Межъязыковые лексико-семантические обмены
Сходно звучащие лексемы сопоставляемых языков, например, агрессия (руск.), aggression (англ.), agression (фр.), Aggression (нем.), agresión (исп.), aggressione (ит.), agresiune (рум.) и т.д. или амфибия (русск.), amphibian (англ.), Amphibie (нем.) amphibie (фр.), anfibio (исп.), amfibiu (рум.) и т.п. генетически восходят к латинской (aggressio) и греческой (amphibios) основам. Такие интернациональные лексические ряды весьма многочисленны.
Кроме того, сходные по форме лексемы возникают в результате межъязыковых контактов внутри определенной пары языков или же могут заимствоваться данной парой языков из какого-либо третьего языка. Таким образом в русском языке появились слова абажур, абордаж, авангард, авиация и многие другие, заимствованные из французского; аврал, автокар, акваланг и др. — из английского, абзац, автобус, аксельбант, альпеншток — из немецкого, автострада, адажио, акварель — из итальянского, адмирал — из голландского, автор — из польского, алыча — из турецкого и т.п.
Немало слов заимствовано и европейскими языками из русского. Например, из русского языка во французский пришли слова: казак (cosaque), аппаратчик (apparatchiks), космос, космодром, космонавт (cosmos, cosmodrome, cosmonaute), ура (hourra), хулиган (houligan), икона (icone), интеллигенция (intelligentsia), мамонт (mammouth), мазут (mazout), лиман (liman) и др.
Процессы взаимного обогащения словаря сложны и многообразны. Так, слово cosmos греческого происхождения (kosmos), было зарегистрировано во французском языке еще в первой половине XIX в., но только в значении Вселенной, рассматриваемой как хорошо организованная система. Во второй половине XX в. под влиянием русского слова космос, у которого философское значение совмещено с пространственным (космическое пространство), во французском языке слово cosmos стало употребляться, правда, довольно редко, для обозначения внеземного пространства. Вместе со словом космос пришли слова космонавт и космодром. Однако очень быстро, как только США начали запускать в космос свои пилотируемые корабли, у слова cosmonaute (космонавт) появился дублет astronaute (астронавт), который, по данным словарей, был известен во французском языке еще с 20-х гг. XX в., но вошел в регулярное употребление под влиянием англоамериканского astronaut. Слово же cosmonaute стало употребляться
главным образом для обозначения советских космонавтов. Позднее, когда в космос полетели жители других стран, прежде всего Франции, появилось слово spationaute, которое, правда, считается малоупотребительным.
Первую француженку, отправившуюся в космическое пространство — Клоди Энере, — во Франции называют астронавтом: Seule femme astronaute des pays membres de l'Agence Spatiale Européenne... il s'agit bien sûr, de Claudie Haignéré. Но когда она появилась на экране Центра управления полетами вместе с другими членами экипажа российского космического корабля, то в том же тексте ее уже называют космонавтом: Voir apparaître et évoluer les cosmonautes en apesanteur arracha aux spectateurs un ah! d'admiration.
Слово cosaque, заимствованное французским языком из русского еще в XVI в., оказывается словом тюркского происхождения, как и многие другие слова русского языка. Но пришло оно именно из русского и обозначает определенную социально-историческую реалию.
В XVI в. слово казак в русском языке означало сравнительно новую социальную категорию вольных людей из числа освобожденных от податей крестьян, расселенных на окраинах Русского государства и несших сторожевую службу по охране границ. Бывшие крестьяне становились воинами, защищавшими свои земли, а соответственно и границы от набегов завоевателей. Казаками становились также те, кто порывал устоявшиеся отношения с обществом и уходил на свободные окраинные земли, где жизнь хотя и сопряжена с постоянным риском, но была независимой. Для удержания этой независимости от каждого члена казачьего сообщества требовались мужество, решительность, строгое подчинение законам клана, что нередко предполагало жестокость и даже грубость. В сознании современного человека, мыслящего и говорящего на русском языке, слово казак ассоциируется в основном именно с этими качествами, а также с лихостью, некоторой бесшабашностью. Существуют и внешние атрибуты образа, подкрепляемые литературой и фольклором. Казак — это обязательно конный воин («казак без лошади — что без крыльев птица»), непременно с шашкой в руке («только шашка казаку во степи подруга») и с папахой на голове. Наши «новые казаки», проживающие, правда, в Москве и в других городах центра России (ср. словарное определение), стараются как можно более точно соответствовать сложившемуся стереотипу внешнего облика казака. Сложность только с лошадьми в условиях современного города.
Французское слово cosaque обозначает «всадник, конный воин русской армии» (cavalier de l'armée russe).
Однако некоторые из качеств, приписываемых в русской культуре категории людей, именующих себя казаками, входят и в значение французского слова cosaque. Это развитие семантики заимствованного слова от конкретного значения к абстрактному, обобщающему проявляется в устойчивом словосочетании à la cosaque, что означает «грубо», «жестоко».
Слова apparatchiks и intelligentsia (вариант: intelligentzia), сохранив во французском языке непривычные для него русские суффиксальные формы, обозначает не только реалии русской культуры — влиятельных членов КПСС {аппаратчик) и определенную социальную прослойку главным образом дореволюционной России (русская интеллигенция), но и предметы современной французской и общей культуры. Слово apparatchiks обозначает функционеров любой партии, в том числе и французских политических партий, а слово intelligentsia нередко употребляется по отношению к французским интеллектуалам, причем иногда с отрицательной коннотацией.
Приведенные примеры показывают, что слова, переходя из одного языка в другой, могут развивать и изменять свои значения. Они не только фиксируют в новой культурно-языковой среде реалии чужой культуры, но и служат основой для образных выражений, выбирая из семантической системы заимствованного слова такие значения, которые находятся на самой периферии (казак → à la cosaque = [грубо, жестоко]). Они переносятся на новые денотаты, часто более конкретные, и тогда их значение сужается (космонавт [любой страны] > cosmonaute [советский, российский]). Иногда они получают и более широкое, обобщающее значение (аппаратчик [номенклатурный работник КПСС] < apparatchiks [влиятельные функционеры любой партии любой страны]).
Эти сходные по внешней форме лексемы двух языков В.В. Аку-ленко называет диалексемами1. Такое определение представляется весьма удачным для теории перевода в связи с тем, что переводчик в процессе работы над конкретным текстом всегда сталкивается с конкретной парой языков, т.е. с лексическими единицами именно двух, а не более языков.
Однако обычно сознание переводчика «отягощено» не одним, а несколькими иностранными языками. Поэтому в некоторых ситуациях влияние на выбор эквивалента может быть оказано не только анализом форм языков, непосредственно соприкасающихся в переводе, но и какого-либо третьего языка. Но и в этом случае переводчик проводит сравнительный анализ языковых форм попарно.
1 Акуленко В.В. Вопросы интернационализации словарного состава языка. Харьков, 1972. С. 135.
Межъязыковая асимметрия плана содержания и аналогия формы
Среди диалексем языков, оказывающихся в соприкосновении в переводе, особую и довольно большую группу составляют лексемы, значения которых не эквивалентны. A.A. Реформатский, приводя пример сходных по внешней форме слов близкородственных языков, имеющих разные значения (болгарское слово стол, означающее стул, чешское cerstvy chléb, означающее свежий хлеб), предупреждал: «При сопоставлении языков не надо искать сходства. Оно, как правило, провокационно!»1 В самом деле, межъязыковая асимметрия плана содержания подобных диалексем, заключающаяся в несовпадении объема значений, стилистических, эмоционально-оценочных коннотаций, в различной денотативной соотнесенности и т.п., доставляет немало трудностей переводчикам. Именно поэтому данная категория языковых явлений хорошо известна в теории перевода также под именем «ложных друзей переводчика». Так назвали эту группу сходных по внешней форме слов разных языков еще в 20-е гг. XX столетия французские исследователи и переводчики М. Кеслер и Ж. Деро-киньи2.
Подобие внешней оболочки диалексем, сталкивающихся в переводе, может быть фонетическим, когда в контакте оказываются языки, имеющие различное письмо, как, например, английский, французский, немецкий и другие западные языки, с одной стороны, и русский — с другой, или графическое для языков с одинаковой письменностью, как, например, английский и французский, русский и сербский и т.п. Однако в большинстве случаев речь идет не о полном подобии формы, т.е. тождестве, а об аналогии, близости форм, которая может иметь различную степень. Это дает основания некоторым исследователям утверждать, что перенесение термина «омонимия» в межъязыковой план неправомерно. Они предлагают определять явление межъязыковой асимметрии плана содержания диалексем как «межъязычную аналогию», а слова с аналогичным звуковым оформлением при различном значении — «межъязычными аналогизмами»3.
Однако термины «аналогия» и «аналогизм» не раскрывают сути данного языкового явления, более того, затушевывают ее,
' Реформатский A.A. О сопоставительном методе // Реформатский A.A. Лингвистика и поэтика. М., 1987. С. 47.
2 Koesler M., Deroquigny J. Les faux amis ou les trahisons du vocabulaire
anglais. Conseils au traducteur. Paris, 1928.
3 См., напр.: Готлиб К.Г.М. Межъязычные аналогизмы французского про
исхождения в немецком и русском языках. Кемерово, 1966. С. 5.
так как на первый план выдвигается аналогия форм, а асимметрия содержания, представляющая собой главную трудность для переводчика, остается скрытой. Что касается термина «межъязыковая омонимия», то при всей его условности, возникающей в результате неполного совпадения форм, он представляется нам предпочтительным, так как в нем делается акцент и на сходство форм, и на различие содержания. Ведь даже внутри одного языка омонимы могут быть полными и неполными, совпадая лишь в отдельных формах, например омоформы английского языка saw — существительное пила и saw — форма глагола to see — видеть, английские омографы lead [led] свинец и lead [li:d] вести, омофоны, такие как русские лук — луг и т.п.
В межъязыковом плане различия на формальном уровне еще более существенны. Если обратиться к английскому и французскому языкам, контакты которых имеют давнюю историю и осуществляются весьма регулярно, то и в этой паре языков, пользующихся одним и тем же западным алфавитом, аналогия форм не всегда абсолютна. Наряду с такими, полностью совпадающими графическими формами, как administration (фр. и англ.), не совпадающими фонетически, много и других слов, аналогия форм которых частична, например: affaire (фр.) и affair (англ.), actuel (фр.) и actual (англ.), agressif (фр.) и aggressive (англ.), allée (фр.) и alley (англ.) и т.п.
При сравнении русских слов со словами близкородственных славянских языков, также использующих кириллицу, как, например, сербский, также отмечаются различия форм, ср.: в вечернем чистом небе — на чистом вечергьем небу,сияла — cujao и т.п. Через все различия форм отчетливо проступает тем не менее их аналогия, обусловленная прежде всего этимологической общностью.
Межъязыковая асимметрия плана содержания множества диа-лексем также не абсолютна и может иметь несколько степеней, за которыми стоят различные типы отношений семантического, стилистического и даже, как это ни парадоксально на первый взгляд, структурного несоответствия.
Однако говорить о межъязыковой омонимии правомерно только тогда, когда сравниваемые слова двух языков с подобными внешними оболочками не имеют общих сем (элементов смысла) и не связаны ассоциативно, т.е. отвечают определению омонима.
Учитывая все эти противоречия, можно выделить из класса диалексем асимметричные диалексемы,подобие внешней формы которых сочетается с самыми различными типами несоответствий плана содержания. Эти асимметричные диалексемы и составляют категорию «ложных друзей переводчика».
Возникает вопрос: насколько проблема «ложных друзей переводчика» действительно актуальна в теории перевода? Ведь переводчик, если он сомневается в выборе той или иной формы в качестве эквивалента, может обратиться к словарю, где асимметричные явления показаны полно и подробно, да и контекст может подсказать иногда правильное решение.
Но на самом деле проблема существует, и проблема довольно сложная. Она становится тем сложней, чем тоньше нюансы различий значений сталкивающихся слов. Более того, не всегда словари помогают различить эти нюансы, особенно когда речь идет о многозначных словах. И, наконец, сходство формы психологически «давит» на переводчика, притупляет его бдительность, словом, не стимулирует его обращение к словарю.
Приведу один пример: английское словосочетание с интернациональным словом secretary — Secretary of State и аналогичное французское словосочетание le secrétaire d'État нередко переводятся на русский язык одинаково с помощью кальки — государственный секретарь. Особенно часто такие переводы возникают в текстах средств массовой коммуникации, авторы которых постоянно работают в условиях ограниченного времени. Но американский Secretary of State — это министр иностранных дел, Secretary of State for Defence — министр Обороны, a Secretary of State for Education — министр образования. Это, так сказать, главные министры, министры «высшей категории», заправляющие государственной политикой. Французский же le secrétaire d'État — это только еще заместитель министра и не более того. Но близость внешней формы словосочетаний подкупает и расхолаживает. Переводчик не всегда вдумывается в различия и употребляет одну и ту же кальку для обозначения функционально различных денотатов. В условиях устного перевода, когда переводчик помещен в очень жесткие временные рамки и не имеет никакой возможности обратиться к словарям и иной справочной литературе, вероятность ошибки еще больше.
P.A. Будагов в работе «Ложные друзья переводчика» наметил восемь основных типов несоответствий, выделяемых в сфере слов, относимой им к данной категории, внутри родственных и прежде всего близкородственных языков. Эти типы отношений, которые могут рассматриваться как проявления частной межъязыковой омонимии, сформулированы следующим образом: 1) в одном языке слово имеет более общее (менее специальное) значение, чем в другом языке; 2) родовое значение в одном языке, видовое — в другом; 3) однозначность в одном языке, многозначность — в другом; 4) межъязыковая стилистическая неэквивалентность слов и словосочетаний; 5) живое, неархаическое значение в одном
языке, архаическое (в большей или меньшей степени) — вдругом; 6) лексически свободное значение в одном языке, лексически несвободное значение — в другом языке; 7) термин в одном языке, нетермин — в другом языке; 8) слово в одном языке, словосочетание — в другом1.
Данная классификация, охватывающая практически все типы отношений, существующих в сфере асимметричных диалексем, лишена, однако, единого основания, необходимого для построения любой типологии. Семантические принципы (асимметрия частного и общего значений, видового и родового, многозначности иоднозначности) перемежаются со стилистическими (асимметрия живого и устаревшего, общего и специального, отнесенность слов к разным стилистическим регистрам) и структурными (противопоставление слов словосочетаниям).
Для теории перевода и переводческой практики нужна иная классификация межъязыковых расхождений, построенная на тех же основаниях, что и типология переводческих преобразований текста. В самом деле, если четко представлять себе сущность того или иного асимметричного явления, можно избрать и наиболее приемлемый путь для перевода соответствующей единицы исходного текста.
Дата добавления: 2014-12-12; просмотров: 1182;