Глава 15.
Психотерапия, здоровье и мотивация Психотерапия и хорошие отношения между людьми Хорошие человеческие отношения как психотерапевтическое воздействие Психотерапия и хорошее общество Роль знания и навыка в современной психотерапии Аутотерапия и когнитивная терапия Групповая психотерапия и группы личностного ростаГлава 16
Понятие нормы. Здоровье и ценности Определения нормы Новая концепция нормы Старые и новые представления о человеческой природе Внутренняя природа человека Что такое хорошие условия ? Психологическая утопия Среда и личность Природа нормыКОММЕНТАРИИ
ПРИЛОЖЕНИЯ
Приложение А. Проблемы, связанные с позитивным подходом к психологии Приложение В. Холистическо-динамическая, организменная теория. Динамика синдромаКОММЕНТАРИИ
БИБЛИОГРАФИЯ
----------------------------------------------ПРЕДИСЛОВИЕ
Эта книга представляет собой переработанное и исправленное издание моейработы "Мотивация и личность". Я постарался воплотить в ней итог своихразмышлений за последние шестнадцать лет, а размышлений было очень и оченьмного. Я не переписывал все заново, и все-таки полагаю, что это изданиесущественным образом отлично от предыдущего, поскольку даже сама главнаяидея книги подверглась ревизии, о чем я подробно расскажу ниже. Впервые вышедшая в свет в 1954 году, эта работа, в сущности,представляла собой попытку построения такой теории, которая базировалась бына классической психологии того времени и в то же самое время никак неотвергала бы ее и не противостояла бы ей. Я пытался расширить нашипредставления о личности, выходя на "высшие" уровни человеческой природы. (Ядаже подумывал назвать ее "Дальние пределы человеческой природы".) Если бывы попросили меня кратко изложить основной тезис той книги, то я бы сказалтак: психология много толковала о человеческой природе, но кроме этойприроды человек имеет еще и высшую природу, и эта его природаинстинктоподобна, то есть является частью его сущности. Если бы вы позволилимне слегка пояснить этот тезис, я бы добавил, что, в отличие отбихевиористов и психоаналитиков фрейдистского толка, исповедующиханалитический, диссекционистский, атомистический, ньютоновский подход кчеловеку и к его природе, я убежден в холистичности человеческой натуры. Иначе говоря, я ценю эмпирический багаж, накопленный экспериментальнойпсихологией и психоанализом, но мне претят проповедуемые этими науками идеи.Мне близок экспериментаторский задор бихевиоризма и всеобнажающий,всепроникающий дух психоанализа, но я не могу согласиться с тем видениемчеловека, которое они предлагают. Иначе говоря, своей книгой я представляюиную философию человеческой природы, предпринимаю попытку иначе очертитьобраз человека. Однако, если раньше я воспринимал свои разногласия с бихевиоризмом ипсихоанализом как спор, не выходящий за рамки психологии, то теперь я вижу вних локальное проявление нового Zeitgeist, своего рода знамения времени, явоспринимаю их как признак зарождения новой генерализованной ивсеохватывающей философии жизни. Это новое гуманистическое мировоззрениевнушает мне радость и оптимизм; оно. как мне кажется, может оказатьсяплодотворным в любой области человеческого знания, будь то экономика,социология или биология, в любой сфере профессионального знания ѕ вюриспруденции, политике, медицине; оно поможет нам понять истинное значениетаких социальных институтов как семья, религия, образование. Именно этоубеждение побудило меня переработать свою книгу, посвятив ее изложению новойпсихологии. Эта психология ѕ лишь часть общего мировоззрения, один изаспектов всеобъемлющей философии жизни, философии, пока не приобретшейзавершенной формы, но которая видится нам все более и более возможной, азначит, требует к себе серьезного отношения. Не могу не упомянуть здесь крайне огорчительный для меня факт,заключающийся в том, что это поистине революционное знание (новоепредставление о человеке, обществе, природе, ценностях, новое пониманиенауки, философии и т.п.) до сих пор не попало в поле зрения нашихинтеллектуалов, а порой сознательно не замечается ими, особенно теми, в чьемведении находятся средства связи с образованной частью общества и молодежью.(Отчасти поэтому я говорю о "тайной революции".) Мировоззрение очень многих представителей интеллектуальной элитыотмечено печатью глубокой безысходности и цинизма, цинизма, доходящего поройдо разъедающей душу злобы, даже жестокости. Эти интеллектуалы отрицаютвозможность совершенствования человека и общества, отказываются видетьвнутренние, сущностные ценности, заложенные в каждом человеке, не признаютза ним жизнелюбия и любви. Ставя под сомнение такие исконно человеческие качества как честность,доброта, великодушие, любовь, они выходят за рамки умеренного, здравогоскептицизма и проявляют откровенную враждебность по отношению к темпредставителям рода человеческого, которые демонстрируют им эти качества.Они потешаются над хорошим человеком, считая его глупым и наивным, онипридумывают ему прозвища, называя его то "бойскаутом", то "пай-мальчиком".Столь агрессивное развенчивание, эту ненависть и уничижение уже нельзяназвать презрением ѕ порой ато напоминает отчаянную попытку защититься,оградить себя от людей, которые стараются одурачить их, провести, заморочитьим голову. Я полагаю, психоаналитик увидел бы в этом динамику злобы и мщенияза пережитые в прошлом разочарования и крах иллюзий. Этой субкультуре безнадежности, этой установке "ты ничем не лучше",этой антиморали, в основе которой лежат агрессия, безнадежность, где нетместа для доброй воли, прямо противостоит гуманистическая психология,вооруженная данными предварительных исследований, которые представлены вэтой книге, и трудами, указанными в библиографии. Несмотря на то, что намвсе еще приходится соблюдать известную осторожность, рассуждая опредпосылках "хорошего" в человеческой природе (см. главы 7, 9, 11 и 16), мыуже вправе со всей убежденностью отвергнуть лишающее нас надежды суждение обизначальной порочности и злобности человеческой природы- Нам предстоитдоказать, что убежденность в порочности человеческой натуры не может идальше быть делом вкуса. Данные наших исследований позволяют говорить, что внастоящее время ее могут питать только сознательная слепота и невежество,только нежелание считаться с объективными фактами. И потому такого родапредвзятое отношение к человеку следует считать скорее личностной проекцией,нежели обоснованной философской или научной позицией. Гуманистическая, холистичная концепция науки, представленная в первыхдвух главах этой книги и в Приложении В, получила мощное подтверждение ввиде многочисленных работ, увидевших свет за последние десять лет. Особеннохочется отметить замечательную книгу М. Полани Personal Knowledge (376).Мысли, изложенные в этой работе, во многом перекликаются с идеями моей"Психологии науки" (292). Обе работы очевидно копфронтируют с классическим,конвенциональным видением науки, обе предлагают отличную от общепринятойточку зрения на человека. Вся моя книга представляет собой страстную проповедь холистичногоподхода, но в самом емком и, возможно, в самом трудном для понимания видеэтот подход представлен в Приложении В. Трудно что-либо противопоставитьхолизму как основе научного мировоззрения, его полномочия очевидны, аистинность не вызывает сомнений, ѕ в конце концов, космос един и внутренневзаимосвязан, всякое общество едино и внутренне взаимосвязано, всякийчеловек един и внутренне взаимосвязан и т. д., ѕ однако же, холистичныйподход пока почти не находит применения в науке, он до сих пор неиспользуется в том качестве, в котором должен был бы использоваться, аименно как способ мировоззрения. В последнее время я все больше склоняюсь кмысли о том, что атомистический способ мышления следует рассматривать какмягкую форму психопатологии или, по крайней мере, как одну из составляющихсиндрома когнитивной незрелости. Мне кажется, что холистичный способмышления и понимания совершенно естествен, естествен до автоматизма дляздоровых, самоактуализированных людей и, напротив, чрезвычайно труден дляменее развитых, менее зрелых, менее здоровых представителей родачеловеческого. Это, конечно, только мое впечатление, и я не стал бы слишкомнастаивать на нем. Однако я бы предложил его в качестве гипотезы. требующейпроверки, тем более, что проверить ее не так уж трудно. У теории мотивации, подробно изложенной в главах 3ѕ7, к которой япостоянно обращаюсь на протяжение всей книги, весьма любопытная история.Впервые я представил ее на суд психоаналитического общества в 1942 году, итогда она выглядела как робкая попытка интегрировать в единую теоретическуюструктуру те истины, о которых столь по-разному толковали Фрейд, Адлер, Юнг,Д. М. Леви, Фромм, Хорни и Гольдштейн. Мой, тогда очень поверхностный опытпсихотерапевтической работы подтолкнул меня к мысли о том, что каждый изэтих великих авторов был по-своему прав, что их тезисы применимы в разныхслучаях и к разным пациентам. Меня же в то время волновал частный вопросклинического характера: какие конкретно из ранних деприваций приводят кневрозу? Какие методы психотерапии исцеляют невроз? Какая профилактикапредотвращает невроз? В каком порядке следует применять те или иные методыпсихотерапии? Какие из них наиболее действенны? Какие можно считатьбазовыми, а какие ѕ нет? Теперь я могу со всей уверенностью заявить, что теория оказалась вполнесостоятельной в клиническом, социальном и персонологическом планах, но ейвсе еще недостает багажа лабораторных и экспериментальных исследований.Многие люди находят ей подтверждение в своем личном жизненном опыте,зачастую она становится основанием, помогающим им осмыслить и понять своювнутреннюю жизнь. Большинство людей ощущает в ней непосредственную, личную,субъективную правдивость. И все-таки до сих пор ей насущно недостаетэкспериментальных подтверждений. В некоторой степени восполнить нехватку эмпирического материалапомогает работа Дугласа Мак-Грегора (332), применившего принципы теориимотивации при исследовании производственных отношений. И дело даже не тольков том, что он счел полезным структурировать данные своих наблюдений всоответствии с теорией мотивации, но и в том, что его наблюдениявпоследствии позволили валидизировать и верифицировать саму теорию. Сегодняименно такого рода исследования, а вовсе не лабораторные эксперименты,приносят все больше эмпирических подтверждений нашей теории. (Библиография кданной книге представляет собой практически исчерпывающий перечень такогорода подтверждений.) Назидание, которое я вынес из осмысления этого и иных аргументов впользу теории мотивации, которыми щедро снабжала меня жизнь во всем ееразнообразии, таково: рассуждая о потребностях человека, мы обращаемся ксамой сути его существования. А разве имеет смысл надеяться, что сутьчеловеческого существования может быть выявлена при помощи лабораторногоопыта, посредством экспериментов с животными? Совершенно очевидно, что дляэтого необходима реальная жизненная ситуация, необходимо исследованиечеловека в его взаимодействии с социумом. Только таким образом наша теорияможет быть подтверждена или опровергнута. Глава 4 основана на клиническом опыте. Это заметно уже хотя бы потому,что особое внимание в ней уделяется факторам, порождающим невроз, мотивам,прекрасно известным любому психотерапевту, таким как инерция и лень,сенсорные удовольствия, потребность в сенсорной стимуляции и активности,вкус к жизни или отсутствие оного, вера в будущее или безнадежность,тенденция к регрессии, большая или меньшая готовность уступить страху,боязни, ужасу и т.п.; сверх того в ней идет речь о высших человеческихценностях, тоже выступающих в качестве мотивации человеческого поведения, ѕо красоте и правде, о совершенстве и завершенности, о справедливости ипорядке, об упорядоченности и гармонии и т.д. Я обращаюсь к высшим человеческим ценностям не только в главах 3 и 4этой книги, они подробно обсуждаются в главах 3, 4 и 5 "К психологии бытия"(295), в главе "О жалобах низких уровней, жалобах высших уровней имета-жалобах" в работе "Евпсихичное управление" (291), а также в работе"Теория метамотивации: биологические основания ценностной жизни" (314). Мы никогда не разберемся в человеке, если будем по-прежнемуигнорировать его высшие устремления. Такие термины как "личностный рост","самоактуализация", "стремление к здоровью", "поиск идентичности иавтономии", "потребность в совершенстве" (и другие, обозначающие устремлениечеловека "ввысь") следует принять и широко употреблять уже потому, что ониописывают общие, а, быть может, даже универсальные человеческие тенденции. Но нельзя забывать, что человеку свойственны и иные, регрессивные,тенденции, такие, например, как склонность к страху, самоуничижению.Упиваясь рассуждениями о "личностном росте", мы рискуем внушить слушателямопасную иллюзию, особенно когда имеем дело с неоперившимися юнцами. На мойвзгляд, необходимой профилактикой против излишне легкого, поверхностногоотношения к "личностному росту" должно стать тщательное исследованиепсихопатологии и глубинной психологии человека. Приходится признать, чтомногие люди предпочитают хорошему плохое, что личностный рост, часто будучиболезненным процессом, пугает человека, что мы не обязательно любим толучшее, что даровала нам природа, нередко мы просто боимся его; приходитсяпризнать, что большинство из нас испытывает двойственное чувство к такимценностям как правда, красота, добродетель, восхищаясь ими, и, в то же самоевремя, остерегаясь их проявлений (295). Сочинения Фрейда (я имею в видуизложенные в них факты, а не общую метафизику рассуждений) актуальны и длягуманистических психологов. Я бы также рекомендовал прочитать чрезвычайнотонкую работу Хоггарта (196), она позволяет прочувствовать и помогаетпонять, почему малообразованные люди, которых описывает автор, отличаютсясклонностью к вульгарному, тривиальному, дешевому и фальшивому. Опираясь на данные, изложенные в главе 4, а также в главе 6, котораяназывается "Инстинктоподобная природа базовых потребностей", я пытаюсьвыстроить некую систему сущностных человеческих ценностей, своего рода сводобщечеловеческих добродетелей, которые сами для себя служат обоснованием иподтверждением ѕ они изначально, по сути своей благие, они исконно желанны иименно поэтому не нуждаются ни в оправданиях, ни в оговорках. Эта иерархияценностей уходит корнями в саму природу человека. Человек не просто желаетих и стремится к ним, они необходимы ему, необходимы для того, чтобыпротивостоять болезни и психопатологии. Облекая эту мысль в другие слова,скажу, что базовые потребности и метапотребности (314) являются своего родавнутренним подкреплением, тем безусловным стимулом, на базе которого вдальнейшем произрастают все инструментальные навыки и условные связи. Иначеговоря, для того чтобы достичь этих внутренних ценностей и животные, и людиготовы научиться чему угодно, лишь бы новые знания или новые навыкиприближали их к этим главным, конечным ценностям. Мне хотелось бы, пусть мельком, затронуть здесь еще одну идею. На мойвзгляд, мы можем рассматривать инстинктоподобные базовые потребности иметапотребности не только как потребности, но и как неотъемлемые правачеловека. Эта мысль неизбежно приходит в голову, стоит только признать, чточеловек имеет такое же право быть человеком, как кошка имеет право бытькошкой. Только удовлетворяя свои потребности и метапотребности, человекстановится "дочеловеченным", и именно поэтому их удовлетворение следуетрассматривать как естественное человеческое право. Обозревая созданную мною иерархию потребностей и метапотребностей, япоймал себя на следующем размышлении. Я обнаружил, что эту иерархию можнопредставить в виде шведского стола, на котором расставлено множество вкусныхкушаний. Человек, оказавшийся у этого стола, имеет возможность выбиратьблюда в соответствии со своим вкусом и сообразуясь со своим аппетитом. Яведу к тому, что в любом суждении о мотивации человеческого поведения всегдапрослеживается характер гурмана, ценителя, судьи. Человек играет, какуюмотивацию приписать наблюдаемому им поведению, и делает это в соответствии ссобственным мировоззрением ѕ оптимистическим или пессимистическим. На мойвкус, второй вариант выбора сегодня совершается гораздо чаще первого,настолько часто, что я готов назвать этот феномен "принижением уровнямотивации". Если говорить кратко, то данный феномен проявляет себя в том,что психолог, желающий объяснить поведение, отдает предпочтение низшиммотивам в ущерб мотивам среднего уровня, а последние, в свою очередь,предпочитает высшим. Чисто материалистическая мотивация предпочитаетсясоциальной мотивации или метамотивации, крайне редко в своих толкованияхпсихологи пользуются комбинацией всех трех видов мотивации. В этойпредвзятости есть что-то параноидальное, я слишком часто наблюдаю эту формуобесценивания человеческой природы, и в то же самое время, насколько мнеизвестно, она пока не подвергалась должному научному исследованию. Яполагаю, что любая законченная теория мотивации обязательно должна учитыватьвлияние этой негативной переменной. Я убежден, что историк с легкостью приведет множество примеров,относящихся к разным культурам и разным эпохам, которые иллюстрировали бымой тезис о наличии общей тенденции принижения или возвеличиваниячеловеческой мотивации. В основе любого человеческого поведения мы склоннывидеть только потребности низших уровней, забывая при этом о существованиивысших потребностей и метапотребностей. По моему мнению, данная тенденцияосновывается скорее на предвзятости мышления, нежели на эмпирических фактах.Работая со своими испытуемыми, я постоянно убеждался в том, что высшиепотребности и метапотребности гораздо более могучи и требовательны, чем этопредполагали даже сами испытуемые, и уж ни в коем случае не заслуживают тогоотношения, которым одаривают их ученые мужи. Совершенно очевидно, что вопросо высшей мотивации носит эмпирический, научный характер и имеет настолькоогромную важность, что его нельзя отдавать на откуп академикам, ограниченнымсвоими узконаучными проблемами. Я расширил главу 5, посвященную концепции удовлетворения, добавив к нейраздел, в котором говорится о патологии удовлетворения. Несомненно, ещепятнадцать-двадцать лет тому назад мы просто не были готовы к самой идеепатологии удовлетворения, слишком парадоксально выглядела мысль о том, чтодостижение человеком желанной цели, которое должно было бы сделать егосчастливым, может привести к патологии. Вслед за Оскаром Уайльдом мынаучились остерегаться своих желаний ѕ мы узнали, что удовлетворение желанияможет обернуться трагедией. Это касается любых уровней мотивации ѕ какматериальных, так и интер-персональнальных, и даже трансцендентных. От осознания этого парадокса один шаг до понимания того, чтоудовлетворение базовых потребностей само по себе еще не обеспечиваетчеловека системой ценностей, не дает ему идеалов для веры и служения. Мыпоняли, что удовлетворение базовых потребностей может повлечь за собойскуку, чувство утраты цели, неверие в установленный порядок и тому подобныевещи. По-видимому, человек лишь тогда функционирует наилучшим образом, когдастремится восполнить недостающее, когда желает приобрести то, чего ему нехватает, когда мобилизует все свои силы для удовлетворения гложущей егопотребности. А значит, гратификация сама по себе еще не является гарантиейсчастья и удовлетворения. Это непростое, двоякое состояние, оно не толькоразрешает проблемы, но и порождает их. Все вышесказанное означает, что очень многие люди считают свою жизньосмысленной только тогда, когда испытывают в чем-то нужду, когда стремятсявосполнить некую нехватку. Однако мы знаем, что самоактуализированные люди,несмотря на то, что их базовые потребности удовлетворены, находят в жизнигораздо более богатый смысл, ибо умеют жить в реальности Бытия (295). Отсюдаможно сделать вывод о том, что целепо-лагание в традиционной, расхожейжизненной философии трактуется ошибочно или, по меньшей мере, взгляд на негоотличается крайней незрелостью. Не менее важным для меня стало нарастающее понимание концепции, которуюя назвал теорией жалоб (291). Если говорить кратко, то мое наблюдениесостоит в том, что состояние радости, рожденное удовлетворением потребностинедолговечно ѕ на смену ему вскоре вновь приходит неудовлетворенность,только более высокого порядка (в идеале). Видимо, человеческая мечта овечном счастье неосуществима. Разумеется, счастье возможно, оно достижимо иреально. Но нам, похоже, не остается ничего другого как смириться с егобыстротечностью, особенно, если мы говорим о высших, наиболее интенсивныхформах счастья и радости. Высшие переживания длятся недолго, и они не могутбыть долговечными. Интенсивное переживание счастья всегда эпизодично. Это наблюдение заставляет нас пересмотреть наше понимание счастья,которое управляло нами на протяжении трех тысячелетий и определило нашипредставления о райских кущах и небесах обетованных, о хорошей жизни,хорошем обществе и хорошем человеке. Наши сказки традиционно заканчиваютсясловами: "А потом они жили долго и счастливо". То же самое можно сказать онаших теориях социального совершенствования и теориях социальной революции.Мы слишком многого ждали ѕ а потому впоследствии были разочарованы ѕ отвполне конкретных, но ограниченных, социальных реформ. Мы многого ждали отпрофсоюзного движения, от предоставления женщинам избирательных прав, отпрямых выборов в Сенат, от введения дифференцированного подоходного налога иот множества других социальных благ, в которых мы выросли и без которых немыслим нашу жизнь, ѕ взять хотя бы поправки к нашей Конституции. Каждая изэтих реформ представлялась нам окончательным разрешением всех проблем,сулила наступление "золотого века", нескончаемой эры счастья иблагоденствия, а в конечном итоге вызывала всеобщее разочарование. Норазочарование означает, что была очарованность, крах иллюзий предполагаетналичие таковых. Мы вправе ждать лучшего, вправе надеяться на болеесовершенный порядок вещей. Однако мы должны понимать, что абсолютногосовершенства нет, что вечное счастье недостижимо. Я должен привлечь внимание также и к почти незамеченному факту, хотятеперь он представляется совершенно очевидным, а именно к тому, что человексклонен принимать как должное дарованные ему блага: он забывает о них,исторгает их из сознания, не ценит их ѕ по крайней мере, до тех пор, покасудьба не лишит его этих благ (см. также 483). Подобное отношение сегодня, вянваре 1970 года, когда я пишу эти строки, кажется мне одной изхарактеристик американской культуры. Я вижу, как беспечные и недальновидныелюди пренебрежительно взирают на очевидные достижения, на бесспорныеперемены к лучшему, за которые человечество боролось на протяжении последнихста пятидесяти лет. Сталкиваясь с несовершенством общества, слишком многиесегодня готовы отмахнуться от благ, дарованных им цивилизацией, готовыувидеть в них обман, фальшивку, которые не имеют ценности и не заслуживаютпризнания, защиты и борьбы. Для того, чтобы проиллюстрировать этот комплекс, рассмотрим хотя быборьбу за "освобождение" женщин (хотя я мог бы привести множество Другихпримеров). Она со всей очевидностью показывает, насколько еще людипривержены к дихотомичному мышлению, к мышлению "или-или", насколько намнепривычно мыслить иерархично и интегративно. О чем обычно мечтают девушки?В нашей культуре это, как правило, мечты о любви. Предел мечтаниймолоденькой девушки ѕ любящий мужчина, который затем женится на ней,обеспечивает ей домашний уют и становится отцом ее ребенка. Ей грезится, чтопосле этого они живут долго и счастливо всю оставшуюся жизнь. Но фактостается фактом: сколь бы страстными ни были девичьи мечты о любящем муже,доме и ребенке, приобретая эти блага, многие женщины рано или поздноначинают чувствовать пресыщение, воспринимая все имеющееся как нечтоестественное, само собой разумеющееся. Они испытывают тревогу инедовольство, им кажется, что есть еще что-то, чего они уже не могут или неуспевают достичь. Самая распространенная ошибка, которую допускают при этомженщины, состоит в противопоставлении семьи и карьеры. Очень часто женщиначувствует себя обманутой, она начинает относиться к браку как к средствупорабощения и устремляется к удовлетворению более высоких потребностей ижеланий, таких, например, как карьера, путешествия, личностная автономия ит.п. Но в том-то и состоит основное положение теории жалоб ииерархически-интегративной теории потребностей, что такого родадихотомизация есть не что иное, как признак незрелости. Неудовлетвореннойженщине можно посоветовать беречь то, что она имеет, и только после этого ѕпо принципу профсоюзного движения ѕ требовать большего! Это все равно, чтосказать: оберегай что имеешь и желай большего. Но ведь даже здесь всеобстоит таким образом, словно нам никак не пойдет впрок этот вечный урок:каждая домохозяйка мечтает о карьере и каждая домохозяйка, сделавшаякарьеру, найдет новый повод для неудовлетворенности. Не успеет человекпережить момент удачи, не успеет прочувствовать трепет от исполненияжелания, как уже воспринимает его как само собой разумеющееся и вновьтревожится и проявляет недовольство, взыскуя Большего. Я предлагаю для осмысления реальную возможность избежатьнеудовлетворенности. Для этого необходимо лишь осознать чисто человеческоесвойство ѕ стремиться к большему; отказаться от мечты о постоянном инепрерывном счастье, принять как данность тот факт, что человеку не под силувечный экстаз; человек способен лишь на краткое переживание счастья, послекоторого со всей неизбежностью обречен на недовольство и пени онедоступности большего. Постигнув это, мы сможем донести до всех людейзнание, которое самоактуализированному человеку дается автоматически, мырасскажем, что мгновения удачи заслуживают того. чтобы считать ихблагословением и быть благодарными за них, и не поддаваться искушениюсопоставления или выбора из двух взаимоисключающих альтернатив. Для женщиныэто значит не отказываться от истинно женских радостей (любовь, дом.ребенок), но обретя их. устремиться к полному дочеловечиванию, к воплощениюжеланий, общих для женщин и мужчин, например, к реализации своихинтеллектуальных и творческих способностей, к воплощению своих талантов,своего идиосинкратического потенциала, своего жизненного предназначения. В корне была пересмотрена основная идея главы 6 "Инстинктоподобнаяприрода базовых потребностей". Значительный прогресс, которого добилась впоследние десять лет генетика, заставляет нас признать большую, чем мыпризнавали пятнадцать лет назад, весомость фактора наследственности.Наиболее существенным с точки зрения психологии мне представляется фактоткрытия интересных метаморфоз, которые могут происходить с Х- иY-хромосомами: их удвоение, утроение, утрата и т.д. Серьезной переделке по этим же причинам была подвергнута и глава 9"Инстинктоподобна или нет деструктивность?" Может статься, что достижения, которых добилась генетика, помогут мнестать более понятным, более доступным, чего мне очевидно не хватало до сихпор. Споры о роли наследственности и среды сегодня практически ничем неотличаются от тех, что велись пятьдесят лет назад. Мы по-прежнему слышим какадептов упрощенной теории инстинктов, с одной стороны, так и высказывания,выражающие крайнее презрение по отношению к инстинктивизму, презрение,расцветающее на почве тотального и радикального инвайронментализма. Тезисыкак одних, так и других слишком легко опровергнуть, они настольконесостоятельны, что мы вправе назвать их просто глупыми. В противовес этимдвум полярным точкам зрения я предлагаю третью ѕ мою теорию, которую яформулирую в главе 6 и поясняю в последующих главах. По моему мнению,человек обладает лишь очень слабыми рудиментами инстинктов, которые даже нестоило бы называть инстинктами в истинном, животном, смысле этого слова. Этирудименты, эти инстинктоидные тенденции настолько слабы, что не могутпротивостоять культуре и научению, ѕ последние факторы гораздо более сильныи могучи. Фактически, можно сказать, что психоанализ и другие формывскрывающей терапии, хотя бы тот же "поиск идентичности", выполняют оченьтрудную, очень деликатную задачу высвобождения инстинктоидных тенденций,вызволения слабо обозначенной сущностной природы человека из-под грузавнешних пластов, сформированных научением, привычками и культурнымивлияниями. Одним словом, человек имеет биологическую сущность, но этасущность очень слаба и нерешительна: необходимы специальные методы, чтобыобнаружить ее. Человеку приходится искать и обнаруживать в себе ѕиндивидуально и субъективно ѕ свое животное начало, свою биологическуючеловечность. Таким образом, мы приходим к выводу, что человеческая природачрезвычайно податлива, податлива в том смысле, что культура и среда с легкойнебрежностью угнетают или даже убивают в нас присущий нам генетическийпотенциал, но они не в состоянии породить его или усилить. Мне думается,этот вывод может послужить веским аргументом в пользу предоставленияабсолютно равных социальных возможностей всем младенцам, приходящим в этотмир. Он же может стать чрезвычайно мощным аргументом в пользу хорошегообщества, поскольку плохое общество угнетает развитие врожденного потенциалачеловека. Последнее положение подкрепляет и развивает ранее выдвинутое мноюутверждение о том, что принадлежность к роду человеческому ipso facto даетчеловеку право стать дочеловеченным, то есть актуализировать все возможныечеловеческие потенции. Человечность как принадлежность к человечеству должнаопределяться не только в терминах бытия, но и в терминах становления. Малородиться человеком, нужно стать им- В этом смысле младенец только в потенцииявляется человеком, он должен дорасти до человечности, и в этом ему должныпомочь семья, общество и культура. Приняв эту точку зрения, мы в конечном итоге станем серьезнее, чемпрежде, относиться и к самой идее человечности (биологической), и киндивидуальным различиям между людьми. Рано или поздно мы научимся думать обэтих феноменах по-новому. Во-первых, мы поймем, что человечность ѕ слишкомпластичное и хрупкое, легко изменяемое и уничтожаемое явление, что вторжениев процесс дочеловечивания и стремление Грубо воздействовать наиндивидуальные особенности человека может порождать всевозможные тонкие,почти неуловимые формы патологии. Это понимание, в свою очередь, поставитперед нами весьма деликатную задачу поиска и раскрытия характера,конституции, скрытых наклонностей каждого индивидуума, с тем, чтобыиндивидуум мог расти и развиваться в своем стиле, индивидуальном инеповторимом. Такой подход потребует от психологов гораздо большего вниманияк тем едва уловимым психологическим и физиологическим нарушениям, к темстраданиям, которыми человек расплачивается за отрицание и забвение своейистинной природы и которые порой не осознаются им и ускользают от вниманияспециалистов. Это, в свою очередь, означает гораздо более точное, и вместе стем более широкое употребление термина "правильное развитие",распространение его на все возрастные категории. Завершая эту мысль, хочу сказать, что мы должны быть готовы к тяжелымморальным последствиям, которые с неизбежностью повлечет за собойуничтожение социальной несправедливости. Чем менее весомым будет становитьсяфактор социальной несправедливости, тем громче будет заявлять о себе"биологическая несправедливость", заключающаяся в том, что люди приходят вэтот мир, имея различный генетический потенциал. Ведь если мы соглашаемсяпредоставить каждому ребенку возможность полного развития его потенций, мыне можем отказать в этом праве и биологически ущербным детям. Кого винить втом, что ребенок родился со слабым сердцем, с больными почками или сневрологическими дефектами? Если во всем виновата матушка-природа, то каккомпенсировать ущерб самооценке индивидуума, с которым так "несправедливо"она обошлась? В этой главе, как и в других своих работах, я пользуюсь понятием"субъективная биология". Оно, как мне кажется, служит мостиком черезпропасть, которая издавна разделяет субъективное и объективное,феноменологию и поведение. Я надеюсь, что мое открытие, суть которогосводится к тому, что человек может изучать и познавать свою собственнуюбиологию интроспективно и субъективно, окажется полезным для специалистов, иособенно для биологов. Глава 9, в которой речь идет о деструктивноеѕ, подверглась весьмасущественной переработке. Теперь я склонен рассматривать деструктив-ность врамках более широкой категории, как один из аспектов психологии зла, инадеюсь, что проделанный мною тщательный анализ данного аспекта убедитученых в возможности и осуществимости эмпирического, научного подхода кпроблеме зла в целом. Развернув проблему зла лицом к эмпирическому опыту,подчинив ее юрисдикции науки, мы вправе надеяться на все большее пониманиеданной проблемы, а понимание, как известно, всегда влечет за собой открытиетех или иных путей решения проблемы. Мы уже знаем, что агрессия детерминирована как генетическими, так икультурными факторами. Но я также счел необходимым провести различие междуздоровой и нездоровой агрессией. Очевидно, что в причинах человеческой агрессии нельзя винить толькообщество или только природу человека, и точно так же очевидно, что зло кактаковое не может быть только социальным или только психологическимпродуктом. Это настолько банально, что не стоило бы и говорить об этом;однако, к сожалению, мне приходится встречать людей, которые не только верятв подобного рода несостоятельные теории, но и действуют, сообразуясь с ними. В главе 10 "Экспрессивный компонент поведения" я употребляю понятие"аполлинический контроль", означающее такие формы регуляции поведения,которые не угрожают, а напротив, благоприятствуют удовлетворениюпотребности. Я считаю это понятие чрезвычайно важным как для теоретической,так и для прикладной психологии. Именно употребление этого понятия дало мневозможность провести грань между импульсивностью (связанной с нездоровьем) испонтанностью (связанной со здоровьем), грань, крайне необходимую сегодня,особенно для молодежи, как, впрочем, и д.\я всех тех, кто склонен видеть влюбом ограничении инструмент подавления. Надеюсь, проведенное мною различиепринесет такую же пользу другим, какую оно принесло мне. Я не ставил перед собой задачу решить такие извечные проблемы, какпроблемы морали, политики, свободы, счастья и т.п., но уверен, чтоуместность и мощь предложенного мною концептуального орудия будут очевидныдля всякого серьезного мыслителя. Психоаналитик наверняка отметит, что моерешение в известной мере перекликается с тем компромиссом между принципомудовольствия и требованиями реальности, о котором писал Фрейд. Думаю, чтоанализ подобия и отличия моей теории с любой другой станет полезнымупражнением для увлеченного теоретика психодинамической психологии. Из главы 11 я попытался устранить все сомнительные места, которые моглибы вызвать у читателя недоумение или замешательство; я однозначно связалпонятие самоактуализации с людьми зрелого возраста. Разработанные мноюкритерии самоактуализации позволяют мне с большой долей уверенностиутверждать, что феномен самоактуализации не встречается у молодежи. Молодыелюди. по крайней мере в нашей культуре, не успевают достичь полнойидентичности и автономии: в силу недостатка опыта они не в состоянии постичьтихую постромантическую любовь и преданность; они, как правило, еще не нашлисебя в этой жизни, не нашли свое призвание, не выстроили тот алтарь, накоторый могли бы положить все свои способности и таланты. У них нет покасобственной системы ценностей, нет жизненного опыта, который предполагает нетолько переживание успеха, но и переживание неудачи, трагедии, поражения,равно как и чувство ответственности за близких людей; они не освободились отпер-фекционистских иллюзий и не стали реалистами, они не примирились сосмертью, не научились терпению: они не успели познать свои пороки и потомуне умеют сострадать порокам других; они пока не умеют быть снисходительнымик родителям и взрослым, уважать власть и авторитеты; они не получилидостаточного образования и не открыли для себя пути, ведущие к мудрое ги; имнедостает мужества, чтобы достойно принять безвестность, отсутствиепризнания, они стесняются быть хорошими, добродетельными людьми, и т.д. ит.п. В любом случае, о какой бы возрастной категории мы ни говорили, ясчитаю, что с точки зрения психологической стратегии было бы полезноразличать понятия зрелости, дочеловеченности, самоактуализации, с однойстороны, и понятие здоровья ѕ с другой. Здоровье разумнее было бы трактоватькак "развитие и движение в сторону самоактуализации": в такой трактовкеконцепция здоровья наполняется особым смыслом и становится вполне доступнойдля научного изучения. Проведенные мною исследования молодых людей,студентов колледжа позволяют мне настаивать на принципиальной возможностиобнаружения эмпирических различий между "здоровым" и "нездоровым". У менясложилось впечатление, что здоровые юноши и девушки продолжают расти: ониприятны и привлекательны, в них нет злобы; в глубине души они добры иальтруистичны (хотя и стыдятся проявлений этих качеств), они могут бытьнежными сыновьями и дочерьми, они готовы дарить свою любовь темпредставителям старшего поколения, которые, на их взгляд, заслуживают этого.В среде сверстников они зачастую чувствуют себя неуверенно, так как ихмнения, вкусы и пристрастия более традиционны, более искренни, болееметамотивированы (а значит, и более добропорядочны), чем мнения и вкусысреднего большинства. Втайне они испытывают неловкость, сталкиваясь спроявлениями жестокости, злобы и стадного чувства, которые мы часто можемнаблюдать в молодежной среде. Разумеется, у меня нет полной уверенности в том, что вышеописанныйсиндром здоровья является прямой дорогой к самоактуализации в зреломвозрасте. Только лонгитюдные исследования могут дать однозначный ответ наэтот вопрос. Я определил моих самоактуализированных испытуемых как людей,трансцендировавших свою принадлежность к той или иной национальности, и могбы добавить, что каждый из них преодолел свою классовую и кастовуюпринадлежность. Так показывают мои исследования, хотя я, признаться, ожидалобнаружить, что достаток и высокое социальное положение повышают вероятностьсамоактуализации. При работе над этим изданием я поднял еще один вопрос, а именно:"Правда ли, что самоактуализация возможна только в окружении "хороших"людей, только в хорошем обществе?" И теперь, оглядываясь назад, могуподелиться впечатлением, которое, конечно, требует проверки. Как мнекажется, самоактуализированные люди по сути своей очень гибки, они способныадаптироваться к любой среде, к любому окружению. С хорошими людьми ониобращаются именно так, как того заслуживают хорошие люди, тогда как к плохимотносятся именно как к плохим. Полезным для лучшего понимания самоактуализированного человека оказалсявывод, который я сделал в процессе изучения "жалоб" (291), ѕ я обнаружил,что многие люди не умеют ценить возможность удовлетворения потребностей ижеланий, а порой с пренебрежением относятся к уже Удовлетвореннойпотребности. Самоактуализированным индивидуумам почти не свойственно этозаблуждение, являющееся источником многих человеческих страданий. Другимисловами, самоактуализированные люди умеют быть "благодарными". Они всегдапомнят о дарованных им жизнью благах. Для них чудо всегда остается чудом,даже если они сталкиваются с ним вновь и вновь. Именно эта способностьнепрестанно осознавать ниспосланную им удачу, именно эта благодарностьсудьбе за возможность наслаждаться благами жизни служит гарантией того, чтожизнь для них никогда не утратит свою ценность, привлекательность и новизну. Признаться, я испытал большое облегчение, когда мне удалосьблагополучно завершить исследование самоактуализированных людей. Начиналосьоно как азартная игра, я упрямо пытался доказать то, что нашептывала мнеинтуиция, зачастую поступаясь при этом то одним, то другим из основныхканонов научного метода и философской критики. Я руководствовался правилами,которые я сам придумал, и прекрасно понимал, сколь тонок лед под моиминогами. Неудивительно, что на всем протяжении исследований я не могизбавиться от тревоги, сомнений и внутренних противоречий. За последние несколько десятилетий мои предположения много раз былипроверены и подтверждены (см. библиографию), и, казалось бы, теперь я мог быперестать тревожиться. Однако мне слишком хорошо известно, что главныеметодологические и теоретические проблемы все еще не решены. Проделаннаянами работа ѕ лишь начало долгого пути. Теперь в нашем распоряжении имеютсягораздо более объективные, согласованные и безличные методы отборасамоактуализированных (здоровых, до-человеченных, автономных) людей, чемпрежде. Четко обозначен кросс-культурный аспект работы. Длительныеисследования людей, от колыбели до могилы, предоставят нам подтверждениянашей правоты, единственно надежные, по моему мнению. Выборки испытуемыхбудут более репрезентативны, в отличие от моего принципа отбора, болеесходного с выбором чемпионов Олимпийских игр. Нам предстоит болееобстоятельно, чем это делал я, исследовать самые "упрямые" из дурныхпривычек лучших представителей рода человеческого, и мы приблизимся кпониманию самой сущности человеческого зла. Я убежден, что такого рода исследования преобразят наше понимание науки(292), этики и ценностей (314), религии (293), труда, менеджемента имежличностных отношений (291), общества (312), и кто знает чего еще. Крометого, я думаю, что большие социальные и образовательные изменения могли быначаться почти немедленно, если, например, мы убедили бы нашу молодежьотказаться от свойственного им перфекционизма, нереалистических ожиданийсовершенства человека, общества, учителей, родителей, политиков, брака,дружбы, любви ѕ совершенства нет и просто не может быть, за исключениемкратких моментов высших переживаний, полного слияния и т.д. Даже при всемнесовершенстве нашего знания мы понимаем, что подобные ожидания ѕ не болеечем самообман и, следовательно, неизбежно и неумолимо ведут к разочарованию,а вслед за ним ѕ к отвращению, озлобленности, депрессии и жажде мести.Лозунг "Даешь нирвану!" сам по себе представляется мне огромным источникомозлобления. Требуя совершенного лидера или совершенное общество, мы темсамым отказываемся от выбора между лучшим и худшим. Если видеть внесовершенстве порок, то все становится порочным, так как совершенства несуществует. С другой стороны, не могу не сказать о позитивных аспектах, которыеоткрываются нам в связи с выходом на этот новый, великий рубеж исследования.Мы неуклонно приближаемся к открытию и познанию ценностей, свойственныхчеловеческой природе, стоим на пороге постижения системы ценностей, котораяможет заменить собой религию, удовлетворить человеческое стремление кидеалу, вооружить человека нормативной философией жизни, дать каждому то, вчем он нуждается, о чем тоскует, без чего человеческая жизнь становитсяпорочной, вульгарной и тривиальной. Психологическое здоровье не только наполняет человека субъективнымощущением благополучия, оно само по себе правильно, истинно и реально.Именно в этом смысле оно "лучше" болезни и "выше" ее. Оно не толькоправильно и истинно, но и более правдиво, ибо здоровый человек способенузреть больше правды, и более высокой правды. Недостаток психологическогоздоровья не только угнетает человека, но его можно рассматривать каксвоеобразную форму слепоты, когнитивной патологии, равно как форму моральнойи эмоциональной неполноценности. Нездоровье ѕ это всегда ущербность,ослабление или утрата потенций к деятельности и достижению. Здоровых людей немного, но они есть. Мы уже показали, что здоровье совсеми его ценностями ѕ правдой, добродетелью, красотой ѕ возможно, а,значит, вполне реально и достижимо. Если человек стремится быть зрячим, а неслепым, хочет чувствовать себя хорошо, а не плохо, предпочитает цельность ѕущербности, мы можем сказать, что он взыс-кует психологического здоровья.Мне вспоминается девочка, которая на вопрос: "Почему добро лучше, чем зло?"ответила: "Потому что оно лучше". Следуя этой же логике рассуждений, мыможем сказать, что жить в "хорошем обществе" (в братском, синергичном,доверительном, построенном в соответствии с Теорией Игрек) "лучше", чем вобществе, где правит закон джунглей (в авторитарном, злом. построенном всоответствии с Теорией Икс) ѕ лучше как с биологической, медицинской,дарвиновской точки зрения, так и с точки зрения "дочеловечивания", лучше каксубъективно, так и объективно (314). То же самое справедливо в отношениихорошего брака, хорошей дружбы, хороших детско-родительских отношений. Такиеотношения не только желанны (человек отдает им предпочтение, стремится кним), но и в определенном смысле "желательны". Я понимаю, что в такойпостановке вопроса может заключаться серьезная проблема для профессиональныхфилософов, но я уверен ѕ они справятся с ней. Тот факт, что человек может быть хорошим, здоровым и что такие людиесть ѕ пусть даже их мало и слеплены они из того же теста, что остальные, ѕуже сам по себе вселяет в нас мужество, надежду, решимость и веру в человекаи его возможности роста. Эта вера в возможности человеческой природы, дажесамая робкая, подтолкнет нас к построению общества, основанного на принципахбратской любви и сострадания. В настоящее издание не вошла последняя глава первого издания, котораяназывалась "К позитивной психологии"; то, что на 98 процентов было верно в1954 году, сегодня истинно только на две трети. Позитивная психология ужесуществует сегодня, хотя и не получила еще широкого признания. Такие новыенаправления психологии как гуманистическое, роджерсовское, эмпирическое,трансцендентное, экзистенциальное, холисти-ческая психология и психологияценностей бурно развиваются, по крайней мере в Соединенных Штатах, хотя, ксожалению, представлены еще не на всех факультетах психологии, так чтозаинтересованному студенту остается только настойчиво искать литературу поданным вопросам или надеяться на случайные находки. Читателю, который хотелбы самостоятельно изучить этот вопрос, я посоветовал бы обратиться к работамМустакаса (344), Северина (419), Бюгенталь (69), Сутича и Вич (441), ѕ в нихон найдет хорошее изложение идей и данных, полученных на репрезентативныхвыборках испытуемых. Адреса соответствующих школ, журналов, обществ можнонайти в Eupsychian Network, в одном из приложений к моей книге "К психологииБытия" (см. 295). Аспирантам я бы все же рекомендовал прочесть последнюю главу первогоиздания, которое скорее всего можно найти в большинстве университетскихбиблиотек. Им же советую обратить внимание на мою книгу "Психология науки".Тем специалистам, которые хотят глубже вникнуть в поднятые здесь вопросы идействительно разобраться в них, могу порекомендовать великую книгу М.Полани Personal Knowledge (376). Новое издание, которое вы держите в своих руках, может послужить яркимвоплощением неприятия традиционной науки, науки, свободной от ценностей,или, вернее сказать, тщетно старающейся быть свободной от них. Онооткровенно нормативно, оно более уверенно заявляет, что наука ѕ это не чтоиное, как спровоцированный ценностями поиск ценностей учеными, взыскующимиценностей. Ученые могут, я заявляю это со всей Прямотой, открывать и изучатьвысшие, общечеловеческие ценности, заложенные в самой природе человека. Кому-то моя книга может показаться выпадом против науки, которую онилюбят и уважают. Но я люблю и уважаю науку не меньше их. Я понимаю, что ихопасения имеют под собой основание. Многие ученые, особенно представителисоциальных наук, видят единственно возможную альтернативу "чистой",бесценностной науке в тотальном подчинении науки тем или иным политическиминтересам (что по определению означает контроль над распространениеминформации). Приятие одного обязательно означает для них отказ от другого. Подобное дихотомизирование просто несостоятельно, ведь правдиваяинформация будет необходима всегда, даже для борьбы с политическимпротивником, даже самому "прожженному" политикану. Но даже оставляя в стороне очевидную несостоятельность их аргументациии рассматривая этот крайне серьезный вопрос на самом высоком уровнеобобщения, на который мы только способны, я полагаю, несложно будетдоказать, что нормативные позывы (стремление делать добро, помогатьчеловечеству, совершенствовать мир) не только совместимы с научнойобъективностью, но и улучшают, усиливают науку, расширяют пространство ееюрисдикции, по сравнению с тем, которое она имеет сейчас, стараясь бытьнейтральной, свободной от ценностей, отказывая им в научности ифактоло-гичности. Доказать это будет несложно, если мы расширим нашуконцепцию объективности, включив в нее не только познание "отрешенногосозерцателя" (попустительствующее, невовлеченное, относительное познание;познание извне), но также и эмпирическое познание (85), то, что я называюлюбящим или даоистичным познанием. Простейший образец даосской объективности можно обнаружить вфеноменологии незаинтересованной любви и восхищения Бытием другого (любовьна уровне Бытия). Например, когда человек любит ребенка, или Друга, илиработу, или даже "проблему", или область знания, он может настолькопреисполниться любовью и приятием, что его чувство возвышается до полнойневмешательности, он принимает объект любви таким, какой он есть, у него невозникает ни малейшего желания изменить или улучшить его. Необходимо крепколюбить, чтобы не вмешиваться в бытие и становление любимого. Нужно оченьсильно любить ребенка для того, чтобы позволить ему развиватьсясамостоятельно, следуя внутренним позывам. Но главная моя мысль заключаетсяв том, что человек способен на столь же самоотверженную любовь к истине.Человек в состоянии возлюбить истину настолько, чтобы заведомо доверитьсявсем ее желаниям и побуждениям. Точно так же мы любим своего ребенка еще доего рождения, точно так же, затаив дыхание и изнемогая от невыносимогосчастья, мы ждем его появления на свет, чтобы увидеть его лицо и навсегдаполюбить. Очень многие люди в своих мечтах планируют жизнь ребенка, возлагают нанего честолюбивые надежды, предуготавливают ему те или иные социальные роли,но все это совершенно не даоистично. Они навязывают ребенку свои ожидания,заведомо зная, кем он должен стать и каким должен стать, но я бы сказал, чтотакой ребенок рождается в невидимой глазу смирительной рубашке. Истину можно любить так же, как дитя ѕ доверяя ей, испытывая счастье ивосхищение от того, что она готова проявить свою сущность. Истина кактаковая, истина самостийная, своенравная и откровенная будет прекраснее,чище, истиннее, чем если бы мы вынуждали ее соответствовать нашим ожиданиям,надеждам, планам или текущим политическим потребностям. В последнем случаеистина тоже оказывается ограничительной смирительной рубашкой. Нормативный подход, если понимать его неправильно ѕ только какстремление подогнать истину под некие априорные ожидания, ѕ действительноможет искалечить, исказить истину, и боюсь, что именно этим и занимаютсяученые, подчиняющие науку политике. Иное понимание нормативности удаоистичного ученого: он любит зарождающуюся истину настолько, что готовпринять ее как самую лучшую из истин, и потому позволяет ей быть самойсобой. Кроме того, я полагаю: чем менее замутнена истина, чем менее онаискажена доктринерством, тем лучшее будущее ожидает человечество. Мне ^кажется, что человечество больше выиграет от истин, постигнутых нами вбудущем, нежели от тех или иных политических убеждений, которых мыпридерживаемся сегодня. Я доверяю еще неоткрытым истинам больше, чем ужеизвестным мне. Это не что иное, как научно-гуманистическая версия высказывания: "Немоя воля будет исполнена, но Твоя". Мои тревоги, мои надежды начеловечество, мое рвение делать добро, мое желание мира и братства, моинормативные устремления ѕ все это, я чувствую, принесет большую пользу, еслия останусь смиренно открытым, объективным и по-даосски невовлеченным,откажусь предрешать истину или вмешиваться в нее, если буду по-прежнемуверить в то, что чем больше я узнаю, тем больше пользы смогу принести. Неоднократно в этой книге, как и во многих последовавших вслед за нейпубликациях, я заявлял, что актуализация истинных потенций ребенкаопределяется наличием любящих родителей и других людей, удовлетворяющих егобазовые потребности, а также всеми теми факторами, которые теперь называют"экологическими", "здоровьем" или "нездоровьем" культуры, ситуацией в мире ит.д. Движение в сторону самоактуализации и дочеловеченности становитсявозможным благодаря целостной иерархии "хороших условий". Эти физические,химические, биологические, межличностные, культуральные условия значимы дляиндивидуума настолько, насколько они обеспечивают или не обеспечиваютудовлетворение его базовых человеческих потребностей и "прав", насколькопозволяют ему стать достаточно сильным, достаточно автономным, чтобысамостоятельно управлять своей жизнью. Человека, взявшегося изучать эти предпосылки, может потрясти, насколькохрупок человеческий потенциал, насколько легко он может быть разрушен илиугнетен, настолько легко, что дочеловеченный человек кажется нам чудом,невероятной случайностью, внушающей благоговейный страх и трепет. Но вместес тем уже сам факт существования самоактуализированных людей убеждает нас ввозможности самоактуализации, и, воодушевленные, мы верим, что все опасностипреодолимы, что финишная черта может быть пересечена. При этом исследователь почти наверняка подвергнется перекрестному огнюобвинений, как относительно межличностной, так и интрапсихическойреальности, он заслужит звание "оптимиста" или "пессимиста" в зависимости оттого, на чем он сосредоточен. На него посыплются упреки и апологетовнаследственности, и инвайронменталистов. Политические группы попытаются,конечно же, приклеить к нему тот или иной ярлык, заимствованный из броскихгазетных заголовков. Ученый, безусловно, воспротивится этим тенденциям "все или ничего",этой дихотомизации и рубрификации, он будет продолжать думать в терминахстепени, он будет холистичным, отдавая себе отчет в том, что существуетмножество детерминант, действующих одновременно. Он будет стараться ; бытьвосприимчивым к фактам, по мере сил отделяя их от своих желаний, надежд истрахов. Сейчас совершенно очевидно, что эти проблемы ѕ что такое хорошийчеловек и что такое хорошее общество ѕ подпадают под юрисдикцию эмпирическойнауки, и что мы можем уверенно ожидать прогресса знания в этих областях(316). Есть две проблемы ѕ проблема дочеловеченности и проблема хорошегообщества, способствующего дочеловечиванию. В этой книге большее вниманиеуделено первой проблеме. Я много писал об этом предмете после 1954 года,когда эта книга впервые вышла в свет, но не счел нужным включить свои данныев это переиздание. Вместо этого я отсылаю читателя к некоторым из моихтрудов по данному вопросу (291, 301, 303, 311а, 311b. 312, 315) и со всейнастоятельностью советую ознакомиться с литературой экспериментального планапо нормативной социальной психологии (которую сегодня называют по-разному ѕтеория развития организаций, теория организации, теория управления и т.д.).Мне кажется, что эти теории, отчеты об исследованиях и экспериментах оченьважны сегодня, поскольку предлагают реальную альтернативу различным версияммарксистской теории, демократическим и авторитарным теориям, равно как идругим существующим ныне социальным философиям. Меня вновь и вновь поражает,что так мало психологов знает об этих работах, таких, например, как работыАрджриса(15, 16), Бенниса(42, 43, 45), Ликерта(275), и Мак-Грегора(332), ѕ яупомянул только некоторых исследователей в этой области. В любом случае,каждый, кто пожелает всерьез заняться теорией самоактуализации, должен также серьезно отнестись к этому новому течению в социальной психологии. Еслибы мне предложили выбрать один-единственный журнал, чтобы порекомендоватьего человеку, интересующемуся современными разработками в данной области, ябы назвал Journal of Applied .Behavioral Sciences, хотя его название можетввести в заблуждение. В заключение мне бы хотелось назвать книгу, которую вы держите в своихруках, провозвестницей гуманистической психологии, или воплощением того, чтосегодня называют Третьей силой. Очень юная с точки зрения классическойнауки, гуманистическая психология открыла перед учеными двери для изучениятаких психологических явлений, которые можно назвать трансцендентными илитрансперсональными, тех фактов, которые прежде были принципиально исторгнутыиз сферы научного рассмотрения бихевиоризмом и фрейдизмом. В число этихфеноменов я включаю не только высшие и позитивные состояния сознания иличности, такие как трансценденция материализма, верхние пределы Эго,установки противостояния атомистическому мировоззрению и т.д., но такжеконцепцию ценностей (вечных истин), которая является частью расширившегосвои границы Я. Уже появился новый журнал, посвященный этим вопросам, ѕJournal of Transpersonal Psychology. Сейчас уже возможно начать думать о трансчеловеческом, о психологии ифилософии, трансцендирующей человека как вид. Но это еще впереди. А.Г.М. Благотворительный фонд ЛафлинаДата добавления: 2014-12-06; просмотров: 679;