Практическое значение графологии.

Живой интерес, проявляемый к графологии за границей, объясняется тем, что ее положения и законы с успехом применяются как в науке, так и в практической повседневной жизни. Изучение графологии попутно вносит много новых точек зрения в такие науки, как история, педагогика, психология. Еще Мишон предсказывал громадную роль, которую графология будет играть в медицине и психологии. Он указывал также на значение графологии в судебных исследованиях, сам неоднократно выступая в качестве эксперта в судебных заседаниях.

Практическое значение графологии весьма велико. Известный французский писатель, Анри Барбюсс, в своем письме к автору этой книги, указывая на воспитательное значение графологии, говорит, что графология является весьма ценным знанием, приучающим к работе в области анализа и синтеза, отсюда служит также и прекрасной гимнастикой для ума. В настоящий момент выдвигается ее решающая роль в диагнозах при психотехнических обследованиях личности (эти работы будут согласованы с программой бюро по исследованию психического мира учащихся и рабочих). Вторая, не менее важная область применения данных графологии,— это область судебной экспертизы документов: выяснение причастности данного лица к тому или иному документу определение внутреннего состояния автора в момент писания, а по возможности, и выявление различных физических и психических особенностей писавшего.

Эта роль графологии давно уже широко использована на Западе, и за последнее время начинает прививаться и у нас. Многие судебные и следственные органы уже пользуются услугами экспертов-графологов. Ранее к трудному и ответственному делу исследования документов обычно приглашались учителя чистописания и рисования, секретари различных канцелярий, сотрудники банка, работники типографий и т.п. мало подготовленные лица, экспертиза которых носит название "каллиграфической" и основана на внешнем сходстве форм букв и своего рода "буквенной бухгалтерии". Руководствуясь лишь своими впечатлениями о сходстве или несходстве форм букв и внутренне сознавая шаткость и случайность своих выводов, эксперты этой группы часто не имеют мужества сознаться суду в своих сомнениях и облекают свои заключения в категорическую форму даже в тех случаях, когда вопрос при современном состоянии науки не может быть разрешен с полной определенностью. Ясно, что такая экспертиза служит не к выяснению, а к затемнению дела.

В настоящее время задачей почерковедения становится: найти законы зависимости между функциями органов, воспроизводящих письмо и результатом этих функций — почерком.

И эта задача должна стать ударной задачей, гак как к тому толкает сама жизнь. Недавно во Франции изобретателем Деленом достигнута возможность передачи почерка по телеграфу. Сущность изобретения сводится к следующему: отправитель телеграммы может написать ее на любом языке и любыми знаками, и получателю она будет доставлена точь-в-точь в таком же виде и тем же почерком, каким была написана; Удобства нового способа телеграфирования неизмеримы. Получается собственно не телеграмма, а телеграфное письмо — названное "белинограммой". В деловых сношениях такая телеграмма может иметь характер документа, так как она точно передает почерк и подпись получателя. Таким образом, область применения судебнодоказательной силы письменных актов еще более расширяется.

В области педологии графология может сыграть решающее диагностическое значение, как определитель задатков и способностей ребенка.

С постановкой графологии на научной базе, она приобретает первостепенное значение, как объективный метод самопознания и человекознания, что безусловно имеет большую этическую, воспитательную ценность. Проф. Шнейдемиль в одном из своих трудов указывает также на исключительное значение графологии при выборе лиц на ответственные должности.

Установлено, что существует определенная связь между нервно-мозговыми заболеваниями и нарушением обычного вида письма. Какие формы может принять это нарушение письма, с большой наглядностью показывает проф. Сикорский в своем труде: "Всеобщая психология". Его основные положения сводятся к следующему. Автор говорит: "При прогрессивном параличе наиболее наглядными и наиболее поучительными представляются изменения в письме и речи. Анализ автографов больных должен войти в состав симптоматологии болезни, подобно другим данным".

Письма прогрессивных паралитиков обращают на себя внимание содержанием и внешностью. Паралитики пропускают слова, забывают о том, что нужно писать, и все их письмо представляет бессмысленный набор слов. Сплошь и рядом а таком письме наблюдается брызги, неровность строк, букв. Почерк параличных характеризуется умственными ошибками: пропусканием букв и знаков и прибавлением лишних букв; при общем параличе эти признаки являются чрезвычайно рано, гораздо раньше остальных симптомов болезни.

По наблюдениям доктора Люци, в начале болезни замечается лишь незначительное дрожание в нижних закруглениях букв и линиях, выходящих за строку. Подобное, а также автографы паралитиков мы можем найти в руководствах по нервным болезням проф. Оппельгейма, Крепелина, д-ра Образцова и др.

Аномальные начертания часто встречаются у лиц, страдающих навязчивостью состояний и идей, у лиц с нарушенным психическим равновесием или находящихся в состоянии сильной озабоченности. Это объясняется тем, что, когда мысль, диктующая письмо, задерживается по какой-либо причине (вызванной депрессивным состоянием пишущего), человек делает рефлекторное движение и ставит точку или другой знак. Рельефность и число аномальностей в письме варьируется в зависимости от настроения. Когда человек не тревожится беспокоящими его мыслями, что не задерживает обычного хода его мышления, то исчезают и эти аномальности в начертаниях. Но едва наступает прежнее состояние, как снова в письме наблюдаются те же признаки, и чем сильнее по навязчивости представления, тем обильнее в почерке и подобные начертания. Характерны наличием аномальных начертаний некоторые рукописи Соловьева, Достоевского, Гоголя.

Заслуживают глубокого внимания изыскания д-ра Попялковского над аномальными начертаниями в письме (неуместными лишними штрихами, как-то: точками, не требуемыми правилами пунктуации и часто разбросанными, где попало) (см. приводимый автограф). Он приходит к заключению, что мысль, неотступно преследующая человека, удручающая его, а также напряженность Внимания, вызванная необходимостью — в силу условий работы (чаще у лиц ответственного труда, как-то: у людей, соприкасающихся с денежными суммами, судебных работников и т. п.) — быть постоянно сдержанным, осмотрительным, осторожным, может выразиться в письме аномальными начертаниями. Поэтому мы можем очень часто встретить у лиц вышеуказанных категорий различные черты и точки после, а иногда и до подписи.

Д-р Попялковский в одной из своих статей приводит следующий характерный пример:

"Желая ознакомиться с нервным состоянием учащейся молодежи в течение экзаменов, я на выпускных экзаменах в фельдшерской школе д-ра Рогинского предложил ученицам написать о себе краткие сведения. Из 65 учениц половина вслед за подписью поставила точку. У 15 учениц замечалось уже некоторое злоупотребление точкой, точка стояла в конце каждой графы, и у 4-х учениц оказались аномальные точки. Мною были наведены справки об этих 4-х ученицах Одна из них, имевшая аномальные точки, находилась в крайне бедственном состоянии, перенесла сильную нужду и буквально голодала. По свойственной молодежи гордости, она скрывала свою нужду и не хотела ни к кому обращаться с просьбой о помощи. Об этом узнали случайно, когда, вследствие истощения, с нею стали делаться обмороки. Другая находилась в последнем месяце беременности и была озабочена тем, успеет ли она сдать экзамены до наступления родов. Третья, в то время, когда писала, находилась под впечатлением разлуки с ребенком, которого она только-что отправила к родным. Лишь о четвертой мне не удалось получить сведений. Но по аналогии с другими случаями можно было думать, что у нее в жизни было что-то взволновавшее ее: в тексте ее записки находились четыре аномальные точки".

(Д-р Попялковский.— "Аномальные точки в письме душевно-больных и здоровых". Журнал невропатологии и психиатрии им. Корсакова. 1914 г., кн. 3).

Почерки, нервно-больных, дают нам возможность увидеть в особо-выпуклой и отчетливой форме то, что в почерке здорового человека не так резко бросается в глаза, хотя тем не менее часто в нем присутствует. Медицина в графологии может сыграть роль увеличительного стекла.

Также интересен вопрос изучения наследственной преемственности почерка. Передача путем наследственности нормальных и анормальных особенностей как соматического, так и психического характера, также находит свое графическое выражение в почерке, который зависит всецело от этих особенностей и ими определяется (см. авт. на стр. 29).

Исходя из сходности, если таковая имеется между почерками родителей и детей, можно сравнительно легко решить вопрос, что от родителей и, в частности, со стороны отца или матери (деда или бабки) унаследовано детьми. При чем замечено, что главным образом наследственная сходность встречается между почерком отца и сына (наследственная идентичность письма наиболее ярко выражается в одинаковый период развития, что может и не обусловливаться возрастом). Но бывает и сравнительно часто, что почерки родителей и детей совершенно разнотипны между собою и не показывают никакого сходства.

Отсюда ясно, что в почерке антрополог мог бы иметь удобный график законов наследственности, притом не зависящий от ошибок антропометрических измерений.

Наследственная идентичность письма наиболее ярко выражается в одинаковый период развития пишущих, что может и не обусловливаться возрастом.

И, наконец, в области изучения памятников старины (при исторических и археологических изысканиях) данные графологии послужат руководящей нитью в оценке той или иной исторической личности. Следуя графологическому методу, возможно получить более точный облик интересующего нас лица, чем это дают чаще всего пристрастные исторические описания.

"Раскопки в почерках",— полагает Буринский в своем труде, посвященном судебной экспертизе почерка,— "смогут дать не меньше исторического материала, чем раскопки в курганах"