Общепсихологическая основа формирования направлений обучения

Образовательный процесс, начиная со второй половины XVIII в., становится объектом теоретического, не только педа­гогического, но и психологического осмысления. Естественно, что этот процесс интерпретировался до второго этапа развития пе­дагогической психологии в контексте доминирующих в этот пе­риод психологических теорий, положения которых соотноси­лись с процессом научения. Процесс научения трактовался в ка­тегориях и понятиях этих теорий. Напомним, что до конца про­шлого столетия господствовала ассоциативная теория, в начале XX в. сразу две теории — бихевиоризм и гештальтпсихология — сформулировали основные положения обучения. И толь­ко на третьем этапе развития педагогической психологии, во вто­рой половине XX столетия возникли самостоятельные теории или, точнее, направления обучения. Рассмотрим сначала те обще­психологические положения ассоциативной, бихевиористской и гештальтпсихологической теорий обучения (научения) и раз­вития, которые оказали значительное влияние на общую теорию обучения.

Мысль об ассоциации как возможном механизме образования явлений психики была впервые высказана Дж. Локком (1632— 1704), хотя само понятие ассоциации, ее видов, особенностей было введено еще Аристотелем. Заслуга ясного изложения основ­ного принципа будущей школы, по которому все объясняется пер­вичными ощущениями и ассоциацией вызываемых ими представ­лений или идей, принадлежит Д. Гартли (1747). Д. Гарт ли исхо­дил из материалистического представления о том, что внешнее воздействие вызывает ответное действие нервной ткани, в кото­рой возникают большие и малые вибрации. По Д. Гартли, «однаж­ды возникнув, малые вибрации сохраняются и накапливаются, образуя «орган», который опосредует последующие реакции на

новые внешние влияния. Благодаря этому организм... становит­ся обучающейся системой, имеющей соответствующую исто­рию. Основа обучаемости — память. Она для Гартли общее фун­даментальное свойство нервной организации» [244, с. 133]. От­метим большую роль памяти, по Д. Гартли, в обучении.

Причины образования ассоциаций представлений или идей в дальнейшем рассматривались Дж. Ст. Миллем, который утверж­дал, что «наши идеи (представления) зарождаются и сущест­вуют в том порядке, в каком существовали ощущения, с кото­рых они — копия. Главный закон — ассоциация идей, а причин ассоциации, по-видимому, две: живость ассоциированных ощу­щений и частое повторение ассоциации»[3]. Анализ основных законов образования ассоциаций (ассоциации по сходству, ассо­циации по смежности (совпадение по месту или времени), при­чинно-следственные ассоциации и др.) и вторичных законов их образования, к числу которых отнесены «длительность первона­чальных впечатлений, их оживленность, частота, отсроченность по времени», привели исследователей к выводу, что эти законы являются не чем иным, как «перечнем условий лучшего запо­минания» (М.С.Роговин). Соответственно запоминание определя­лось действием законов ассоциации.

Следует отметить, что ассоциативная психология рассматри­вала и мышление как своеобразную репродуктивную функцию памяти. По свидетельству исследователей проблемы мышления, «вопрос о репродукции идей был одним из центральных вопро­сов ассоциативной теории мышления, поскольку движение мыс­ли зависело от того, какие идеи и в каком порядке будут ре­продуцироваться из запасов памяти» [37, с. 41]. Так же, как и при рассмотрении памяти, одним из основных законов репро­дуктивного мышления оставался закон упрочения силы ассоци­аций в зависимости от частоты их повторения (хотя сфера его при­менения несколько менялась). Несомненно, что утверждение ассоциативной психологией значимости частоты повторения для образования и упрочения ассоциаций явилось своеобразным те­оретическим обоснованием выдвигаемого в это время педагога­ми требования заучивать материал путем многократного, меха­нического повторения.

Экспериментальные данные Г. Эббингауза одновременно ха­рактеризовали способность человека как запоминать, так и заучивать материал, что впоследствии позволило исследователям тесно сблизить два понятия — «память» и «научение» (как при­обретение и сохранение какого-либо навыка или системы навы­ков). В дальнейшем в работах бихевиористов происходит и пол­ное слияние этих понятий. В конце XIX в. Э. Торндайком, яр­ким представителем экспериментальной сравнительной психоло­гии, была выдвинута одна из основополагающих теорий науче­ния того времени — теория проб и ошибок [252; см. также 245, с. 336-343]. Суть ее заключается в том, что животное (Э. Торндайк проводил эксперименты на кошках) в результате многократ­ных проб и ошибок случайно находит ту из имеющихся у него реакций, которая соответствует раздражителю — стимулу. Та­кое совпадение вызывает удовлетворение, что подкрепляет дан­ную реакцию и связывает ее со стимулом. Если повторится по­добный стимул, то повторится и реакция. В этом заключается первый и основной закон Э. Торндайка — закон эффекта. Вто­рой закон — закон упражнения — заключается в том, что реак­ция на стимул обусловлена количеством повторений, силой и длительностью стимульного воздействия. Согласно третьему за­кону научения — закону готовности, реакция животного зави­сит от его подготовленности к данному действию. Как утверж­дал Э. Торндайк, «только голодная кошка, будет искать пищу». Разрабатывая свою теорию, Э. Торндайк впоследствии опре­делил еще несколько факторов научения, из которых особенную роль играет фактор «идентичных элементов». В последующем развитии теории научения этот фактор соотносится с принци­пом переноса навыка. Так, Э. Торндайк считал, что такой пере­нос осуществляется только при наличии идентичных элементов в различных ситуациях. Дальнейшие исследования Э. Торн­дайка привели к некоторому изменению второго закона, особен­но применительно к описанию научения человека. Э. Торндайк ввел понятие знания результатов как еще одной закономерно­сти научения, поскольку, по его утверждению, «практика без знания результатов, как бы она ни была длительна, — беспо­лезна». В то же время знание результатов рассматривается Э. Торндайком как сопутствующий момент действия закона эф­фекта, усиливающий прочность образовавшейся связи между сти­мулом и реакцией. Работы Э. Торндайка, ассоциативные по сущности и бихевиористичные по методу и подходу, оказали зна­чительное влияние на теоретическое осмысление образователь­ного процесса.

Критический анализ теории проб и ошибок был дан одним из представителей гештальтпсихологии К. Коффкой, работавшим в области обучения и психического развития ребенка [95]. В от­личие от ассоциативной психологии для гештальтпсихологии на­чальным является целое, структура, гештальт, а не элементы. В основу гештальтпсихологии, как отмечают исследователи этой теории, был положен постулат_; что «возникновение структуры есть организация, причем спонтанная», мгновенная организация, или, точнее, самоорганизация материала [200, с. 13]. Она воз­никает в процессе восприятия или припоминания в соответствии с действующими независимо от субъекта принципами близости, сходства, «замкнутости», «хорошего продолжения», «хорошей формы» самого объекта восприятия, припоминания [подробнее см. 245, с. 352—366]. Соответственно первичной и первоначаль­ной задачей в обучении является обучение пониманию, охвату целого, конфигурации, общего соотнесения всех частей целого, их соотношения. Гештальтпсихологи подчеркивают, что такое по­нимание наступает в результате внезапного возникновения ре­шения или озарения — «инсайта».

Полемизируя с Э. Торндайком относительно правомерности теории проб и ошибок, К. Коффка правильно отмечает, что мно­гократное бессмысленное повторение может принести только вред, что необходимо сначала понять путь действия, его струк­туру, или гештальт, и потом уже повторять это действие. «Ут­верждение, что животное обучается совершенно неосмысленно, должно быть отвергнуто» [95, с. 117]. Еще с большим основа­нием должен быть отвергнут такой путь научения в целена­правленном обучении человека. Анализируя процесс обучения, К. Коффка достаточно большую роль в нем отводит подражанию. Он рассматривает две возможности его применения: либо имеет место слепое подражание без понимания, а затем — осмысление, либо же «понимание образца предшествует подражательному действию. Исходя из имеющегося фактического материала, можно заключить, что обучение путем подражания осуще­ствляется главным образом по второй форме» [95, с. 204].

К. Коффка полагает, что «...обучение путем подражания в сравнении со спонтанным обучением оказывается более лег­ким, не говоря уже о том, что такие навыки, как речь и пись­мо, могут быть вообще усвоены только с помощью подражания» [95, с. 205]. Коффка уделяет большое внимание проблеме образ­ца для подражания и подчеркивает, что ситуация обучения«улучшается при существовании образца уже тем, что отме­чается отправной пункт решения» [95, с. 205].

При этом сам К. Коффка делает существенную оговорку, что научение не сводится только к работе памяти, оно нуждается в объ­яснении того, как формируется новое в этом процессе. Правиль­но отмечая зависимость между пониманием действия и его вы­полнением, К. Коффка, однако, делает слишком большой акцент на подражании, особенно при овладении речью на родном язы­ке. Он не отмечает столь присущего ребенку речетворчества, самостоятельного выявления им самим закономерностей языка.

Возникший практически одновременно с гештальтпсихологией бихевиоризм в определенной мере наследовал философ­скую позицию американского функционализма У. Джемса — Дж. Дьюи, которая проявляется в прагматическом подходе к рас­смотрению психики. По У. Джемсу, сознание, выражаемое в на­выках, знаниях, восприятии, все время соотносится с окружаю­щей средой, оно определяется как функционирующее состояние приспособления. Соответственно в рамках этого подхода полез­ны только те реакции организма, которые помогают ему приспо­собиться к среде.

Научно-экспериментальной базой бихевиоризма явились, с одной стороны, положения Э. Торндайка о характере научения и фактические данные Г. Эббингауза о вербальном запоминании. С другой стороны, бихевиоризм, и особенно необихевиоризм Э. Толмена, основывался на учении И.П. Павлова об условных рефлексах. Однако в силу позитивистского подхода к психике ос­новное, центральное звено условного рефлекса было игнориро­вано основоположником этой психологической теории — Дж. Уотсоном. Он оставил в схеме рефлекса только крайние его члены, обозначив их «стимул» (S) и «реакция» (R). Отношение «стимул-* реакция» (S—>R) определяло навык как выработанную, «вы­ученную» реакцию на определенный стимул.

Основной посылкой бихевиоризма, позволяющей его предста­вителям переносить выводы, полученные Э. Торндайком в опы­тах на животных, на поведение людей, является утверждение Дж. Уотсона, что «человек — животное, отличающееся от других жи­вотных только типом поведения, которое он проявляет... Речь — это действие, т.е. поведение. Язык — навыки, которые при закрытых губах — думание... То, что психологи называют мыслью, не что иное, как думание про себя» [253, с. 6]. Други­ми словами, согласно раннему бихевиоризму, вся психическая

деятельность человека, как и животного, может быть описана в тер­минах «научение» и «навык». Эти два понятия — «научение» как приобретение индивидуального опыта и «навык» как упро­ченная связь стимула — реакции тождественны для Дж. Уотсо­на. Игнорирование «сознания», «мышления» Дж. Уотсон оправ­дывает невозможностью их объективного непосредственного изу­чения. Поэтому, согласно Дж. Уотсону, бихевиоризм как подлин­ная естественная наука может обойтись без таких умозритель­ных понятий, как «мозг», «ум», «сознание». Основная же зада­ча психологии заключается в изучении поведения человека [216]. Изучение речевого поведения человека и обучение его этому поведению рассматриваются бихевиоризмом в том же кон­тексте.

Необихевиоризм Э. Толмена, К. Халла, Э. Газри, Б. Скиннера, введя понятия промежуточных переменных, познавательной (когнитивной) карты, матрицы ценностей, цели, мотивации, антиципации, управления поведением, существенно изменили об­щее содержание ортодоксального бихевиоризма Дж. Уотсона. Сфор­мировались необихевиористские теории когнитивного бихевио­ризма Э. Толмена (с центральной категорией образа), гипотетико-дедуктивного бихевиоризма К. Халла (с центральной катего­рией мотивации, антиципации) и оперантного бихевиоризма Б. Скиннера (с центральной категорией управления) [244, с. 234—249]. Именно в необихевиоризме были уточнены законы упражнения и эффекта Э. Торндайка. Первый закон дополнял­ся не только действием частоты повторения, но и образованием целостной (гештальт) структуры, когнитивной карты, влияющей на эффективность научения. Закон эффекта (или подкрепле­ния) соотносится не только с удовлетворением потребности, но и подтверждением (на основе антиципации) когнитивной карты.

С начала столетия на основе этих психологических теорий фор­мировались определенные направления и теории обучения. Со­гласно одному из них, основная задача «формального» обучения — развить у ребенка способности, необходимые для того, чтобы до­бывать знания. Согласно другому — основная цель обучения за­ключается только в освоении определенной суммы знаний. Ос­новываясь на постулате, что «ребенок не развивается и воспи­тывается, а развивается, воспитываясь и обу­чаясь» [194, т. 1, с. 176], С.Л. Рубинштейн подчеркивал искус­ственность такого противопоставления двух направлений обучения. Он считал, что в реальном ходе обучения (через которое ре­бенок проходит, развиваясь) и развития (которое совершается в про­цессе обучения) происходит и то, и другое: и освоение определен­ной системы знаний, и вместе с тем развитие способностей ре­бенка.

При этом, согласно Н. А. Менчинской, которая наиболее пол­но выразила эту мысль, в основе обучения лежит механизм ас­социаций (понимаемый автором как синоним «временной связи» в условно-рефлекторной теории И.П. Павлова), включающий сложную аналитико-синтетическую деятельность. Соответствен­но все названные особенности образования и закрепления ассо­циаций, и прежде всего их повторение, должны приниматься во внимание педагогом при организации обучения. Учет особенно­стей аналитико-синтетической деятельности обучающихся, уп­рочение ассоциативных связей до сих пор являются значимыми требованиями обучения.

С середины столетия направления обучения поляризуются во­круг двух его характеристик: управляемости и формирования у уча­щихся способности «добывать» знания самостоятельно. При этом, конечно, ни одно из направлений в настоящее время не представ­лено в чистом виде, одно включает элементы другого. Однако не­обходимым требованием для каждого из них является воспиты­вающий, развивающий характер обучение и активность субъек­та научения.