ДИАЛОГ 23

Сара: Привет, я опоздала (Негативное заявление).

Кэти: Еще бы! Я жду тебя уже около получаса.

Сара: Меня очень раздражает, когда мне приходится ждать. Я не упрекаю тебя за то, что ты разозлилась на меня (Игра в туман).

Кэти: Что ты делала, что так тебя задержало?

Сара: Ничего. Полностью моя вина. Я просто не посмотрела на часы и поздно вышла. Как глупо! (Негативное заявление).

Кэти: Ладно, но жаль, что тебя не было вовремя, ведь ты же сказала «Я буду». Вечно ты опаздываешь!

Сара: Опаздываю. Это свинство с моей стороны быть такой несобранной, когда ты меня ждешь (Игра в туман, Негативное заявление).

Кэти молчит.

Сара: С чего бы ты хотела начать?

Сара была рада, что нашла выход из ситуации, в которую попадала не раз. Она добилась двух моментов: во-первых, Сара отстояла себя перед дочерью и сама себя почувствовала лучше. Ее слова говорили: да, это правда, я опоздала, ну, так что?

Опоздание на пятнадцать минут в такой ситуации не означает, что небо упадет тебе на голову; во-вторых, своими прямыми ответами Сара заставила и Кэти реагировать иначе. На то, на что раньше уходило, как минимум, десять минут (на брюзжание, ворчание, жалобы Кэти и ответные извинения Сары), ушло на этот раз меньше тридцати секунд.

Барбара, учитель начальной школы, уже в первый год работы обнаружила, что с детьми бывает так же трудно справиться в школе, как и дома. Барбара ходила ко мне на занятия. Как-то раз она спросила: «Что делать с ребенком, который не хочет заниматься тем, чем занят весь класс? Как сделать так, чтобы он играл с другими ребятами на переменах?» Узнав от Барбары, что это здоровый, явно нормальный шестилетний ребенок, я спросил у нее, испробовала ли она уже разные манипулятивные средства, такие, например, как: «У нас такие правила — все должны играть» или «Я скажу твоей маме, если ты не послушаешься». Я спросил, пыталась ли она вызвать у него чувство вины — «Все любят играть с другими детьми», или чувство своего невежества — «Ты должен научиться играть с другими детьми, если собираешься стать кем-то в жизни», или даже чувство беспокойства — «Если ты не будешь играть с другими ребятами, возможно, они не будут тебя любить и не захотят играть с тобой». Барбара говорила, что проделывала все это, но ничего не помогло.

Затем я спросил ее, почему она просто настойчиво не разъяснила ему: «Я учитель, а ты — ученик. Я здесь отвечаю за тебя. Когда я говорю тебе, что хочу, чтобы ты играл с другими детьми, это не обязательно должно тебе нравиться; все, что от тебя требуется, это — сделать это». Барбара посмотрела на меня с сомнением, ее взгляд говорил: «Возможно, вы и знаете, как заниматься со взрослыми, но вы ничего не смыслите в том, что значит учить коллектив детей». Вслух, однако, Барбара согласилась попробовать. Если бы не наша случайная встреча за чашкой кофе несколько недель спустя, я бы мог только догадываться об ее успехах. За кофе Барбара с энтузиазмом пересказала мне следующий диалог с мальчиком, не желавшим играть с другими детьми.

Барбара: Томми, я хочу, чтобы ты играл с другими детьми.

Томми водит ногой по полу и молча качает головой.

Барбара: Я могу тебя понять, но я за тебя здесь отвечаю и хочу, чтобы ты пошел играть в мяч вместе с другими (Игра в туман).

Т о м м и: Я не хочу.

Барбар а: Я знаю, что не хочешь, Томми, но я здесь отвечаю за все, и хочу, чтобы ты поиграл с детьми (Игра в туман, Заигранная пластинка).

Томми (первое оправдание): У меня болит нога (начинает прихрамывать).

Барбар а: Я верю, что болит, но я хочу, чтобы ты играл с другими детьми (Игра в туман, Заигранная пластинка).

Томми: Если я буду играть, она еще сильнее заболит (хромает сильнее).

Барбара: Возможно, что так, но я все-таки хочу, чтобы ты поиграл с ними. Если потом нога еще будет болеть, я сама отведу тебя к медсестре (Игра в туман, Заигранная пластинка, Разумный компромисс).

Томми (второе оправдание): Я их не люблю (больше не хромает).

Барбара: Не страшно, что ты их не любишь или не любишь играть с ними. Я только хочу, чтобы ты поиграл с ними в мяч (Игра в туман, Заигранная пластинка).

Томми (третье оправдание): Я не люблю играть в мяч.

Барбара: Это не страшно, ты можешь и не любить играть в мяч — все, что я от тебя хочу, — просто сделать это (Игра в туман, Заигранная пластинка).

Т о м м и: Я не умею играть в мяч.

Барбара: Это тоже не страшно. Не обязательно знать, как надо играть. Я сама плохо играю. Ты будешь делать много ошибок, пока учишься, и будешь чувствовать себя из-за этого неуютно, как и я в свое время, когда училась, но я хочу, чтобы ты пошел и поиграл в мяч (Игра в туман, Самораскрытие, Заигранная пластинка).

Томми: Я все-таки не хочу.

Барбара: Разумеется, не хочешь, но я этого хочу. А что бы ты предпочел? Стоять здесь всю перемену и говорить со мной подобным образом или пойти играть с другими детьми? (Игра в туман, Заигранная пластинка, Разумный компромисс).

Томми (идет на площадку к другим ребятам): Я все-таки не хочу.

Барбара: Отлично! Думай все, что тебе угодно. Просто играй в мяч.

Из разговора Барбары и Томми стало очевидно: Томми избегал играть с ребятами в мяч, потому что считал себя плохим игроком. Я спросил у Барбары: может, у него трудности с координацией движений? Барбара с улыбкой ответила: «Он был немного растерянный в первую неделю, но когда он что-либо делал хорошо, я всякий раз его хвалила. Так что теперь он такой же, как все мальчишки. Что-то ловит, что-то роняет».

После случая с Томми Барбара по-иному стала вести себя со всем классом, если возникал конфликт. После нескольких недель тренинга Барбара заметила, что у нее все меньше и меньше возникало трудностей в общении с детьми, когда она велела им что-то сделать. «До этого, — признавалась Барбара, — они ничего не говорили по этому поводу, но половина не делала того, что я задавала им. Теперь, когда я им что-то говорю, они, хоть и ворчат, но все делают. Им, возможно, не нравится то, что я от них требую, но они делают, и делают быстро!»

Другие преподаватели также находили, что решительное поведение помогает быстрее разрешить возникающие конфликты и с более взрослыми учениками. Зик, проходивший у меня тренинг, сообщал, что ему уже не приходится вступать в долгие диалоги со студентами, когда они выпрашивают оценку повыше. Он отвечает примерно так: «Все верно. Некоторые вопросы были не вполне ясны, но я не собираюсь давать другую контрольную», или «Совершенно верно, я мог прояснить этот вопрос заранее, но тем не менее больше тройки вы не заслуживаете», или «Конечно, очень плохо, что вы больны и не смогли взять вопросы у других студентов, но все равно я дам вам контрольную». А иногда с юмором, обращаясь ко всему классу: «Я знаю, что большинство из вас хотели бы иметь преподавателя получше, который не бормочет так нудно, но вам придется терпеть меня!»

В следующем диалоге вы увидите, как отец учится общаться со своей дочерью-подростком не как родитель с ребенком, а как взрослый человек со взрослым.

Скотти — тридцативосьмилетний юрист. Его вторую жену зовут Линн. Скотти женился на ней пятнадцать лет назад, у них двое детей: дочь Банни — ей четырнадцать и сын Дейв — ему двенадцать. От первого брака у него не было детей (он развелся через год после свадьбы). Вторая женитьба Скотти была удачной, но когда Банни достигла возраста половой зрелости, у них с Линн начались проблемы. Линн, очень переживавшая за Банни, оказывала давление на Скотти. Она настаивала, чтобы Скотти был строг с дочерью, в то время как сама предпочитала отмалчиваться, если дочь не приходила вовремя.

Когда Скотти поведал мне об этой проблеме, я посоветовал ему при разговоре с Банни упорно использовать то, что я называю Самораскрытие. Прямо признаваясь ей в своих ощущениях по поводу ее поведения, Скотти смог бы общаться с ней как со взрослой. Он бы научил Банни понимать, что если она хочет свободы взрослых, ей придется и нести ответственность за свое поведение как взрослой. Ей придется узнать, что самое важное для взрослого человека — уметь регулировать свое поведение, ограничивать себя в соответствии с жизнью дома в целом и признать необходимость соглашаться на разумный компромисс. Очень важно, чтобы она научилась вести себя в семье как взрослый человек. Тогда они могли бы все прийти к какому-то взаимоприемлемому соглашению.

Таким образом, Банни бы узнала, что независимости невозможно достичь ни нападением на взрослых членов семьи, ни бегством от них. Вместо этого ей пришлось бы начать что-то делать, чтобы прийти к соглашению с родителями о большей свободе.

Банни, как и многих подростков, не испугал бы просто «список» бед, в которые она может попасть, если не будет себя контролировать: нежелательная беременность, зависимость от наркотиков, возможность угодить в полицию из-за развеселой компании или покалечиться (если не погибнуть) в автокатастрофе из-за неумелого водителя-подростка и т. д. и т. п. Такое отцовское убеждение уже применялось, но, кажется, не произвело на Банни ни малейшего впечатления. Вероятно, в столь юном возрасте очень силен оптимизм.

Ее родители настроены более пессимистично. Однако, это тоже не вполне адекватный взгляд на реальность. Самым лучшим выходом здесь был бы прямой разговор отца с дочерью. Это позволило бы высказать обе точки зрения, оптимистичную и пессимистичную. Скотти объяснил бы Банни, почему следует быть осторожней и консервативней, Банни же смогла бы выдвинуть свои контраргументы. Скотти нужно было объяснить Банни: только то, что она будет держать свое слово, избавит его от беспокойства за нее (не важно, обоснованно это беспокойство или нет). Цель поведения Скотти, построенного на раскрытии его беспокойства за дочь, — не вызвать у Банни ощущение вины, а заставить ее по-взрослому понять его чувства. Неуклонно используя Самораскрытие и Разумный компромисс, Скотти должен был достигнуть трех очень важных результатов для своей дочери и для себя.

Первое. Скотти сказал бы Банни, что у нее возникнет проблема — ей придется всякий раз сталкиваться с беспокойством Скотти, когда она будет приходить домой поздно.

И не имеет большого значения, сколь сильно Банни будет протестовать против этого бессмысленного, иррационального, нелогичного беспокойства отца. Факт останется фактом; отец волнуется за нее. Если она часто будет избегать контроля с его стороны, ей придется иметь дело с его беспокойством, а делать этого не следует. У нее нет причин чувствовать свою вину из-за того, что отец обеспокоен, или из-за своей собственной жажды свободы. Все очень просто: ее отец беспокоится, когда она приходит домой поздно, и ей придется сталкиваться с его беспокойством всякий раз, пока она это делает. Ей нужно найти выход из положения.

Второе: если Скотти откровенно признается, что его беспокоит поведение Банни, это превратит их отношения в отношения взрослых людей (вместо отношений родитель—ребенок).

Третье: новое отношение к Банни как к взрослому человеку позволит Скотти перебороть свое беспокойство и эмоционально приготовиться к тому, что Банни когда-нибудь покинет семью и что ей все больше и больше требуется свободы как взрослому человеку.

Скотти в нашей группе прорепетировал предполагаемый диалог с дочерью. После этого он был готов к настоящему разговору с ней. Я посоветовал Скотти также поговорить с женой, чтобы и она со своей стороны приняла участие в разрешении проблемы.