырем в момент приближения сексуального оргазма. На психодинамическом уровне уретральные проблемы связаны с особым биографическим материалом в соответствии с психоаналитическими описаниями. Однако всегда есть более глубокие корни на уровне процесса рождения; есть очень четкие связи между уретральной дисфункцией и определенными аспектами перинатальных матриц. Так, блокирование мочеиспускания происходит в контексте БПМ II, болезненная потребность опорожниться это почти стандартное содержание БПМIII, а потеря контроля над мочевым пузырем характерна для перехода от БПМ III к БПМIV.

В ранние годы моей работы с ЛСД пациенты с данными проблемами часто оттягивали встречу с уретральным материалом на недели или месяцы, прерывая переживание уходом в туалет. Некоторые из них посещали уборную 15-20 раз за один сеанс, по большей части, без необходимости. Когда я заметил, что это было очень мощной формой сопротивления, я сделал необходимые припасы для невольного мочеиспускания в форме резиновой подстилки и запретил взрослый подход к уретральным позывам. Субъекты, имевшие сильные возражения против этой меры и непреодолимое сопротивление, получили совет использовать хирургические резиновые штаны. С таким подходом серьезные уретральные конфликты и блоки могли быть решены за несколько сеансов независимо от того, происходило ли на самом деле невольное мочеиспускание. Когда пациент теряет контроль над мочевым пузырем во время ЛСД переживания, это обычно сопровождается повторным проживанием травматических инцидентов из детства, включавших высмеивание уретральных происшествий сверстниками или родителями. Это освобождение открывает доступ к либидинальному удовольствию, естественно связанному со свободным мочеиспусканием, снимает психологический блок и способствует отпусканию ситуации. На более глубоком уровне это часто соединяет пациента с моментом рождения, где фундаментальное облегченье после часов агонии часто может ассоциироваться с рефлексом мочеиспускания.

Проблемы, связанные с дефекацией, имеют похожую схему. Они обычно происходят у обсессивно-компульсивных пациентов обоих полов, у мужчин с латентными или явными гомосексуальными тенденциями и у анальных личностей. На психодинамическом уровне они обычно связаны с конфликтами вокруг приучения к туалету, желудочно-кишечными расстройствами в детстве и с историей клизм. Более глубокие перинатальные корни анального удерживания лежат в БПМ II; необходимость дефекации и связанные с ней конфликты характеризуют БПМ III, а резкое опорожнение кишечника или потеря анального контроля психологически связано со смертью эго и моментом рождения. Хотя на ЛСД сеансах анальные проблемы разного рода довольно часты, фактическая бесконтрольная дефекация и манипуляция фекалиями происходили чрезвычайно редко; я встретил такие случаи лишь десять раз из более 5000 рассмотренных мной ЛСД сеансов. Это скорее является результатом культурного программирования и терапевтической техники, чем клинической реальностью. Наше табу на фекалии значительно сильнее, чем на мочу, и частое нежелание клиента и ситтеров сталкиваться с последствиями потери анального контроля—это фактор, который тоже не следует недооценивать. Я ретроспективно понял, что многие годы мы обсуждали с ЛСД кандидатами вероятность потери контроля над мочевым пузырем и пытались развеять их сомнения на этот счет; но при этом никогда не давалось похожее уверение насчет дефекации. В 1972 я наблюдал драматичное улучшение у пациента с мощным обсессивно-компульсивным неврозом, который не поддавался классическому психоанализу восемнадцать лет; оно произошло на ЛСД сеансе, где он потерял контроль над кишечником, и в состоянии глубокой регрессии несколько часов играл со своими фекалиями. Это прояснило для меня некоторые факторы, которые могут быть ответственными за наши хронические терапевтические неудачи с пациентами с сильными обсессивно-компульсивными неврозами. Если проблемы анальной природы продолжают происходить в ходе ЛСД терапии, пациента нужно побудить оставить взрослые предрассудки и позволить себе отключить контроль, если это потребуется во время переживания. Как и в случае мочеиспускания, резиновые штаны могут значительно помочь психологически, как пациенту, так и ситтерам.