Саламинская битва

Персидская армия наступала через Дориду в опустошенную Фокиду, население которой искало убежища на вершинах горы Парнас. Спустившихся в Беотию персов ждал теплый прием в полисах, перешедших на их сторону. Платейцы, предупрежденные согражданамиморяками, которые высадились в Халкиде и по суше добрались домой, успели спастись. Однако и Платея, и Феспии были сожжены. Отдельный отряд персидской армии направлялся к Дельфийскому святилищу. Узнав об ограблении и сожжении храмов Фокиды, дельфийцы обратились за советом к богу и получили ответ, что он способен защитить свою собственность. Они едва успели разбежаться при приближении персов. Тем, вероятно, приказали не трогать храм, поскольку с персидской точки зрения оракул соблюдал нейтралитет, если не сказать больше, а персы, как продемонстрировал Датис на Делосе, старались проявлять уважение к основным центрам культа Аполлона. Но когда персы проходили под нависшими утесами, приближаясь к безмолвному святилищу, над их головами внезапно разразилась гроза.

Загремел гром, перекатываясь между скал, во мраке вспыхнула молния, от верхних утесов откололись две глыбы и упали на персов, убив немало людей. Остальные бежали. Они, как и греки, верили, что те бури, которые отправили множество их кораблей и моряков на дно моря, насланы богами.

Тем временем греческий флот встал на якорь в Саламинском заливе. Общегреческое совещание решило не удерживать у Парапотамий или Херонеи проход в Беотию, которая перешла на сторону персов, и не пытаться оборонять Аттику, которая была беззащитна перед морскими десантами, а построить стену поперек Истма и удерживать ее изо всех сил. Эта задача была поручена народам Лакедемонии, Аркадии, Элиды, Коринфа, Сикиона, Эпидавра, Флия, Трезена и Гермионы; полисы Арголиды и Ахеи сохраняли сомнительный нейтралитет. Одновременно с удержанием Истма совещание решило расположить весь флот в Саламинском заливе (рис. 18). Эта позиция в одном отношении превосходила позицию у Артемисия: входы в залив были так узки, что, если бы персы атаковали, они не смогли бы сразу ввести в дело все свои корабли. В остальных отношениях она соответствовала артемисийской позиции: флот имел береговую базу на острове, который удерживали греки, и защищал подступы к Истму, не давая возможности персам высадить десант в тылу греческой армии. Резервный флот, собиравшийся у Трезении, также присоединился к основным силам у Саламина. Командовал войсками на Истме Клеомброт, брат Леонида, а саламинским флотом – спартанец Эврибиад. Он остался на своей должности, потому что под Саламином требовались те же самые качества – стремление сразиться с врагом и способность вести за собой командиров союзных контингентов.

Фемистокл был одним из представителей Афин на совещании. Он, несомненно, признавал необходимость эвакуации Аттики и настаивал на размещении греческого флота у Саламина. Ранее он сумел морально подготовить афинян к такой ситуации, когда объявил, что дельфийский оракул, призывавший афинский народ бежать и положиться на «деревянные стены», имел в виду флот и бой у Саламина. И теперь момент настал. Фемистокл выдвинул на народном собрании свое предложение: доверить судьбу Афин Афине, всех граждан боеспособного возраста призвать во флот, а остальное население эвакуировать. Ареопаг взял на себя сбор афинского населения для эвакуации на Эгину, Саламин и в Трезен и выдал денежное пособие тем семьям, чьи кормильцы находились в армии. Эвакуацию провел афинский флот, забирая людей в портах, выходящих в Саронический залив.

Призыв покинуть дома и святилища вызвал у афинян отчаяние и подозрение: они были всей душой привязаны к родной земле, где возникла их религия. Но их страхи отчасти развеял религиозный авторитет Ареопага, который подкреплялся не только ответом дельфийского оракула, но и жрицей Афины, объявившей, что змея Афины на Акрополе не вылезла, чтобы съесть свой медовый пирог, и, следовательно, богиня покинула город. Как образы Тиндаридов и Эакидов сопровождали спартанцев и эгинян в походах за пределами родины, так и Афина лично решила прийти на помощь своим гражданам в Саламинском заливе.

Когда Ксеркс вступил в Аттику, а флот через девять дней после окончания битвы при Артемисии присоединился к нему, лежавшая перед ним страна уже опустела. Однако на Акрополе заняли оборону казначеи храма и несколько их сторонников, построив деревянную баррикаду – «деревянную стену». Персы встали лагерем на Ареопаге и подожгли баррикаду горящими стрелами. Затем они отправили к защитникам нескольких писистратидов с предложением условий капитуляции. Но защитники не соглашались ни на какие условия. Они оборонялись до тех пор, пока группа персидских солдат не взобралась на утес и не появилась на вершине Акрополя. Тогда некоторые покончили с собой, кинувшись вниз со стен, а остальные попытались найти убежище в храме, но их выволокли оттуда и убили. Храм был разграблен, цитадель сожжена. Ксеркс отправил в Сузы гонца объявить о своем триумфе.

Однако Грецию еще предстояло покорить силой оружия, причем как можно скорее – уже стоял сентябрь, равноденствие обещало бури, которые могли загнать персидский флот в порты, угрожая нарушить снабжение всей персидской армии. Но поспешные действия были чреваты опасностью, ибо Ксеркс уже оценил мощь вражеских позиций. Атаковав на суше, он был бы вынужден передвигаться по обрывистой тропе Скирона восточнее горы Геранья или по пересеченной местности дальше к западу, прежде чем подойти вплотную к основной линии обороны у Истма. С другой стороны, напав на греческий флот в узком Саламинском проливе, он не смог бы реализовать количественное преимущество в кораблях. Столкнувшись с этой дилеммой, Ксеркс решил атаковать на море, так как считал, что таким образом будет легче добиться быстрого успеха. Его решение поддержал весь морской штаб, кроме Артемисии, царицы Галикарнасса. Но сперва требовалось отремонтировать флот и возместить потери за счет покорившихся персам греческих островов. Кроме того, оставалась надежда, что во время этой паузы союзные греки могут перессориться друг с другом.

Греки на Саламине видели клубы дыма, поднимающегося над Акрополем. Флот был охвачен ужасом. На совещании морских командиров большинство высказалось за отход к Истму, а некоторые капитаны покинули совещание еще до его окончания, чтобы поскорее поднять паруса. В итоге Эврибиада переубедили, и он приказал отступать. Но прежде чем приказ успели выполнить, настала ночь, и, воспользовавшись этим, Фемистокл уговорил Эврибиада провести еще одно совещание. Он объяснил, какие выгоды сулит позиция у Саламина для греческого флота и для защиты греческой свободы, а когда коринфский командир обозвал его «человеком без города», пригрозил увести все 200 кораблей афинского флота и основать колонию на Западе. Его аргументы убедили противников. Эврибиад отменил свой приказ. На рассвете флот занял позицию в Саламинском проливе. За этим последовала примерно трехнедельная пауза, в течение которой персидский флот накапливал силы у Фалерона, а греки все чаще выказывали свое недовольство.

Рис. 18. Саламинская битва

В один из последних сентябрьских дней персидский флот вышел из Фалерона в море и построился в боевой порядок между Пиреем и Саламином. Поскольку враг не сдвинулся с места, персы к вечеру вернулись на стоянку. Тем временем беспокойство среди греков достигло предела. Греки боялись, что их могут окружить и запереть на острове, и к наступлению ночи их страхи усилились, когда персидская армия двинулась к Пелопоннесу. Пелопоннесцы немедленно пожелали сняться с позиций и отправиться на помощь своим соплеменникам у Истма; афиняне, эгиняне и мегаряне проявляли стойкость. Эврибиад созвал совещание. Понимая, что он снова может поддаться на уговоры пелопоннесцев, Фемистокл отправил к персам верного раба Сикинна с сообщением, что греки деморализованы и утром собираются отступать и он, Фемистокл, отныне намерен помогать персам. Персидские флотоводцы поверили Сикинну. За ночь они переправили значительные силы пехоты с побережья Аттики на остров Пситталия, лежащий посреди пролива, а около полуночи снова вышли в море, бесшумно наступая правым флангом, чтобы закрыть восточный выход из Саламинского залива. Одновременно они отправили вокруг Саламина эскадру, чтобы заблокировать восточный пролив между островом и Мегарой.

Весть о том, что Сикинн успешно выполнил свою миссию, доставил Аристид. Переправляясь с Эгины на Саламин, он оказался вблизи от вражеской эскадры, в темноте отплывшей к Мегаре. Аристид вызвал Фемистокла с совещания, где в предрассветные часы продолжались бурные и язвительные дебаты. Фемистокл отправил Аристида на совещание, чтобы тот доложил об увиденном. Сомнения греков окончательно рассеялись, когда дезертировавшая под покровом ночи теносская трирема принесла исчерпывающие сведения о персидской диспозиции. Сражение становилось неизбежным. Триремы изготовились к бою. Выстроившиеся на берегу морские пехотинцы на рассвете перед посадкой на корабли получили напутствие от командиров, в частности от Фемистокла.

Греческий флот насчитывал 380 кораблей, в том числе отдельный отряд во главе с коринфянами, которому было предписано защищать пролив от нападения с севера. Позже в ходе боя они присоединились к основному флоту. Команды 310 трирем, приготовившиеся отразить нападение врага, обладавшего более чем троекратным превосходством, имели большой опыт хождения на веслах, были обучены и таранной, и абордажной тактике. Низкобортные греческие триремы имели достаточно крепкую конструкцию, чтобы не развалиться при таране вражеского судна, а тяжеловооруженные пехотинцы на их боковых палубах были готовы взобраться на атакованный корабль, сея смерть копьем и мечом. Но для успешного тарана трирема должна была ударить в борт врага. Задача греческого командования заключалась в создании ситуации, в которой у греческих кораблей оставалось бы пространство для маневра, а персы подставили бы им свои борта. По‑видимому, решил эту проблему Фемистокл.

На рассвете весь греческий флот отошел в северную часть пролива, скрывшись от глаз врага. Там он построился в несколько колонн, обращенных к югу и возглавлявшихся десятью быстрейшими кораблями флота, принадлежавшими эгинянам. За ними шли лакедемоняне, мегаряне и прочие под командованием Эврибиада; затем «халкидяне» и афиняне – всего 200 кораблей под командой Фемистокла[31]. Такая диспозиция была принята с учетом самых точных сведений о плане Ксеркса и его боевых порядках.

Персидский флот насчитывал около 1200 кораблей, часть которых была отправлена к Мегаре. Костяк флота составляли финикийские триремы; они были быстрее, крупнее и выше, чем греческие, и приспособлены к таранному бою, но менее прочной конструкции. Поэтому они предпочитали подходить к врагу вплотную и засыпать греков стрелами и дротиками со своих высоких палуб. Большинство других национальных эскадр было укомплектовано аналогично, и только ионийские корабли напоминали греческие по конструкции и вооружению. В расчете на то, что греческий флот деморализован, Ксеркс принял упрощенный план, напоминающий план битвы при Ладе. Если греки отступят в Элевсинский залив, персы закроют им оба выхода в море, высадят войска на Саламине, захватят вражескую береговую базу и заставят греков сдаться. Если же греческий флот примет бой и афиняне подведут союзников, задача персидских адмиралов упростится. Флот, уже выстроившийся в плотный боевой порядок, пройдет по проливу, подобно приливной волне, сметая небольшие греческие корабли. Авангард пойдет на врага тесным и крепким фронтом, не подставляя свои борта под тараны греков, а персидские лучники и метатели дротиков своим огнем подавят сопротивление. Ксеркс был уверен, что бой, если он вообще произойдет, случится в северной части пролива, а потому занял Пситталию и приказал приближенным водрузить свой золотой трон на возвышенной точке аттического побережья напротив этого островка.

На рассвете Ксеркс, усевшись на троне, окинул взором панораму. У восточного входа в пролив зеркальную поверхность моря от мыса Киносура до побережья Аттики рассекал плотный строй его кораблей. В передней линии насчитывалось около 90 судов, выстроившихся борт о борт: финикийцы справа, ионийцы слева, прочие в центре. За авангардом цепочками примерно по 10 кораблей растянулись вспомогательные силы. В целом армада состояла из трех тесно прижавшихся друг к другу главных колонн, собранных по национальному принципу, но каждая возглавлялась персидским флотоводцем. При движении вперед левый фланг армады нарушил целостность строя: проходя между Аталантой и Киносурой и огибая оконечность полуострова, строй чрезмерно уплотнился, и корабли начали сталкиваться друг с другом. В итоге финикийский правый фланг двигался намного быстрее, чем ионийцы слева.

Не видя перед собой врага, финикийцы уверенно наступали, когда неожиданно для них прозвучал сигнал трубы и боевой клич эхом отразился от утесов Саламина. Из северной части пролива несколькими колоннами вышел греческий флот: эгиняне в авангарде, афиняне с тыла. Эгиняне полным ходом приближались к мысу Тропея. Затем длинные колонны сделали левый поворот, выстраиваясь в боевую линию носами к персидскому флоту. Пока финикийская эскадра на глазах у царя продолжала стремительно идти вперед, афиняне четко отступили, заманивая финикийцев в узкий пролив между Пситталией и материком.

Таким смелым маневром афиняне продиктовали всю тактику боя. Теперь греческий флот выстроился полумесяцем; его фронт составлял около 75 кораблей, а в глубину строй имел, вероятно, четыре шеренги, причем у левого фланга оставалось достаточно пространства для маневра. Финикийская же эскадра втягивалась эшелоном в узкий пролив, лишаясь поддержки центра и правого фланга, которые не могли теперь вести бой. Основная часть персидского флота, по меньшей мере тысяча кораблей, оказалась так тесно сжата, что постоянно происходили столкновения. Казалось, что наступил подходящий момент для атаки греков. Но Фемистокл, командовавший афинской эскадрой в 180 кораблей, выжидал, пока в проливе не началась зыбь, сбивая высокие финикийские галеры с курса. Когда они повернулись к врагу бортами, приземистые афинские триремы, менее подверженные качке, устремились в атаку, тараня вражеские корабли и ломая им весла или пробивая борта. Корабли сцеплялись, тяжеловооруженные афинские солдаты бросались на абордаж и сбрасывали своих легковооруженных противников в трюмы или в море. По этому сигналу весь греческий флот вступил в бой.

Во время ожесточенного сражения на левом фланге греки на берегу Саламина впервые заметили, что Пситталия занята персидской пехотой. Аристид немедленно собрал у города Саламин отряд гоплитов, погрузил его на вспомогательные судна, очистил Пситталию от врага и удерживал ее, чтобы дать пристанище поврежденным кораблям. Финикийская эскадра билась стойко, но, в конце концов, пришла в полное расстройство.

Многие корабли разбились о побережье Аттики. Некоторые финикийские капитаны явились к Ксерксу с докладом и за свои труды были обезглавлены. Другие пытались бежать обратно по проливу, но натыкались на корабли своего же флота. Афинская эскадра направилась на помощь греческому центру и правому флангу, которым противостояли многократно превосходящие силы. Здесь греки также сломили сопротивление врага. Когда потрепанный персидский флот отступил, в проливе поднялся западный ветер, и персы подняли паруса, чтобы воспользоваться им и уйти на открытое пространство к Фалерону. Эгиняне, стоявшие на правом фланге, вышли в пролив и таранили арьергард беглецов, представлявший собой остатки финикийской эскадры.

Великая победа была одержана благодаря тактическому мастерству, применению тарана и боевому опыту греческих морских пехотинцев. Первый приз за доблесть достался эгинянам, которые удерживали наиболее незащищенную позицию на правом фланге греков; а второй приз – афинянам, доставившим грекам победу. Один трофей, увековечивший место победы, был установлен на Саламине, другой – на острове Пситталия.

Однако опасность еще не миновала. Греческий флот понес тяжелые потери. Погибших, вероятно, было немного, так как команды потопленных кораблей добирались вплавь до Саламина, но многие корабли не подлежали восстановлению. Большинство брошенных персидских судов унес западный ветер, и поэтому греки не могли возместить свои потери. Поредевший флот собрался снова, готовый продолжать бой. Персы по‑прежнему намного превосходили его численностью. Но поражение произвело на Ксеркса крайне тягостное впечатление. Он вернулся к первоначальному плану – перекрыть пролив дамбой, защитив ее волноломом из связанных вместе корпусов торговых кораблей. Пока велись приготовления к этой грандиозной инженерной задаче, стало очевидно, что благоприятный сезон безнадежно упущен. Ксеркс приказал своему флоту под покровом темноты уйти к Геллеспонту. Сам он вывел свою армию в Фессалию, где оставил значительные силы на зимовку под командованием Мардония. С большей же частью армии Ксеркс дошел до Геллеспонта за сорок пять дней, в течение которых его войско сильно пострадало от голода, болезней и холода. Мост через Геллеспонт был разрушен бурей; армию переправили через пролив кораблями и разместили на отдых в Абидосе. Оттуда остатки огромного войска вернулись в Сарды. Ксеркс обставил свой въезд в город с большой помпой, но священной колесницы Ахура‑Мазды, верховного персидского бога, не было в процессии, ее также потеряли в Европе.

Греческий флот дошел до Андроса, нигде не видя следа врагов. Эврибиад и пелопоннесские капитаны не решились плыть дальше, и Фемистокл, от имени афинян предложившей дойти до Геллеспонта и разрушить мост, подчинился решению пелопоннесцев. Но он постарался воспользоваться ситуацией и отправил к Ксерксу Сикинна и других посланцев с сообщением, что от разрушения моста через Геллеспонт греков удержал афинский командир Фемистокл. С Андроса и других островов, помогавших Персии, греческий флот потребовал денежную контрибуцию. Андрос отказался и был подвернут безуспешной осаде. Другие подчинились; согласно ряду источников, некоторые из них дали взятки Фемистоклу за защиту их интересов. Вернувшись в Саламин, победители воздали должные почести греческим богам. Из военной добычи они посвятили Дельфам колоссальную статую Аполлона, держащего в руке нос триремы, а из числа трофеев принесли по финикийской триреме в жертву Аяксу Саламинскому, Посейдону Истмийскому и Афине Сунионской[32].