ВЕЧНЫЕ СУМЕРКИ

 

У себя в кабинете я вела записи; в саду я бродила без всякой цели; в своей спальне я гладила кота и отгоняла кошмарные сны, стараясь побольше бодрствовать. Та светлая лунная ночь, когда я встретила Эммелину, теперь казалась мне чем-то далеким и нереальным, ибо завеса туч снова плотно сомкнулась, и мы погрузились в бесконечные сумерки. Со смертью Миссиз и Джона-копуна в истории мисс Винтер появилась новая пугающая нотка. Кто мог опрокинуть лестницу – Эммелина? Гадать не имело смысла; оставалось только следить за развитием действия. Между тем с каждым новым декабрьским днем маячивший за моим окном призрак становился все более отчетливым. Его приближение меня пугало; отдаляясь, он повергал меня в отчаяние; и всякий раз его вид вызывал во мне уже знакомое смешение чувств – страха и томительного ожидания.

В то утро – а может быть, день или вечер, поскольку время суток не имело значения – я пришла в библиотеку раньше мисс Винтер и дожидалась ее, стоя у окна. Моя бледная сестра-близнец прижала кончики своих пальцев к моим, притягивая меня умоляющим взглядом, затуманивая оконное стекло своим холодным дыханием. Чтобы соединиться с ней, мне нужно было всего лишь разбить эту хрупкую преграду.

– На что вы смотрите? – раздался позади меня голос мисс Винтер.

Я медленно повернулась.

– Сядьте! – резко скомандовала она. И затем: – Джудит, подбросьте еще дров в огонь и, будьте добры, принесите этой девушке что-нибудь поесть.

Я села на стул.

Джудит принесла чашку какао и тосты. Мисс Винтер продолжила рассказ, а я слушала, прихлебывая горячий напиток.

 

***

 

«Я вам помогу», – сказал он. Но что он мог сделать? Он был слишком молод.

Я избавилась от юнца, послав его за доктором Модели, а сама тем временем заварила крепкий сладкий чай и выпила подряд несколько чашек. Мне нужно было многое обдумать, и обдумать быстро. К тому времени, как опустел заварочный чайник, мои глаза были уже сухими. Пришла пора действовать.

Я успела подготовиться к их приходу. Услышав на аллее шаги юнца и доктора, я вышла им навстречу.

– Эммелина, бедное дитя! – воскликнул доктор и протянул руки в сочувственном жесте, словно хотел меня обнять.

Я сделала шал назад, и он остановился.

– Эммелина?

Он растерялся, мучительно соображая. Или Аделина? Но как такое возможно? Нет, это исключено. Он не рискнул произнести мое имя.

– Извините, – пробормотал он неловко.

Я не помогла ему выйти из затруднения. Вместо этого я расплакалась.

Не по-настоящему. Мои истинные слезы – а у меня их накопилось много – оставались при мне. Я знала, что вскоре – этим вечером, завтра или, может, через несколько дней – я заплачу по-настоящему и буду плакать часами, оставшись одна. Плакать о Джоне. Плакать о себе. Я буду громко рыдать, вопить сквозь слезы, как плакала в раннем детстве, когда только Джон мог меня утешить, гладя по голове своей шершавой, пахнувшей табаком и сырой землей ладонью. Это будут горячие и тяжелые слезы, и когда они иссякнут (если иссякнут), мои глаза превратятся в две красные воспаленные щелки, через которые я едва смогу видеть мир.

Но мои настоящие слезы не предназначались для доктора и ему подобных. Его я удостоила лишь поддельных, обильно струившихся из моих зеленых глаз, как кристаллики алмазов, чудесным образом порождаемые изумрудами. И это сработало. Если вы ослепите мужчину взглядом ярко-зеленых глаз, он легко поддастся гипнозу и ни за что не догадается, что эти самые глаза внимательно следят за каждым его действием.

– Боюсь, я уже ничем не могу помочь мистеру Коупенсу, – сказал он после осмотра тела.

Я не привыкла к официальной фамилии Джона; она резала мне слух.

– Как это произошло? – Доктор посмотрел вверх на балюстраду, где Джон собирался что-то подправить, а затем склонился над упавшей стремянкой. – Соскочила стопорная скоба?

Сейчас я уже могла относительно спокойно глядеть на мертвое тело.

– Может, он поскользнулся? – предположила я. – Потерял равновесие, ухватился за лестницу и потянул ее за собой?

– Никто не видел, как он упал?

– Наши комнаты на другой стороне дома, а этот был в огороде.

Юнец стоял чуть поодаль, избегая смотреть на труп.

– М-да… У него не было семьи, насколько я помню.

– Он жил здесь один.

– Понятно. А где ваш дядя? Я должен с ним поговорить.

Я не знала, что именно Джон поведал юнцу насчет Чарли.

Пришлось разыграть все с листа.

Со слезами в голосе я сообщила доктору, что наш дядя уехал.

– Уехал?! – озадачился доктор.

Юнец никак не среагировал. Значит, для него эта информация не стала сюрпризом. Он стоял, разглядывая носки своих ботинок и гравий, лишь бы не смотреть на мертвеца. «Тюфяк», – успела подумать о нем я, прежде чем продолжить вслух:

– Дядя вряд ли появится здесь в ближайшие дни.

– А когда он должен появиться?

– Дайте вспомнить, сколько дней назад он уехал… – Я наморщила лоб, делая вид, что считаю в уме дни, а затем, переведя взгляд на труп, вдруг покачнулась, как будто у меня подкосились ноги.

Доктор и юнец тут же подхватили меня с двух сторон.

– Ничего-ничего, – бормотал доктор. – Обсудим это попозже.

Я позволила им провести меня вокруг дома до заднего крыльца.

– Я не знаю, что мне с этим делать, – сказала я, когда мы огибали угол.

– С чем именно? – уточнил доктор.

– Я о похоронах.

– Вам не придется ничего делать. Я свяжусь с похоронным бюро, а об остальном позаботится священник.

– Но как быть с деньгами?

– Все оплатит ваш дядя, когда вернется. Кстати, куда он уехал?

– А если он задержится надолго?

– Вы полагаете, он может задержаться?

– Не исключено. Он ведь такой… непредсказуемый.

– Да, это верно.

Юнец открыл кухонную дверь, и доктор довел меня до кресла, в которое я не села, а буквально рухнула.

– Денежными вопросами займется адвокат, если возникнет такая необходимость. А где же ваша сестра? Она знает о случившемся?

– Она спит, – сказала я, не моргнув глазом.

– Что ж, это даже к лучшему. Не будем пока ее будить, ладно?

Я кивнула.

– Теперь, когда вы с ней остались одни, надо подумать о том, кто будет о вас заботиться.

– Заботиться о нас?

– Но вы ведь не можете жить здесь сами по себе… Тем более после такой трагедии. Со стороны вашего дяди было очень неосмотрительно покидать поместье, не подыскав замену умершей экономке. А теперь и садовник… Мы должны срочно кого-то найти.

– Разве это так необходимо? – Я сверкнула глазами сквозь слезы (если уж на то пошло, не одна только Эммелина умела быть женственной).

– Но вы, несомненно…

– Когда в прошлый раз кто-то пытался о нас позаботиться… Вы помните нашу бывшую гувернантку?

Я исподлобья бросила на него взгляд, столь быстрый и столь язвительный, что он, скорее всего, решил, будто ему это померещилось. Его чувства такта хватило на то, чтобы покраснеть и отвести взгляд. Когда же он вновь посмотрел в мою сторону, здесь была только пара изумрудных глаз, сочившихся бриллиантовыми слезами.

Юнец прочистил горло, готовясь вставить слово.

– Моя бабушка могла бы их навещать, сэр. Не то чтобы здесь жить, а просто раз в день приходить ненадолго.

Доктор Модели задумался. В конце концов, это был выход из положения, а ему необходимо было найти какой-то выход.

– Что ж, Амброс, я думаю, такой вариант нас устроит. По крайней мере, на первое время. Надеюсь, – повернулся он ко мне, – ваш дядя вернется через несколько дней, и тогда уже не потребуется, как вы сказали… э-э-э…

– Конечно. – Легким движением я поднялась из кресла. – Если вы договоритесь с похоронным бюро, я возьму на себя священника. – Я протянула ему руку. – Спасибо, что так быстро пришли.

Бедняга окончательно потерялся. Ему пришлось вслед за мной встать со стула, и я на секунду почувствовала в своей ладони его пальцы. Они были влажными от пота.

Доктор еще раз попытался отыскать в моем лице подсказку: Аделина или Эммелина? Эммелина или Аделина? Отчаявшись угадать имя, он все же нашел приемлемое обращение:

– Я сожалею о том, что случилось с мистером Коупенсом. Очень сожалею, поверьте мне, мисс Марч.

– Благодарю вас, доктор. – Я вовремя скрыла улыбку, принявшись утирать слезы.

Небрежно кивнув юнцу, доктор Модели покинул дом. Теперь осталось разобраться со вторым. Дав доктору время отойти подальше, я открыла дверь кухни и жестом пригласила юнца проследовать вон.

– Кстати, – сказала я, когда он переступал порог, интонацией показывая, что с ним говорит хозяйка дома, – вашей бабушке нет никакой нужды здесь появляться.

Он взглянул на меня очень странно. Он явно сумел увидеть не только зеленые глаза, но и ту девочку, что скрывалась за ними.

– Очень хорошо, если так, – сказал он, мимолетным движением дотронувшись до козырька своей кепки, – потому что у меня нет бабушки.

 

***

 

«Я вам помогу», – сказал он тогда, но он был слишком молод для помощника. Впрочем, он умел водить машину, а это уже какое-то подспорье.

На следующий день он повез нас к адвокату в Банбери; я разместилась на переднем сиденье, а Эммелина сзади. Проведя четверть часа в приемной под присмотром секретарши, мы наконец были приглашены в кабинет мистера Ломакса. Он взглянул на меня, потом на Эммелину и сказал:

– Мне незачем спрашивать, кто вы такие.

– Мы попали в затруднительное положение, – объяснила я. – Наш дядя отсутствует, а наш садовник умер. Несчастный случай. Поскольку у него нет родственников и он всю жизнь работал на нашу семью, будет справедливо, если мы оплатим его похороны. Однако у нас…

Тут я заметила, что его взгляд перебегает с меня на Эммелину и обратно.

– Извините мою сестру. Она себя неважно чувствует.

Эммелина действительно имела странный вид. Я позволила ей надеть один из этих нелепых старомодных нарядов, а сияющая красота ее глаз не оставляла в них места для таких скучных пустяков, как проблески разума.

– Понимаю, – сказал мистер Ломаке и сочувственно понизил голос. – До меня доходила кое-какая информация в этом смысле.

В ответ на эту любезность я перегнулась через стол и также заговорила доверительным тоном:

– Вы, разумеется, знаете кое-что и о нашем дяде… Вам ведь приходилось иметь с ним дело? Там тоже все далеко не просто. – И, устремив на адвоката самый чистый и открытый взгляд, какой только сумела изобразить, я добавила уже громче: – Вы не представляете, как мне приятно в кои-то веки пообщаться со здравомыслящим человеком!

Он срочно прокрутил в голове все слухи, в последнее время доходившие до него из Анджелфилда. Тамошние жители поговаривали, что одна из близняшек не в себе. «Зато вторая сестричка, как видно, не промах», – заключил он.

– Это удовольствие взаимно, мисс… Простите, вы не могли бы напомнить мне фамилию вашего отца?

– Вы имеете в виду фамилию Марч. Но мы привыкли к тому, что нас именуют по материнской фамилии. В деревне нас называют «близняшки Анджелфилд». Мистера Марча никто уже не помнит, а мы с сестрой и подавно. Мы ведь никогда его не видели. И мы не поддерживаем отношений с его родными. Я часто думала о том, чтобы официально сменить нашу фамилию.

– Это можно устроить. Почему бы нет? Не предвижу здесь никаких проблем.

– Отложим это до следующего раза. Сейчас мы хотим…

– Да, разумеется. Насчет организации похорон можете не беспокоиться. Насколько я понял, вы не знаете, когда вернется ваш дядя?

– Вряд ли это случится скоро, – сказала я, покривив душой лишь отчасти.

– Ничего страшного. Если он не вернется вовремя, чтобы оплатить расходы, я устрою все от его имени, а позднее представлю ему счет.

Мое лицо успешно выразило то самое облегчение, которое он ожидал увидеть. Воспользовавшись его минутной расслабленностью (как-никак он сделал доброе дело, сняв бремя с сиротских плеч, и имел полное право насладиться сознанием собственного благородства), я забросала его вопросами, выясняя, как лучше всего поступить девушке вроде меня, имеющей на руках сестру вроде моей и на неопределенное время лишившейся своего опекуна. Он коротко обрисовал ситуацию с юридической точки зрения, и я тотчас прикинула, какие шаги и в какой последовательности мне следует предпринять.

– Впрочем, все это только теория и не имеет отношения к вашему случаю, – поспешно добавил он, сообразив, что слишком увлекся составлением для меня плана действий; сейчас он охотно взял бы назад три четверти сказанного. – Ваш дядя скоро будет дома, и все уладится само собой.

– Будем надеяться, – сказала я.

Мы уже были у двери, когда мистер Ломаке вспомнил нечто важное:

– Кстати, он не оставил никакого адреса?

– Вы же знаете моего дядю!

– Да, так и я думал. Но вы хотя бы приблизительно знаете, где он может находиться?

Мистер Ломаке мне понравился, но это ничуть не мешало мне ему врать. Ложь – вторая натура для девчонки вроде меня.

– Да… то есть нет…

Он насторожился.

– Потому что если вам неизвестно, куда он отправился… – Адвокат вернулся мыслями к тем юридическим тонкостям, которые только что мне поведал.

– Я знаю лишь то, что он нам сказал.

Мистер Ломаке выжидающе поднял брови.

– Он сказал, что едет в Перу.

Глаза мистера Ломакса округлились, а его челюсть слегка отвисла.

– Но мы-то с вами понимаем, что это не может быть правдой, – заключила я. – Он ведь не мог на самом деле уехать в Перу?

И, послав ему напоследок самую светлую и ободряющую из своих улыбок, я закрыла дверь, предоставив адвокату в одиночестве ломать голову на мой счет.

 

***

 

Настал день похорон, а у меня до сих пор так и не нашлось времени поплакать. Каждый день что-нибудь происходило. Сначала это был визит священника, потом явились деревенские насчет венков и цветов; приходила даже миссис Модели, которая была холодно-вежлива, как будто на мне лежала часть вины за предосудительный поступок Эстер.

– Миссис Проктор, бабушка того юноши, просто чудо что за женщина, – сообщила я ей. – Передайте вашему мужу благодарность за то, что он ее пригласил.

Хотя я подозревала, что юный Проктор все это время за мной наблюдает, мне так и не удалось застать его за этим занятием.

Похороны Джона тоже были неподходящим местом для плача. Пожалуй, даже наименее подходящим из всех. Ибо я была мисс Анджелфилд, а кем был он? Всего лишь садовником.

В конце заупокойной службы, пока священник проникновенно и без малейших шансов на успех обрабатывал Эммелину – «Не следует ли вам почаще посещать церковь? Милость Господня ко всем Его детям воистину безгранична» и так далее в том же духе, – я прислушалась к беседе мистера Ломакса и доктора Модели, которые стояли в нескольких шагах за моей спиной и ошибочно полагали себя вне пределов слышимости.

– Весьма разумная юная особа, – говорил адвокат доктору. – Правда, я не думаю, что она полностью осознала всю сложность ситуации, – вы в курсе, что местонахождение их дяди пока не установлено? Но я уверен, что она справится и с этой проблемой. Я взял на себя решение финансовых вопросов, поскольку она беспокоилась об оплате похорон садовника. У этой девушки доброе сердце и ясная голова.

– Да, – промямлил доктор.

– До недавних пор я пребывал в убеждении – заметьте, я сам не знаю, на чем оно основывалось, – что обе девочки… э-э… не совсем адекватны. Но после встречи с ними я убедился, что одна из них, к счастью, в полном порядке. Разумеется, вы, будучи их врачом, гораздо лучше меня осведомлены на сей счет.

Я не смогла разобрать ответное бормотание доктора.

– Что значит «из мглы»? – удивился адвокат. – О какой мгле вы говорите?

На сей раз ответа не последовало, и адвокат задал новый вопрос:

– Никак не пойму: кто из них кто? Мне не удалось это выяснить во время встречи с ними конторе. Как зовут ту, что в здравом уме?

Я слегка повернула голову таким образом, чтобы краем глаза видеть собеседников. Доктор смотрел на меня с тем же глубоко озадаченным видом, какой не покидал его на протяжении всей службы. Куда подевалась та заторможенная, полусонная кукла, которая два месяца провела в его доме? Еще совсем недавно эта девочка была не в состоянии произнести хотя бы слово по-английски и донести ложку до собственного рта, не говоря уже о том, чтобы заниматься организацией похорон и по-деловому совещаться с юристами. Растерянность доктора было нетрудно понять.

Он поглядел на меня, потом на Эммелину, потом опять на меня.

– Я полагаю, это Аделина, – прочла я по губам его тихий ответ и с улыбкой представила, как в одночасье рушится карточный домик научных теорий и экспериментов доктора Модели.

Поймав его взгляд, я подняла руку и помахала обоим. Обычное проявление благодарности за то, что оказали мне поддержку и пришли проводить в последний путь практически незнакомого им человека. Именно так воспринял этот мой жест адвокат. Ну а доктор, я думаю, истолковал его на свой лад.

 

***

 

 

Позднее. Спустя много часов.

Похоронная церемония завершилась. Наконец-то я могу поплакать.

Однако мне это не удается. Мои так долго сдерживаемые слезы окаменели.

Теперь они останутся со мной навсегда.

 

 








Дата добавления: 2014-11-30; просмотров: 819;


Поиск по сайту:

При помощи поиска вы сможете найти нужную вам информацию.

Поделитесь с друзьями:

Если вам перенёс пользу информационный материал, или помог в учебе – поделитесь этим сайтом с друзьями и знакомыми.
helpiks.org - Хелпикс.Орг - 2014-2024 год. Материал сайта представляется для ознакомительного и учебного использования. | Поддержка
Генерация страницы за: 0.027 сек.