Примечания. 2 Слово идентично в обоих случаях, но любопытно, что в первом случае оно мужского рода, а во втором — женского.

1 Опубл. в V.I., окт. 1931.

2 Слово идентично в обоих случаях, но любопытно, что в первом случае оно мужского рода, а во втором — женского.

3 Достаточно примечательно и то, что греческое имя Тифон (Typhon) является анаграммой, образованной из тех же элементов, что и слово Пифон (Pyphon).

4 Напомним также о змее, олицетворяющей Кнеф и рождающей "Мировое Яйцо" изо рта; известно, что последнее у друидов было равным образом "змеиным яйцом", изображаемым "окаменевшим морским ежом".

5 В Царь Мира, гл. III мы отмечали в связи с этим изображение "ам-фисбена" или змея о двух головах, из которых одна олицетворяет Христа, а другая — Сатану.

6 См. Царь Мира, гл. V.

7 Вполне вероятно, что гностики, именуемые "сетитами", в действительности не отличались от "офитов", для которых змея (ophis) была символом Слова и Мудрости (Sophia).

8 Довольно любопытно, что имя Сиф, приведенное к своим сущностным элементам ST латинского алфавита (который есть лишь форма алфавита финикийского), дает изображения "медного змия". Заметим по поводу последнего, что в действительности это то же имя, которое в еврейском языке означает "змея" (nahash) и "бронзу" и "медь" (nehash); в арабском обнаруживаем другую, не менее странную аналогию: "nahas", "бедствие" и "nahas", "медь".

9 Здесь можно обратиться к нашему исследованию о "громовых камнях".

10 Этот смысл особенно очевиден в образе змеи, обвивающейся вокруг жезла Асклепия.

11 El-Hay — есть одно из основных имен Бога; его следует переводить не "Живущий", как это часто делают, но "Животворящий", тот, кто дает жизнь, или кто есть принцип жизни.

12 См. Символика Креста.

13 Образчик его можно видеть на левом портале Собора Парижской Богоматери.

14 Рассказывают, что Нюй-Ва смешала камни пяти цветов (белого, черного, красного, желтого, голубого), чтобы починить прореху в небе, а также, что она отрезала четыре ноги у черепахи, чтобы утвердить на них четыре оконечности мира.

15 См. Царь Мира, гл. V.

16 Там же, гл. III.

17 Возможно ли, не впадая в крайности лингвистического фантазирования, сблизить с ним греческое сотер (soter), "спаситель"? И надо ли говорить в этой связи, что между именами Христа (El-Messih) и антихриста (Еl-Messikh) может и даже должно существовать странное сходство?

18 Корень baham или abham означает "быть немым", а также "быть скрытым", если общий смысл слова Behemoth связывается с первым из этих двух значений, то второе может более конкретно напоминать о животном, "которое прячется в тростниках"; и здесь совпадение со смыслом другого корня, sathar, о котором мы только что говорили, также весьма любопытно.

19 Здесь налицо также странное лингвистическое сходство: по-арабски "осел" именуется химар; "красный осел" является, стало быть, подобно "медному змию", своего рода "плеоназмом в фонетической символике.

20 В Индии осел является символическим верховым животным Мудеви "инфернального" аспекта Шакти.

21 Роль осла в евангельской традиции, от рождения Христа и до входа Его в Иерусалим, может показаться противоречащей тому зловещему значению, которое приписывается этому животному почти повсеместно. А "праздник осла", который отмечался в средние века, похоже, так никогда и не получил удовлетворительного объяснения; мы также воздержимся от риска хотя бы намека на интерпретацию этого весьма темного сюжета.

21. О значении "карнавальных" празднеств(1)

В связи с некоей "теорией праздника", сформулированной одним социологом, мы отмечали2, что она одним из своих недостатков, в ряду прочих, имела стремление свести все праздники к одному единственному типу, "карнавальных" праздников — выражение достаточно ясное, чтобы быть легко понятым всеми, потому что карнавал действительно являет то, что еще и сегодня сохранилось от этого на Западе. Тогда же мы сказали, что в связи с праздниками такого рода возникают вопросы, заслуживающие более углубленного исследования. И действительно, производимое ими впечатление есть всегда и прежде всего впечатление "беспорядка" в самом полном смысле этого слова. Как же объяснить, что мы обнаруживаем их не только в эпоху, подобную нашей, где можно было бы — если бы они и впрямь принадлежали именно ей — считать их просто-напросто еще одним проявлением общей неуравновешенности, но также, и притом в гораздо более развитом виде, в традиционных цивилизациях, с которыми они кажутся на первый взгляд несовместимыми?

Небесполезно будет привести здесь несколько конкретных примеров, и прежде всего мы упомянем в этой связи некоторые праздники весьма странного рода, отмечавшиеся в средневековье: "праздник осла", где это животное, чья выраженная "сатаническая" символика хорошо известна во всех традициях3, было введено даже в церковный хор, в котором занимало почетное место и получало самые необыкновенные знаки уважения; и "праздник шутов", где низшее духовенство предавалось самым худшим непотребствам, пародируя разом и церковную иерархию и самое литургию4.

Как объяснить, что подобные вещи, совершенно неоспоримо имеющие характер пародии и даже святотатства, могли в такую эпоху быть не только терпимы, но даже в каком-то смысле допущены официально?

Упомянем также сатурналии древних римлян, от которых, похоже, непосредственно произошел современный карнавал, хотя, по правде сказать, он всего лишь их жалкий остаток; во времена этих празднеств рабы повелевали своими хозяевами, а последние служили им5. Тогда возникал образ настоящего "перевернутого мира", где все совершалось вопреки нормальному порядку6. Хотя обычно утверждают, что в этих праздниках есть напоминание о "золотом веке", такая интерпретация абсолютно ложна, потому что речь не идет здесь о своего рода "равенстве", которое могло бы, с натяжкой, рассматриваться как олицетворение — в той мере, в какой это позволяют нынешние условия7 — первичной недифференцированности социальных функций; речь идет о переворачивании (отсюда — "разврат", "разворот", "отворот", — прим. изд-ва) иерархических отношений, что совершенно иное дело, а такое переворачивание составляет всеобще распространенную и одну из самых выраженных черт "сатанизма". Здесь, стало быть, надо видеть скорее нечто, соотносящееся со "зловещим" аспектом Сатурна, аспектом, который, впрочем, принадлежит ему не столько как истинному, сколько как падшему божеству некогда "золотого века"8.

На этих примерах видно, что в праздниках такого рода неизменно присутствует "зловещий" и даже "сатанический" элемент, но особого внимания заслуживает то, что именно этот элемент нравится простолюдину и возбуждает его веселость; здесь присутствует нечто, более всего другого способное удовлетворять наклонности "падшего" человека, поскольку эти наклонности толкают к особенному развитию самых низших возможностей его существа.

Именно в этом и заключается подлинное предназначение изучаемых праздников. В конечном счете речь идет о том, чтобы в некотором роде направить по должным путям эти наклонности и сделать их сколь возможно безопасными, давая им повод проявиться, но лишь на очень краткие сроки и в строго определенных обстоятельствах, а также замыкая такое проявление в узких границах, за которые ему запрещается выходить9. Если бы этого не было, те же наклонности, не получая хотя бы минимального удовлетворения, требуемого нынешним состоянием человечества, рисковали произвести взрыв, если можно так выразиться10, и распространить свое воздействие на все человеческое существование, как на коллективном, так и на индивидуальном уровне, создавая беспорядок гораздо более серьезный, нежели тот, что возникал в течение всего лишь нескольких, специально предназначенных для такой цели дней. Последний, впрочем, был тем менее опасен, что он, с одной стороны, как бы "регулировался" самой своей дозволенностью, так как эти дни как бы находились вне нормального хода вещей, так что и не оказывали на него сколько-нибудь заметного влияния; а с другой стороны, отсутствие чего-либо непредвиденного "нормализует", в некотором смысле, сам беспорядок и интегрирует его во всеобщий порядок.

Помимо этого общего объяснения, совершенно очевидного, если хоть сколько-нибудь призадуматься над ним, стоит сделать еще несколько полезных примечаний, касающихся более конкретно "маскарадов", играющих важную роль в собственно карнавале и других более или менее сходных с ним праздниках, и примечания эти еще раз подтвердят то, что мы только что сказали. В самом деле, карнавальные маски, как правило, отталкивающи и чаще всего напоминают животные и демонические формы, так что являются своего рода фигуративной "материализацией" этих низших, даже "инфернальных" тенденций, которым теперь позволяется экстериоризоваться, получить внешнее выражение. Кроме того, вполне естественно, что каждый выберет среди этих масок, даже не вполне сознавая это, ту, которая лучше всего соответствует ему, то есть ту, которая олицетворяет то, что более всего соответствует его собственным наклонностям этого рода. Так что можно было бы сказать, что маска, вроде бы предназначенная скрывать истинное лицо индивида, напротив, делает явным для всех то, что он реально заключает в себе, но что обычно вынужден скрывать. Стоит отметить, ибо это еще более уточняет природу маски, что здесь налицо как бы пародия "возвращения", которое, как мы уже объясняли в другом месте11, осуществляется на определенной ступени инициатического развития; пародия, говорим мы, поистине "сатаническая" подделка, потому что здесь это "возвращение" есть экстериоризация уже не духовности, но, напротив, низших возможностей существа12.

В заключение этого очерка добавим, что если празднества такого рода все больше хиреют и, похоже, уже с трудом возбуждают интерес толпы, то это потому, что в эпоху, подобную нашей, они действительно потеряли свое обоснование13; как, в самом деле, могла бы еще идти речь об "обрезании" беспорядка и замыкании его в строго определенные рамки, если он распространился повсюду и постоянно проявляется во всех сферах человеческой деятельности? Таким образом, почти полное исчезновение этих праздников, с которым, если оставаться на поверхности явлений и придерживаться просто "эстетической" точки зрения, можно было бы себя поздравить, в силу неизбежно присущего им аспекта "безобразия", так вот, это исчезновение, говорим мы, напротив, представляет, если заглянуть в глубь вещей, очень малообнадеживающий симптом. Оно свидетельствует, что беспорядок прорвался в весь строй существования и стал всеобщим до такой степени, что мы теперь реально живем, можно было бы сказать, в зловещем "постоянном карнавале".