Сопереживание и эмоции: почему мы помогаем одному и не помогаем многим
Немногие из американцев, достигших сознательного возраста к 1987 году, смогут забыть «сагу о малышке Джессике». Джессика была полуторагодовалой девочкой из техасского Мидленда. Как-то раз она играла в саду у своей тети и внезапно упала в старый высохший колодец глубиной более 6 метров. Она провела в темной подземной дыре 58 с половиной часов, однако СМИ преподносили происшествие так, как если бы оно затянулось на несколько недель. Эта драма сплотила между собой множество людей. Буровики, дипломированные спасатели, соседи и журналисты устраивали в Мидленде ежедневные бдения, к которым присоединились телезрители по всему миру. Весь мир следил за каждым дюймом прогресса в спасательных работах. Когда спасатели обнаружили, что правая нога Джессики застряла между камней, их охватило смятение. Все присутствовавшие пришли в настоящий восторг, когда девочка начала подпевать колыбельную про Шалтая-Болтая, транслировавшуюся через динамик, спущенный в шахту (интересный выбор песни, учитывая сложившиеся обстоятельства). И у многих присутствовавших появились слезы облегчения, когда малышку наконец вытащили на поверхность.
После спасения семья Джессики получила свыше 700 тысяч долларов пожертвований. Журналы Variety и People, описывавшие историю во всех деталях, разлетались как горячие пирожки. Скотт Шоу из газеты Odessa American получил в 1988 году Пулитцеровскую премию за свой снимок малышки на руках у одного из спасателей. Был снят телевизионный фильм «Поющий ребенок: спасение Джессики МакКлюр», главные роли в котором сыграли Бо Бриджес и Патти Дьюк, а композиторы Бобби Джордж и Джефф Дин Роч увековечили девочку в своих балладах.
Конечно, Джессика и ее родители сильно пострадали. Но почему, в конце концов, малышка Джессика привлекла больше внимания, чем репортажи CNN о геноциде в Руанде 1994 года, в ходе которого всего за 100 дней было убито 800 тысяч людей, в том числе множество детей? и почему наши сердца откликнулись на страдания техасской девочки гораздо охотнее, чем на мучения жертв массовых убийств и голода в Дарфуре, Зимбабве и Конго? а если поставить вопрос чуть шире, то почему мы бросаемся выписывать чеки, чтобы помочь одному человеку, но при этом не испытываем потребности к действию перед лицом других трагедий, более жестоких, массовых и кровопролитных?
Это сложная тема, которая волнует философов, религиозных мыслителей, писателей и ученых с незапамятных времен. Возникновению апатии по отношению к большим трагедиям способствует множество обстоятельств. Часто проблема связана с отсутствием информации о разворачивающихся событиях, расистскими настроениями, а также с тем фактом, что боль в других частях света воспринимается нами куда слабее, чем страдания наших ближайших соседей. По всей видимости, еще один важный фактор связан с размером трагедии. В свое время об этом сказал не кто иной, как Иосиф Сталин: «Смерть одного человека — это трагедия, смерть миллионов — статистика»[59].
Полная противоположность Сталину, мать Тереза, выразила примерно те же мысли, сказав: «Когда я смотрю на толпу, то не делаю ничего. Когда я смотрю на человека, то приступаю к действию». Тот факт, что Сталин и мать Тереза согласились с этим высказыванием (пусть и по совершенно разным причинам), а также предположение о том, что это высказывание верно, означают лишь одно: обладая невероятной чувствительностью к страданиям одного человека, мы в целом (что крайне тревожно) безразличны к страданиям множества людей.
Неужели трагедия становится все более безразличной для нас по мере нарастания числа ее участников? Эта мысль удручает, и я заранее предупреждаю вас, что следующий ниже текст не предназначен для развлечения, — но, как и в случае со многими другими человеческими проблемами, я считаю важным разобраться в том, что на самом деле движет нашим поведением[60].
Дата добавления: 2014-12-01; просмотров: 1441;