Здания без души

«Раз за разом убирали новые жильцы все то, что прежде отличало здание: замечательный овальный читальный зал, бывший общедоступным центром и символическим сердцем библиотеки, «расчистили» и тем самым разрушили; от совершенно-функциональной и вместе с тем эстетически выверенной внутренней архитектуры остались лишь противопожарные стены и дубовые панели окон фасада. Все встроенные элементы (лестницы, шкафы, полки вдоль стен, ряды откидных сиденьев, каталожные ящики), как и примыкавшая к залу галерея, были выкорчеваны; даже знаменитый световой проем в потолке лишили его тонкой внутренней отделки...» — так описывается перепланировка здания Научно-культурной библиотеки Варбурга, впервые открывшей свои двери для посетителей 1 мая 1926 г. (Михаэль Дирс (Diers). «Доброму европейцу посвящается: отвоеванный дом Варбурга в Гамбурге». Новая цюрихская газета, 16— 17.09.1995, с. 65).

«Переделка», или — используя более новое слово — «перепланировка», домов случалась в Центральной Европе и в XIX веке, а после Второй мировой войны в ходе восстановления разрушенных городов и зданий стала повсеместной.

Жить в старом доме теперь опять стало модным. Однако при этом никто не хочет отказываться и от современных удобств. «Туалет не должен находиться на лестничной площадке, а здесь надо расположить ванную». Печное отопление, для которого нужно таскать из подвала уголь, уже не отвечает духу времени. Подобные требования вынуждают к обширной перестройке, к изменению исходного плана здания. Желание жить в старом доме на современный лад зачастую влечет за собой единственно приемлемое решение — перепланировку. О «перепланировке» говорят, когда удаляют внутреннюю отделку помещения и по-новому перегораживают помещения, то есть целиком расчищают здание изнутри, оставляя лишь стены дома и крышу. Так что перепланировка означает перестройку или новостройку при сохранении фасада здания. Поэтому, если смотреть снаружи, можно подумать, что перед нами старинный дом, но стоит переступить его порог, как мы увидим полностью принявшее современный облик внутреннее убранство с лифтом, звукоизоляцией, кондиционерами, электрическими плитами, тройным остеклением, гаражом внизу и т. д.

Опасность перепланировки не оспаривают и специалисты. Так, после перепланировки строений в старой части Цюриха появились такие словечки, как «Цюрих — Диснейленд» и «Цюрих — только с виду Цюрих» (Дитер Нифергельт (Nievergelt) [Ред.], Sanierung von Bauten in der Altstadt: Pinselrenovation kontra Auskemung («Оздоровление построек в Старом городе: ретушевка против перепланировки»). Нидертойфен, 1986, с. 5). За этим скрывается тревога за здания, после перепланировки «лишившиеся своего духа», и понимание того, что Старый город лишь тогда имеет право так называться, когда и за фасадом сохраняются следы истории. Перепланировка ведет к «прискорбной утрате содержания, к чему-то ненастоящему», иногда даже поговаривают о «потемкинских деревнях» [см. стратагему 29], как сказал Томас Вагнер, мэр Цюриха (там же, с. 11), или о «ряженом сооружении» (Георг Мёрш, Aufgeklarter Widerstand: das Denkmal als Frage und Aufgabe («Объявленное сопротивление: памятник как требующая решения задача»). Базель, 1989, с. 63).

Против перепланировки говорит тот факт, что здание всегда образует определенное единство, и сохранение только внешнего облика не может нас удовлетворять. Удивительно, но вместе с перепланировкой исчезает своеобразное очарование умиротворенности, ощущение особого уюта старого дома со всеми его закоулками. Старый дом имеет свою историю, которую может нам поведать. И какой контраст являют зачастую безликие и своими строгими геометрическими очертаниями наводящие тоску новостройки. Для Георга Мёрша, профессора архитектуры Федеративной политехнической школы Цюриха, перепланировка — это воплощение псевдонаучного тезиса «наружная краса вся на виду и являет собой историко-культурную ценность, а поэтому достойна сохранения, внутреннее же убранство сокрыто и трудно воспринимается эстетически, а поэтому вполне может быть удалено». Что до восприятия людей, то они «зачастую чувствуют себя обманутыми, ограбленными» (Нифергельт, с. 21), тем более что «при виде любого здания, старинного на вид, приходится опасаться подделки» (Мёрш, 1989, с. 66). Люди нуждаются в зримых, вещественных свидетельствах прошлого, несущих в себе дух былого. Эти следы прошлого придают нашим мыслям и чувствам широту и глубину, духовно обогащая нас. А что же происходит при перепланировке?

«Всякого, наблюдавшего подобную внутреннюю ломку, охватывает оторопь при виде того, как сносят добротные стропила, крепкие балочные перекрытия, надежные лестничные клетки с витыми перилами, паркет, обшивку из цельного дерева, резные двери, лепные потолки и старую фурнитуру. [Стираются] черты дома и следы его обитателей, следы, накапливавшиеся десятилетиями и связующие прошлое и настоящее, следы, запечатленные во всем облике дома и лишь совокупно придающие значимость величественному фасаду. Почти всегда вместе с этими следами... наряду со значимостью для нашей памяти всего внутреннего содержания старого дома исчезает и технически безупречное и полезное внутреннее содержимое дома вроде добротности, удобства починки даже для людей несведущих, технической понятности даже для детей, возможности изменений, но неспешных, идущих в ногу с нашей собственной жизнью» (Нифергельт, с. 21 и след.; Мёрш, с. 62). Пока перепланировка будет уничтожать сам принцип строительства старинных зданий, столь не похожий на современный, она «будет представлять собой лишь особо разительный пример полной своей несостоятельности» (Нифергельт, с. 26).

Отошедшая на задний план охрана памятников

Многие старые постройки, особенно в немецких городах, отличаюется обширностью смежных с соседними зданиями площадей, то есть превышением установленных современным законом линий застроек, избытком защитных лесонасаждений. Однако после сноса такое же использование земельного участка для новостройки уже невозможно. Поэтому сохранение внешнего вида, подправленный фасад, заново воссозданный внешний облик — все это зачастую служит тому, чтобы продемонстрировать «сохранение памятника», хотя в действительности перед нами новостройка. Злоупотребления под видом охраны памятников все чаще вызывают общественное негодование: вместо того, чтобы по меньшей мере получаемую отдачу от земельного участка, где расположен памятник, сделать залогом его полного сохранения, пренебрегают целостностью самого памятника, просто прикрываясь им «для незаконного строительства». Тем самым обесценивается само понятие памятника. (Георг Мёрш, Объявленное сопротивление. Базель, 1989, с. 60). Так, истинным основанием для «сохранения» подвергшейся перепланировке гостиницы в Цюрихе стало то обстоятельство, что при полном сносе здания пришлось бы придерживаться существующих ныне строительных норм. Сохранение внешней стены позволило их обойти (Мёрш, с. 63, 65).

Таким образом происходит двойное выхолащивание: как самого сооружения, так и понятия «памятник».