БОРЬБА СМЕРТИ И ВОЗРОЖДЕНИЯ — БПМ-III

Готов ли ты быть вычеркнутым, стертым, аннулированным, обращенным в ничто?

Готов ли ты стать ничем?

кануть в забвение?

Если нет, то ты никогда по настоящему не изменишься.

Д.-Г. Лоуренс, «Феникс»

Х отя, в действительности, он не мог ясно видеть родовой канал, он ощущал его сокрушительное давление на голову и все тело, и каждой своей клеткой знал, что вовлечен в процесс рождения. Напряжение достигало таких масштабов, что он даже не представлял, что человек способен это выдержать. Он испытывал неумолимое давление на лоб, виски и затылок, словно оказался в стальных тисках. Напряжение в его теле также вызывало ассоциации с грубой механической обработкой; ему казалось, что его пропускают через чудовищную мясорубку или через гигантский пресс с зубцами и цилиндрами. У него в уме промелькнул созданный Чарли Чаплиным образ человека — жертвы мира технологии из фильма «Новые времена» . Казалось, через его тело проходят невероятные количества энергии, которые накапливаются и высвобождаются в виде мощных разрядов.

Он испытывал удивительное смятение чувств. Он задыхался, был испуганным и беспомощным, но также ощущал ярость и странное сексуальное возбуждение. Еще одним важным аспектом его переживания было чувство полнейшего замешательства. Ощущая себя младенцем, поглощенным жестокой борьбой за выживание, и осознавая, что он вот-вот родится на свет, он также переживал себя своей разрешающейся от бремени матерью. Интеллектуально он знал, что, будучи мужчиной, он никогда бы не мог рожать, однако чувствовал, что каким-то образом пересек этот барьер, и невозможное стало реальностью. Несомненно, он соприкоснулся с чем-то изначальным — с древним женским архетипом рожающей матери. Образ его тела включал в себя большой живот беременной женщины, а также женские половые органы со всеми нюансами биологических ощущений. Он был расстроен своей неспособностью отдаться этому стихийному процессу — дать рождение и родиться самому, освободиться и освободить ребенка.

В глубинах его психики открылся гиганский источник чудовищной агрессии, как будто скальпель космического хирурга внезапно вскрыл абсцесс зла. Им овладевал оборотень или берсерк; доктор Джекил превращался в мистера Хайда. Подобно тому, как раньше он не мог провести различие между рождающимся ребенком и рожающей матерью, теперь он видел множество образов, в которых убийца и жертва были представлены в одном лице. Он был беспощадным тираном, диктатором, подвергающим своих подданных немыслимым жестокостям, но, в то же время, он был революционером, ведущим яростную толпу на свержение тирана. Он был бандитом, хладнокровно совершающим убийства и полицейским, убивающим преступника именем закона. В один момент он переживал ужасы фашистских концлагерей. Открыв глаза, он увидел себя офицером СС. У него возникло глубокое ощущение того, что он — нацист и он — еврей были одним и тем же человеком. Он мог ощущать в себе Гитлера и Сталина и чувствовать полную ответственность за все злодеяния человеческой истории. Он видел, что проблема человечества заключается не в существовании жестоких диктаторов, а в этом Скрытом Убийце, которого каждый из нас может найти, поглубже заглянув в собственную душу.

Затем это переживание качественно изменилось и достигло мифологических масштабов; вместо зла человеческой истории он ощутил атмосферу колдовства и присутствие демонических элементов. Его зубы превратились в длинные клыки, наполненные каким-то таинственным ядом, и он обнаружил, что летит в ночи на больших, как у летучей мыши, крыльях, подобно зловещему вампиру. Вскоре это переживание сменилось дикими, возбуждающими сценами ведьмовского шабаша. Казалось, что в этом мрачном чувственном ритуале всплывали на поверхность, переживались и воплощались все обычно запрещенные и вытесненные побуждения. Хотя его переживания постепенно утрачивали демоническое качество, он продолжал испытывать огромное сексуальное возбуждение и был вовлечен в бесконечные немыслимые оргии и сексуальные фантазии, в которых играл сразу все роли. На протяжении всех этих переживаний он продолжал одновременно быть ребенком, проталкивающимся через родовой канал, и рожающей матерью. Ему стало совершенно ясно, что секс и рождение глубоко связаны друг с другом, и что существуют важные ассоциации между сатанинскими силами и ситуацией в родовом канале.

Он боролся и сражался во многих разных ролях со множеством разнообразных врагов. Порой он задавал себе вопрос, придет ли когда-нибудь конец этим мучениям. Затем в его переживания вошел новый элемент. Все его тело покрылось какой-то биологической грязью, липкой и скользкой. Он не мог различить, были ли это околоплодные воды, слизь, кровь или вагинальные выделения. Казалось, что эта же гадость набралась ему в рот и даже в легкие. Он задыхался, давился, строил гримасы и плевался, пытаясь удалить ее из организма и с кожи. В то же время ему как бы давали понять, что он не должен бороться: процесс обладает собственным ритмом, и все что нужно сделать — это подчиниться ему. Он вспоминал множество ситуаций из своей жизни, когда он ощущал необходимость бороться и сражаться, и, оглядываясь на прошлое, чувствовал, что и это тоже было ненужным. Как если бы рождение каким-то образом запрограммировало его видеть жизнь более сложной и опасной, чем она есть на самом деле. Ему представлялось, что это переживание сможет раскрыть ему глаза на такие вещи и сделать его жизнь намного легче и беззаботней, чем прежде1.