Возвышение полисов

С постепенным восстановлением внутренних связей из тьмы эпохи переселений возникает новый политический мир. За исключением Аттики, великие государства микенского периода были уничтожены навсегда. В эпоху переселений и позже эолийцы и ионийцы не сумели восстановить обширные державы и крупные племенные государства, охватывающие несколько населенных центров, которые процветали в материковой Греции во время Троянской войны. На азиатском побережье каждое поселение было изолировано, и его жители образовывали одиночную и самообеспечивающуюся общность; они могли удерживать свои земли, лишь сосредоточившись вокруг хорошо укрепленного города и отражая нападения врагов.

В таких условиях в Малой Азии возникло несколько полисов, поначалу неспособных наладить связь друг с другом и, как показало время, неспособных также завоевать существенные территории внутри страны, чтобы слиться в одно крупное государство. Для каждого поселения укрепленный центр, полис эпических поэм, получал новое значение: он становился средоточием общественной и политической жизни. Именно в этом смысле следует воспринимать полис, изображенный на щите Ахилла, где показаны сцены свадебного пира с музыкой, танцами и толпой зрительниц, а также старейшин, вершащих суд в присутствии собрания граждан. Подобные эпизоды более уместны для мира, в котором жил сам Гомер, чем для столицы владений Ахилла, так как в IX в. ионийские и эолийские полисы на побережье Азии уже достаточно окрепли. Острова же, имевшие небольшие размеры, также служили пристанищем только для одной общины. Лишь на немногих возникло несколько независимых общин: например, на эолийском Лесбосе имелось пять полисов, а на ионийском Кеосе – четыре. То, что они уцелели как независимые государства в классическую эпоху, свидетельствует о духе партикуляризма, присущем всем ветвям эллинской нации.

Так было положено начало эолийским и ионийским полисам. В первую очередь своим возникновением они обязаны раздробленности микенских государств, а далее сказались географические условия в районах, где селились эмигранты. Однако эти полисы имели много общего с Микенской эпохой. Для них была характерна межнациональная терпимость, и граждане каждого из них происходили от различных корней. В них сохранялись культы, диалекты и системы фил, созданные их предками на материке в позднебронзовый век. Невзирая на всю свою предприимчивость и энергию, они были лишены той сплачивающей и исключительной солидарности, которая возникла при различных условиях в дорийских государствах Крита и Пелопоннеса.

В материковой Греции и в южной части Эгейского моря период 850–750 гг. был отмечен, как мы видели, возобновлением связей с цивилизацией Ближнего Востока и ростом контактов между греческими государствами, возникших благодаря более стабильным условиям жизни. При этих благоприятных обстоятельствах в дорийских государствах получила развитие политическая форма, обеспечившая их первенство в архаический период и в некоторых случаях продолжавшая существовать и в классический период. Крит, посредник между Ближним Востоком и материковой Грецией, в Античности славился своей самой древней politeia – этот термин означал и сообщество граждан, и форму государственного устойства. Критяне утверждали, что дорийцы, покорившие Литт, сохранили там законы, установленные Миносом, и что эти законы были позаимствованы у Литта и другими дорийскими общинами острова. Там, как и повсюду, дорийские завоеватели первоначально селились в деревнях (komai); коренных жителей они превратили в сервов и сохранили свое деление на три дорийские филы, которые подразделялись на startoi (эквивалентные фратриям) и gene. К концу темных веков были выработаны четкие основы законодательства, общего для всех дорийских общин на Крите, которое просуществовало в неизменном виде до III в. Характерной чертой критского законоустройства была ориентация граждан не на свою семейную группу, а непосредственно на государство. По достижении 17‑летнего возраста юноши рекрутировались сыновьями ведущих семейств в отряды (agelai). В этих отрядах они проходили серьезную спортивную подготовку, учились охотиться и проводили потешные бои под аккомпанемент флейты и лиры; дисциплину в каждом отряде поддерживал отец того юноши, который набирал отряд. Те, кого не допускали в отряд, оказывались исключенными из привилегированного сообщества и пользовались урезанными правами. Те же, кто хорошо зарекомендовал себя в отряде, в 19‑летнем возрасте допускались в мужской союз, который назывался andreion или hetairia; члены такого союза вместе питались и всегда сопровождали друг друга в походах. Также в 19‑летнем возрасте юношей ожидала помолвка. Невеста переселялась к мужу по достижении зрелости, и вместе они вели хозяйство; но уже с ранних лет мальчики присутствовали на собраниях союзов, к которым принадлежали их отцы, и до вступления в agela проходили суровый курс обучения.

И отряды, и союзы содержались за счет общины. Члены каждого союза получали от государства достаточно средств, чтобы прокормить свою семью, и готовились исключительно к политической и военной государственной службе. Семейная жизнь сводилась к минимуму, женщины в основном жили обособленно от мужчин. Прежняя племенная система с ее филами, фратриями и gene утратила всякое политическое значение в гражданском сообществе, но продолжала существовать, и в ее рамках сохранялся наследственный принцип получения гражданства. Сыновья совместно наследовали городской дом, а наследницу выдавали замуж за члена ее филы, если не было близких родственников. Но любой политически значимый вопрос, например принятие в привилегированную семью, должен был решаться с одобрения мужского союза и гражданского собрания.

В противоположность привилегированной общине, известной как «класс воинов» (to machimon), в непривилегированную общину, «класс земледельцев» (to georgoun), входили сервы и рабы, имевшие различное положение. Сервы были прикреплены к земле: klarotai, вероятно, к klaros, то есть к первоначальным владениям привилегированной семьи, mnoitai – к общинным или государственным землям и aphamiotai – к прочим семейным землевладениям. Кроме того, народы, покоренные дорийцами уже после того, как те поселились на Крите, называли perioikoi, и они платили дань завоевателям. Этот класс имел некоторые гражданские права, например право владения и наследования собственности. Он стоял на более высокой ступени, чем купленные рабы (chrysonetoi), являвшиеся личной собственностью владельцев. Граждане боеспособного возраста в среднем государстве исчислялись лишь сотнями, но их сервов и рабов было намного больше. Поэтому граждане обладали монополией на любое оружие, военную подготовку и политическую власть и жили в тесном соседстве в городских домах, из которых и состоял их «город». Об их положении красноречиво говорится в критской пиршественной песни Гибрия: «Мое богатство – копье и меч, и крепкий щит защита моему телу; с ними я выхожу на пахоту, с ними собираю урожай, с ними я выдавливаю сладкое вино из винограда, с ними я законный хозяин сервов».

Эти маленькие привилегированные общины не могли обойтись без надежного и консервативного государственного устройства. В эпоху вторжения каждой группой дорийцев правил наследственный царь, пользовавшийся поддержкой старейшин или глав кланов, из которых состоял совет (boule или gerousia). При отсутствии царей граждане выбирали из состава некоторых фратрий (startoi) десятерых вождей (kosmoi), которые командовали войсками и исполняли другие царские обязанности. Этих вождей переизбирали ежегодно, по их именам назывался год, и по окончании года службы они могли быть отозваны. Десятеро kosmoi, составлявших комитет с секретарем, возглавляли социальную систему, а ее основой являлись agelai и andreia. Из бывших вождей народ избирал Совет тридцати старейшин – эта должность была наследственной, старейшины издавали указы и были неподотчетны. Народное собрание, проводившееся в центре города (agora), избирало вождей и советников. Функция собрания как совещательного органа состояла лишь в том, чтобы одобрять совместные решения вождей и советников; но, если вожди и советники расходились во мнениях, собрание выбирало между двумя контрпредложениями.

При таком устройстве исполнительная власть и совет обладали широчайшими полномочиями. Народное собрание не имело права определять политическую линию, а электоральная система была подчинена интересам олигархии заслуженных государственных деятелей. Уцелевший наследственный принцип избрания вождей и советников из определенных фратрий свидетельствует о том, что эта система возникла на раннем этапе политического развития. Одно и то же устройство и одна и та же организация общества были приняты во всех дорийских полисах на Крите, количество которых доходило до сотни; распространялась она, вероятно, постепенно, так как, по крайней мере в одном полисе, еще в конце VII в. существовали цари. Таким образом, Крит превратился в сообщество маленьких независимых дорийских общин, которые частенько воевали друг с другом, но никогда не подстрекали сервов своих врагов на восстание; они понимали, какую угрозу их общим интересам несет подобная политика, которая в конечном счете привела к гибели дорийских государств на материке.

Своим происхождением дорийский полис на Крите и на материке, вероятно, обязан условиям темных веков. В эпоху завоеваний дорийские пришельцы обладали обширной племенной организацией, которая в аналогичном виде существовала и у покоренных ими народов. Но с ухудшением общей обстановки и прекращением контактов далекие горизонты завоеваний были забыты. Каждая группа завоевателей, селившаяся сообществом родственных семей в деревне (kome), становилась независимой и изолированной общиной, озабоченной тем, как удержать в повиновении своих сервов. Когда обстановка улучшилась, независимые общины вследствие общих интересов объединялись не в прежние племенные организации, а в небольшие группы соседних деревень. Такая группа и становилась примитивным полисом. По словам Аристотеля, «содружество нескольких деревень образует полноценный полис, который уже настолько велик, что обладает практически полной самодостаточностью».

Всеми перечисленными характеристиками полис обязан обстоятельствам своего возникновения. От составляющих его элементов – komai – он унаследовал важность родственных отношений, и поэтому гражданство в полисе обычно передавалось по наследству от обоих родителей. Четко сохранялось различие между хозяином и сервом, класс полноправных граждан обладал в общине привилегиями. Основой самодостаточной экономики было сельское хозяйство, классу граждан гарантировалось достаточно свободного времени, чтобы упражняться в мирных и военных искусствах.

Эти особенности столетиями существовали во многих полисах, и они же представлялись образцом для политических теоретиков IV в. Когда несколько деревень полностью объединялись в полис, создавалась чрезвычайно сплоченная и практически неуничтожимая община. Более того, она была заряжена мощным патриотизмом и созидательной энергией. Дорийский полис обладал подавляющим превосходством как над разобщенными и самостоятельными komai, так и более рыхлыми ионийскими и аркадскими государствами. Наиболее ярко это проявилось при создании и экспансии Спартанского государства.

Спартанцы в V в. считали, что их государственное устройство происходит от критской politeia. И действительно, сходство между ними столь очевидно, что нет причин в этом сомневаться. Спартанская система образования также была нацелена на то, чтобы оторвать ребенка от семьи и связать его судьбу с государством. В 7‑летнем возрасте мальчики расставались с родным домом. Они были распределены по отрядам (ilai, bouai и agelai), которые находились под надзором государственного чиновника (paidonomos) и возглавлялись одним из мальчиков (bouagor); в этих отрядах мальчики приучались к физическим лишениям и суровой дисциплине, а их преданность отряду закалялась в состязаниях с другими отрядами. В возрасте от 18 до 20 лет они проходили военную подготовку и состояли в тайном обществе (crypteia), которое терроризировало сервов. Далее до 30‑летнего возраста они жили в казармах в условиях военной дисциплины и только после этого считались закончившими курс обучения (agoge).

Членство в мужском союзе (andreion или syssition) должно было подтверждаться ежедневными голосованиями, причем в союз допускались лишь те, за кого проголосовали единогласно. Удачливый кандидат становился полноправным гражданином – «равным» (homoios); неудачливый или «низший» (hypomeion) имел урезанные гражданские права и лишался права голоса. Браки могли заключаться в 20‑летнем возрасте, но до 30 лет мужчина не мог обзавестись своим домом. Но и потом до 60 лет он продолжал столоваться в своем союзе. Девушки также были организованы в отряды. Они жили и питались дома, но наравне с мальчиками обучались спорту, танцам и музыке и свободно общались с молодыми людьми, пока не надевали брачное покрывало, после чего вели жизнь затворниц. Благодаря такому образу жизни достигались высокие стандарты физического совершенства. Новорожденных младенцев осматривали старейшины филы и хилых бросали в ущелье на горе Тайгет. На каждом этапе длительного обучения будущий гражданин подвергался тщательным осмотрам и проверкам. По завершении воспитания из него навсегда получался настоящий спартанец – храбрый, дисциплинированный и преданный.

Прежняя структура фил, фратрий и геносов продолжала функционировать в таких культах, как поклонение Аполлону Карниосу, но она утратила какое‑либо политическое значение. Условием получения гражданства оставался наследственный принцип: гражданами могли стать лишь сыновья граждан. Но семейная солидарность была ослаблена государственным законодательством, допускавшим отчуждение собственности по завещанию и признававшим за отцом право избавиться от наследницы: Спартанское государство подавляло всякую иную преданность, кроме преданности себе. Элитная группа «равных» должна была хранить сплоченность, чтобы не лишиться власти над подчиненным классом. Каждое семейство владело наследственным наделом (klaros), продавать который считалось позором. В поместьях трудились лишь илоты, прикрепленные к земле как государственные сервы, и освободить или казнить их можно было лишь по государственному указу. С илотов хозяин земли ежегодно взыскивал фиксированный оброк, а остальной частью урожая они могли распоряжаться по своему усмотрению. Несмотря на суровую долю и ограниченные права, илотов набирали в войска, отличившись в которых они могли получить свободу. Но опасность восстания сохранялась постоянно. Чтобы предотвратить ее, государство ежегодно объявляло илотам войну, и тогда члены криптии могли безнаказанно убить любого подозреваемого.

Эта социальная система еще не существовала в эпоху вторжения. Первые страницы истории спартанских дорийцев отмечены кровопролитной борьбой, вероятно, между разными племенными группами; в ее ходе некоторые недорийские племена были допущены в привилегированный круг, чтобы укрепить общину свободных граждан. Некоторый свет на этот период проливает археология. В Амиклах, где в позднемикенский период было основано святилище Аполлона, не наблюдается сколько‑нибудь длительного перерыва в отправлении культа, а переход от микенской к протогеометрической керамике был постепенным. В окрестностях самой Спарты возникли новые поселения и святилища; во всех этих местах ранние образцы керамики не отличались единообразием, а внешние контакты осуществлялись с Амиклами. Но в середине IX в. важным центром становится святилище Артемиды Ортии, где наблюдается преемственность стиля керамики, общего для акрополя, святилища Афины Халкиокос, героона, Менелайона и для Амикл. Поэтому вероятно, что в середине IX в. обстановка в достаточной степени стабилизируется. К этому времени относятся также первые контакты Спарты с Критом, а через него – с Ближним Востоком.

Переход от внутренних конфликтов к упорядоченному сообществу в Античности приписывался усилиям Ликурга, автора реформы, известной как Eunomia, – она касалась как социальной системы, так и политического устройства. Время этой реформы также продолжает оставаться предметом дискуссий. Почти все древние авторы определяют его X или IX вв.; современные авторы помещают реформу в промежуток от конца IX до VI вв. Поскольку считается, что Ликург жил до перехода на ежегодную систему датировки в 757 г., мы можем лишь привязать время его жизни к эпохе правления тех или иных царей; но и цари эти в первоисточниках называются разные. При решении этой проблемы будем придержииваться мнения Фукидида как наиболее авторитетного историка: «Нынешняя политейя лакедемонян была установлена за четыреста с небольшим лет до окончания войны», то есть по нашему летоисчислению в последней четверти IX в.

Что касается сущности реформы, то она в античное время не вызывала никаких споров. Реформа затрагивала социальную систему и политическое устройство, по всем признакам тесно взаимосвязанные. Фигура самого Ликурга не менее легендарна, чем фигура Гомера. Кроме его реформы, о нем известно лишь то, что в Спарте в его честь был учрежден религиозный культ и что дельфийский оракул провозгласил его божественность. Некоторые исследователи сомневаются, существовал ли Ликург на самом деле, но это вопрос второстепенный. Другие сомневаются в том, что такая реформа могла быть проведена одним человеком; однако тот факт, что фундаментальные реформы в небольшой общине может осуществить один государственный деятель, наглядно продемонстрировали Солон, Клисфен, Тимолеонт и другие знаменитые личности. Учитывая это, можно согласиться с древними авторами, которые на основе местных спартанских преданий пришли к выводу, что коренные преобразования в 825–800 гг. были проведены одним человеком – Ликургом.

Цели реформы государственного строя были следующие: ограничить права двух царей (согласно спартанским преданиям, двоецарствие было основано близнецами Эврисфеном и Проклом), изменить состав совета (Gerousia) и наделить некоторыми правами народное собрание. Два царя сохраняли верховное командование во время войны и свою роль при отправлении религиозных культов, но в отношении текущей политики они являлись простыми членами совета. В прошлом, вероятно, совет состоял из глав 27 фратрий. Теперь их число увеличилось до 30, включая и царей. Советники избирались с одобрения народного собрания, причем быть избранными имели право лишь «равные» в возрасте 60 лет и старше, и эту должность они занимали пожизненно. Совет обладал исключительным правом вносить предложения в народное собрание и распускать его. В народном собрании участвовали все «равные»; оно отныне должно было собираться в установленное время в установленном месте. Его избирательные полномочия были четко определены, а решения по предложениям, внесенным советом, окончательны. Ликург также основал эфорат, состоящий из пяти эфоров, которые ежегодно избирались с одобрения народного собрания из числа «равных». Первоначально эфоры не обладали ведущим положением в государстве. Они всего лишь надзирали за работой социальной системы: инспектировали физическое состояние мальчиков, вершили суд в случаях неповиновения и возглавляли шествия на Гимнопедиях (национальном спортивно‑музыкальном празднике). Вступая в должность, эфоры давали народу клятву «сбривать усы и соблюдать законы» – в ней выражается самая суть социальных и гражданских обязанностей в Спарте. Ликург своими реформами уничтожил все преграды племенных привилегий и предрассудков в гражданском сообществе. В agoge и в народном собрании все спартанцы были равны перед государством вне зависимости от своей знатности и богатства, и согласно новому государственному устройству их голос был решающим в кардинальных вопросах избраний должностных лиц и ратификации законопроектов, как бы ни была велика власть Герусии.

Краткое изложение этой государственной реформы содержится в так называемой Великой Ретре, которую переписал Аристотель и пересказал Плутарх. Имеется в виду ответ дельфийского оракула, благословившего реформу, якобы хранившийся в Спарте пифиями. Если руководствоваться комментарием Аристотеля в изложении Плутарха, то этот древнейший греческий документ можно перевести следующим образом: «Построй храм Зевсу Силланию и Афине Силлании, раздели народ на филы и обы, учреди Герусию из тридцати членов, включая и царей, и пусть время от времени народ собирается между Бабикой и Кнакионом; при таком порядке [Герусия будет] вносить [предложения] и распускать [собрание], окончательное же решение должно принадлежать народному собранию». Две вводные фразы этого документа, вероятно, указывают на самый важный аспект реформы. В более поздние времена Зевс и Афина считались тесно связанными со Спартанским государством. Например, считалось, что они председательствовали на заседаниях совета и собрания. Новый храм и культовый титул Силланий, вероятно, посвящались Зевсу и Афине как защитникам нового государства. Упоминающиеся здесь филы и обы, очевидно, представляют собой новшества, которыми по политическим мотивам были заменены прежние три традиционные филы и их подразделения. В классическую эпоху Спартанское государство состояло из пяти фил и пяти об, или околотков, которыми являлись четыре деревни на равнине и деревня Амиклы. Поскольку филы и обы носили одинаковые названия, похоже, что первоначально члены новых фил были жителями соответствующих об, и зачисление в филы проводилось в соответствии с местом жительства. Их потомки оставались членами той же филы вне зависимости от того, жили они в той же обе или нет. В приведенной выше записи, вероятно, отражен акт создания Спартанского государства из привилегированных обитателей пяти деревень, когда тех провозгласили гражданами Спарты, разделенными на пять фил по месту жительства. В соответствии с этим делением формировали пять полков спартанской армии в качестве территориальных частей и, возможно, выбирали пятерых эфоров.

Итогом этой всеобъемлющей реформы стало возникновение первого полиса, или «города‑государства» классического типа, в материковой Греции. Он представлял собой, как точно определил Аристотель, «сообщество нескольких деревень, обладающее практически полной самодостаточностью». Это сообщество было политическим, а не физическим. Отдельные деревни физически оставались таковыми, и их жители не переселялись ни в какой «город» в современном смысле. Но они стали гражданами единого государства, в котором навсегда растворилась политическая независимость деревень. В итоге Спарта превратилась в сильное и сплоченное сообщество граждан, абсолютно преданных государству и имевших более привилегированное положение по сравнению с подчиненным сообществом сервов и рабов. Гражданство являлось наследственной прерогативой. Государство в этом отношении представляло собой укрупненную семейную группу, гордящуюся своей исключительностью, но способную увеличиваться, только повысив уровень рождаемости.

Спарта была не просто первым полисом такого типа на материке. Одним махом она достигла политической зрелости, которая оставалась недосягаемой для других государств в течение нескольких веков. Ликург перерубил узы кровной связи с филой, фратрией и геносом, учредив agoge и создав новые филы на основе местожительства. Другим же государствам, где сохранялись кровные связи, игравшие роль вируса, разъедающего политическое тело, пришлось преодолеть этапы гражданской розни и тирании, прежде чем преданность государству стала в них сильнее преданности роду, а все граждане получили равные права. Таким образом, уже в древнейшие времена Спарта получила четко организованное государственное устройство. Им она обязана своей военной мощи, отсутствию тирании и влиянию в греческом мире.