Дмитриевский собор во Владимире. XII в.

венчал его собой и осенял покрови­тельством Богородицы.

Близ Успенского собора князь устроил новый княжеский двор, где решил поставить храм в честь сво­его покровителя Святого Дмитрия Солунского (1193—1197 гг.), потому что Всеволод носил христианское имя Дмитрий. Из далёкой Солуни, византийского города Фессалоники, принесли доску от гроба этого свя­того воина, ревностного защитника своего града. На этой доске написа­ли храмовую икону Дмитриевского собора (накануне Куликовской бит­вы Дмитрий Донской перенёс свя­тыню в Успенский собор Москов­ского Кремля).

Придворный храм Всеволода не так строен, как церкви Андрея Боголюбского, но и не так приземист, как храмы его отца: он кажется зо­лотой серединой между ними. Пер­воначально его обходили торжественные галереи, а у западного фасада высились две могучие лестнич­ные башни (к сожалению, малосве­дущие реставраторы во времена Николая I приняли их за более поздние постройки и разобрали). А вот по богатству резного убранства он превосходит всё, что строилось до него не только во Владимирском княжестве, но, пожалуй, и во всей Руси. Вся верхняя часть стен храма, начиная со ставшего обязательным для владимиро-суздальского зод­чества аркатурно-колончатого поя­са, покрыта разнообразной резьбой. Её можно рассматривать часами как своеобразную энциклопедию: ангелы, птицы, звери, фантастиче­ские существа и растения сплошь покрывают стены между много­слойными лопатками. Под арочками колончатого пояса стоят мно­гочисленные святые, а в полях закомар расположены сюжетные сцены. Здесь тоже нашлось место для сюжета «Вознесение Александ­ра Македонского», а на другом фа­саде появился — совсем неожидан­но для русской традиции — портрет самого Всеволода с сыновьями; но­ворождённого сына князь держит на руках. Выбор этих сюжетов продиктован назначением собо­ра — княжеского домового храма, а также желанием возвеличить его могущественного заказчика.

Гораздо менее понятна темати­ка сюжетов богатой каменной резь­бы. Выдающийся исследователь владимиро-суздальского зодчества Н. Н. Воронин подсчитал, что раз­ные звери на резьбе храма изобра­жены двести сорок три раза, пти­цы — около двухсот пятидесяти раз, а львы сто двадцать пять раз. С ни­ми соседствуют полуфигуры святых и всадники, а господствует над всем трижды повторённая (на разных фасадах) фигура библейского пес­нопевца. Может быть, мастера хоте­ли изобразить весь существующий мир, все живые творения прислуши­вающимися к Божественному сло­ву? «Всякое дыхание да хвалит Гос­пода» -- так сказано в одном из псалмов Давида. А может, их вдохно-

вил описанный в Библии образ Соломонова храма, который считал­ся непревзойдённой вершиной зод­чества всех времён?

ГЕОРГИЕВСКИЙ СОБОР В ЮРЬЕВЕ-ПОЛЬСКОМ

Другим шедевром белокаменного зодчества является Георгиевский собор в Юрьеве-Польско'м (1230— 1234 гг.). Его построил сын Всеволо­да Святослав — тот, который изо­бражён на руках у отца на рельефе Дмитриевского собора. К сожале­нию, верхняя часть величественно­го храма в XV в. рухнула и была сло­жена заново московским купцом и строителем Василием Ермолиным. Наверное, катастрофа случилась из-за сложной конструкции верха по­стройки: барабан её главы стоял не прямо на сводах, а на выложенных над сводами высоких арках. От это­го церковь казалась ещё выше, а вну­три всё её пространство словно со­биралось вверх, к светоносному куполу. Эту удачную находку влади­мирских зодчих позже переняли московские мастера.

Надо отдать Ермолину должное: он добросовестно пытался подо­брать камни в прежнем порядке, но задача была почти невыполнимой. Ведь резьба сплошь покрывала Геор­гиевский собор, и счёт сюжетов шёл даже не на сотни, а на тысячи! Поэтому он и выглядит теперь гран­диозной каменной загадкой. Резьба Георгиевского собора двуплановая: изображения, выполненные в высо­ком рельефе, размещены на фоне плоского коврового узора из расти­тельных завитков. Даже колонча­тый поясок поглотила стихия орна­мента — он словно утонул в стене и покрылся изощрёнными орнамен­тальными узорами. Сочетание низ­кого рельефа с высоким производит удивительное впечатление, будто резьба выступает, прямо на глазах выходит наружу из гладкой поверх­ности стены. Если в церкви Юрия Долгорукого в Кидекше мастер явно «прикладывал» резные детали к телу храма, то здесь они будто вообще не высечены человеческими руками, а порождены самим камнем.

С запада на входящего смотрел резной де'исус (греч. «моление»; см. статью «Иконопись»), а северный фасад охраняли святые покровители владимирской княжеской династии. В образе воина над северным при­твором (постройкой у входа) учёные видят Святого Георгия — святого, носившего то же имя, что и основа­тель династии Юрий (Георгий) Дол­горукий. В резьбу включены много­численные библейские сцепы, которые должны были оберегать от несчастий: уже знакомые по влади­мирскому Успенскому собору «Три отрока в пещи огненной», «Даниил во рву львином» (пророк, которого не тронули львы) и «Семь спящих от­роков» (юноши из города Эфеса скрылись от гонений в пещере и