Сексуальные отношения

Элиас описывает ту же самую общую тенденцию применительно и к сексуальным отношениям. В Средние века для многих людей, как мужчин, так и женщин, было обычным проводить ночь вместе в одной комнате. И для них не было редкостью спать обнаженными. Однако со временем стало считаться все более постыдным находиться без одежды в присутствии лиц противоположного пола. В качестве примера «нецивилизованного» сексуального поведения Элиас описывает следу­ющие свадебные обычаи, возникшие в средние века:

Процессию в комнату новобрачных возглавлял шафер. Новобрачную раздевали подруж­ки невесты; она должна была снять все украшения. Постель новобрачных должна была застилаться в присутствии свидетелей, чтобы брак имел законную силу. Их «укладыва­ли рядом». «Постель одна, значит, муж и жена», — гласила поговорка. В позднее Средне­вековье эта традиция постепенно изменилась вплоть до того, что паре позволялось ле-

[440]

жать на кровати в одежде... Даже в абсолютистской Франции жениха и невесту провожа­ли в кровать гости, их раздевали и давали ночные рубашки (Elias, 1939/1994, р. 145-146)

Ясно, что это претерпело изменения с развитием цивилизации. Сегодня все, что происходит в постели новобрачных, скрыто и недоступно взору наблюдателей. Сексуальная жизнь выведена за пределы общественной и происходит в рамках отдельной семьи.

Один из важнейших аспектов, который связан и с более общими проблемами, заключается в том, что цивилизация предполагает изменение в способе контроля над побуждениями человека. Это означает, что происходит движение от относи­тельного отсутствия контроля или контроля главным образом внешнего к совре­менной ситуации, где акцент сделан на самоконтроль.

В сексуальной сфере, как и во всех прочих, процесс цивилизации не развива­ется прямолинейно. Периодически происходит множество прогрессивных, регрес­сивных и побочных перемен. Но все же заметна общая тенденция, которую мож­но назвать цивилизационным процессом:

Процесс цивилизации в области сексуальных побуждений, по большому счету, парал­лелен аналогичному, затрагивающему другие импульсы, независимо от конкретных социогенетических различий, которые, судя по всему, постоянны... контроль становит­ся все жестче. Инстинкт медленно, но верно вытесняется из публичной жизни обще­ства... И это ограничение, как и прочие, все менее подкрепляется непосредственным применением физической силы. Оно культивируются в человеке с раннего возраста в виде привычного самоограничения структурой социальной жизни, давлением соци­альных институтов в целом и, в частности, определенными исполнительными органа­ми общества (прежде всего — семьей). Таким образом, социальные требования и за­преты все более становятся частью человеческой личности (Elias, 1939/1994, р. 154).

В «Истории манер» Элиас рассматривает изменения в способах человеческого мышления, действия и взаимодействия. Иногда он говорит об этом в общем — как об изменении в «структуре личности», однако представляется, что Элиас описывает не только изменения личностного плана: он показывает перемены в действии и взаимо­действии людей. В целом, можно утверждать, что в «Истории манер» рассматрива­ются, главным образом, аспекты микроуровня. Однако два значимых фактора препят­ствуют такой интерпретации. Во-первых, в «Истории манер» Элиас часто обращает внимание на сопутствующие макроуровневые изменения (например, при дворе) и утверждает, что «структуры личности и общества эволюционируют в неразрывной взаимосвязи» (Elias, 1968/1994, р. 188). Во-вторых, «История манер» написана с уче­том того, что за ней последует второй том, «Власть и вежливость», главным предме­том которого стали упомянутые изменения, в большей степени относящиеся к мак­роуровню. Тем не менее, хотя Элиас и желает избежать дихотомии микро- и макро­уровней, работа «О процессе цивилизации» состоит из двух отдельных томов, один из которых делает основной упор на аспекты микро-, а второй — макропорядка.

«Власть и вежливость»

Если ключевую роль в процессе цивилизации играет самоограничение, то пред­метом рассмотрения во «Власти и вежливости» становятся изменения в способах социального подавления, связанных с таким ростом самоограничений. Начать

[441]

ознакомление с книгой «Власть и вежливость» следует, обратившись к словам самого Элиаса, сказанным им относительно «Истории манер» :

Выше было подробно показано, как ограничения посредством других людей, различ­ными способами превращаются в самоограничения, как самые откровенные физиоло­гические проявления человека все более вытесняются с авансцены социальной жизни людей и обрастают чувством стыда, как регуляция всех инстинктов и эмоций с помощью постоянного самоконтроля становится более устойчивой, сбалансированной и распро­страненной (Elias, 1939/1982, р. 230).

Несмотря на то, что позже Элиас отверг различение микро- и макроуровней, во «Власти и вежливости» он, похоже, обращается к «макроскопическому» уров­ню анализа:

Созадающаяся из множества отдельных планов и действий людей основа может вы­звать к жизни изменения и модели, которые не планировал и не создавал ни один отдель­но взятый человек. Из этой взаимозависимости людей рождается своеобразный поря­док — более принуждающий и мощный, чем воля и разум отдельных составляющих его индивидов. Именно этот порядок переплетенных человеческих побуждений и стремле­ний, этот социальный порядок определяет направление исторических изменений; он лежит в основе процесса цивилизации (Elias, 1939/1982, р. 230)

Это сильные, почти дюркгеймовские слова выражают суть уникальной (sui generis) реальности, обладающей силой принуждения, которая «определяет направ­ление исторических изменений». Несмотря на позднейшие утверждения Элиаса о необходимости преодолеть различение микро- и макроуровней, во «Власти и веж­ливости» такая позиция в целом не находит подкрепления. Здесь рассматривается влияние, иногда определяющее, макроструктур на феномены микроуровня. (Одна­ко спешу заметить, что Элиас часто говорит о том, что его интересуют исключитель­но взаимосвязанные изменения макро- и микроявлений, или взаимосвязь между «особыми изменениями в структуре человеческих отношений и соответствующи­ми изменениями в структуре личности» [Elias, 1939/1982, р. 231].)

Сложность добиться интеграции при рассмотрении микро- и макроуровней от­ражает тот факт, что Элиас различает психогенетические и социогенетические иссле­дования. В первых акцент делается на индивидуальной психологии, тогда как диа­пазон и горизонты вторых более широки, поскольку они фокусируются на «целостной структуре, не только отдельного государственного сообщества, но и социального про­странства, которое формируется особой группой взаимозависимых обществ, и по­следовательного порядка его эволюции» (Elias, 1939/1982, р. 287-288).