В. Соединение науки и религии

По видимости, современный мир возник из антирелигиозного движения. Человеку достаточно самого себя. Разум взамен религиозного верования. Наше поколение и два предшествующих только и слышали, что о конфликте между религиозной верой и наукой. До такой степени, что однажды казалось — вторая должна решительно заменить первую.

Но по мере продолжения напряженности становится очевидным, что конфликт должен разрешиться в совершенно иной форме равновесия — не путем устранения, не путем сохранения двойственности, а путем синтеза. После почти двухвековой страстной борьбы ни наука, ни вера не сумели ослабить одна другую. Но совсем даже напротив становится очевидным, что они не могут развиваться нормально одна без другой по той простой причине, что обе одушевлены одной и той же жизнью. В самом деле, ни в своем порыве, ни в своих истолкованиях наука не может выйти за пределы самой себя, не окрашиваясь мистикой и не заряжаясь верой.

В своем порыве прежде всего. Мы касались этого момента, рассматривая проблему действия. Человек сможет трудиться и продолжать исследования лишь в том случае, если он сохранит к этому страстную склонность. Но эта склонность всецело связана с убеждением, совершенно недоказуемым для науки, что универсум имеет смысл и что он может, и даже должен, если мы останемся верны, прийти к какому-то необратимому совершенству. Вера в прогресс.

В своих истолкованиях затем мы можем научно рассматривать почти бесконечное усовершенствование человеческого организма и человеческого общества. Но как только речь заходит о практической материализации наших мечтаний, мы констатируем, что проблема остается нерешенной или даже неразрешима, если только не допустим частично путем сверхрациональной интуиции конвергентности мира, к которому мы принадлежим. Вера в единство.

Больше того. Если под давлением фактов мы выскажемся в оптимистическом духе в пользу объединения, то для движения вперед нам нужен не только порыв и специфическая цель, фиксирующая это движение, но возникает техническая необходимость открыть связующее вещество или специальный цемент, который внутренне объединит наши жизни, не искажая и не приуменьшая их. Вера в безмерно притягательный центр личности.

В общем как только выходя за пределы низшей и предварительной стадии аналитических исследований наука переходит к синтезу, — синтезу, который, естественно, завершается реализацией какого-то высшего состояния человека, тотчас же она вынуждена предвосхищать будущее и целое и делать ставку на них и тем самым, выходя за пределы самой себя, она начинает делать выбор и заниматься поклонением.

Значит, Ренан и мыслители XIX века не ошибались, когда говорили о религии науки. Их ошибка состояла в том, что они, создавая культ человечества, включили в этот культ в обновленной форме те же самые духовные силы, от которых, как они считали, им удалось избавиться.

Когда мы рассматриваем, как в развивающемся универсуме, который мы только что начали постигать, временные и пространственные ряды расходятся и развертываются вокруг и позади нас, подобно поверхности конуса, то, может быть, это чистая наука, Но когда мы поворачиваемся к вершине, к целостности и к будущности, то это уже поневоле религия.

Религия и наука — две неразрывно связанные стороны, или фазы, одного и того же полного акта познания, который только один смог бы охватить прошлое и будущее эволюции, чтобы их рассмотреть, измерить и завершить.

Во взаимном усилении этих двух все еще антагонистических сил, в соединении разума и мистики человеческому духу самой природой его развития предназначено найти высшую степень своей проницательности вместе с максимумом своей жизненной силы.

ФИНАЛ

Продвигаясь по-прежнему в трех только что указанных направлениях и имея огромный запас времени, которое ему остается прожить, человечество располагает громадными возможностями. До человека жизнь быстро приостанавливалась, чтобы действовать, она была вынуждена дробиться и специализироваться, она фиксировалась и рассеивалась при каждом скачке вперед. Начиная со ступени мышления, благодаря удивительным возможностям «искусственного», которое, отделяя орудие от органа, позволяет одному и тому же существу усиливать и бесконечно разнообразить формы своего действия, ничего не теряя в своей свободе, благодаря вместе с тем чудесной способности мысли сближать и комбинировать в одном и том же сознательном усилии все человеческие частицы мы вступили в совершенно новую область эволюции. В самом деле, если изучение прошлого и позволяет нам сделать некоторую оценку ресурсов, которыми обладает организованная материя в рассеянном состоянии, то мы еще не имеем никакого понятия о возможной величине «ноосферной» мощности. Резонанс человеческих колебаний в миллионы раз! Целый покров сознания, одновременно давящий на будущность! Коллективный и суммированный продукт миллионов лет мышления!.. Пытались ли мы когда-либо представить, что представляют собой эти величины?^[47]

В этом направлении самым неожиданным может быть то, что больше всего ожидается.

Можно прежде всего серьезно спросить себя: не сумеет ли однажды жизнь при возрастающем напряжении духа на поверхности земного шара искусно преодолеть стены своей земной тюрьмы или, найдя способ, захватить другие необитаемые небесные тела, или — еще более головокружительное событие — установив сквозь пространство психическую связь с другими очагами сознания. Встреча и взаимное обогащение двух ноосфер… Это предположение на первый взгляд может показаться безумным, но оно в конце концов лишь распространяет на психику масштаб величин, правомерность которого для материи никто более и не помышляет оспаривать. Сознание, создающее себя в конечном счете путем синтеза планетарных единиц. А почему бы и нет, в таком универсуме, где астральная единица — галактика?

Ничуть не желая огорчать сторонников этих гипотез, справедливость которых, заметим, неимоверно расширила бы размеры ноосферы, но нисколько не изменила бы ни ее конвергентность, ни, следовательно, ее конечную длительность, я, однако, считаю их вероятность слишком слабой, чтобы стоило их принимать в расчет.

Человеческий организм настолько сложен и чувствителен, так приспособлен к земным условиям, что трудно представить себе, каким образом он смог бы акклиматизироваться на другом небесном теле, даже если он способен преодолеть межпланетные пространства. Необъятность космических пространств так велика, что не ясно, каким образом в двух различных областях неба две мысли могли бы сосуществовать и совпадать сравнимыми фазами своего развития.

По этим двум причинам, не упоминая других, я предполагаю, что нашей ноосфере предназначено обособленно замкнуться в себе и что не в пространственном, а в психическом направлении она найдет, не покидая Земли и не выходя за ее пределы, линию своего бегства.

И здесь совершенно естественно вновь выступает понятие изменения состояния.

В нас и через нас ноогенез постоянно поднимается ввысь. Мы выявили основные моменты этого подъема — сближение крупинок мысли; синтез индивидов и синтез наций и рас; необходимость существования автономного и верховного личного очага для объединения элементарных личностей без искажения и в атмосфере активной симпатии. Все это, отметим еще раз, под совместным воздействием сферической кривизны Земли и космической конвергентности духа существует в соответствии с законом сложности и сознания.

Ну так вот, когда в результате скопления достаточного множества элементов это существенно конвергентное развитие достигает такой интенсивности и такого качества, что для дальнейшего своего объединения человечество, взятое в целом, должно, как это случилось с индивидуальными силами инстинкта, в свою очередь, «пунктуально» осознать само себя^[48] (то есть в данном случае покинуть свою органо-планетарную опору и эксцентрироваться к трансцендентному центру своей возрастающей концентрации), тогда-то и наступит для Духа Земли финал и увенчание.

Конец света — внутренний возврат к себе целиком всей ноосферы, достигшей одновременно крайней степени своей сложности и своей сосредоточенности.

Конец света — переворот равновесия, отделение сознания, в конце концов достигшего совершенства, от своей материальной матрицы, чтобы отныне иметь возможность всей своей силой покоиться в боге-омеге.

Конец света — критическая точка одновременного возникновения и обнаружения, созревания и ускользания.

О физическом и психическом состоянии, в котором будет находиться наша планета при приближении к точке своего созревания, мы можем сделать два почти противоположных предположения.

Согласно первой гипотезе, выражающей надежды, к которым во всяком случае следует ориентировать наши усилия, как и идеалу, зло на завершающем этапе Земли находится в минимуме. Нам не нужно будет более бороться против острых форм голода и болезней — они побеждены наукой. Под действием все более горячих лучей Омеги прекратятся ненависть и междоусобная борьба, побежденные чувством Земли и чувством человека. Во всей ноосфере будет царить какое-то единодушие. Завершающая конвергенция произойдет мирно.^[49] Разумеется, подобный выход наиболее гармонически соответствовал бы теории.

Но также может быть, что по закону, которого в прошлом еще ничто не избежало, зло тоже в своей специфически новой форме, возрастая одновременно с добром, достигнет к финалу своей высшей ступени.

Нет вершин без пропастей.

Громадными будут силы, высвобожденные в человечестве внутренним действием его сплочения. Но не исключено, что завтра так же, как вчера и сегодня, эта энергия будет действовать несогласно. Механическое совместное действие под нажимом грубой силы? Или совместное действие в симпатии? Будет ли человек стремиться завершить себя коллективно или индивидуально в ком-то большем, чем он сам? Отказ от Омеги или принятие его?.. Может возникнуть конфликт. В этом случае вследствие природы процесса, который ее объединяет, и в ходе этого процесса ноосфера, достигшая определенной точки объединения, снова разъединится на две зоны, соответственно притягиваемые двумя антагонистическими полюсами поклонения. На зону мысли, которая никогда не была полностью единой. И на зону всеобъемлющей любви, оживляющую и в конечном счете выделяющую, чтобы ее завершить, лишь одну часть ноосферы — ту, которая решится "сделать шаг" за пределы себя, в другое. Последний раз, еще одно разветвление.

По этой последней гипотезе, более соответствующей традиционным апокалипсисам, вокруг нас, быть может, одновременно поднимаются в будущность три кривые: неизбежное убавление органических возможностей Земли; внутренний раскол сознания, все более разделяющегося к двум противоположным идеалам эволюции; положительное привлечение центром центров тех сердец, которые обратятся к нему. И кончина Земли произойдет в тройной точке, в которой путем совпадения, вполне сообразного приемам жизни, эти три кривые встретятся и достигнут строго одновременно своего максимума^{32}.

Смерть материально исчерпавшей себя планеты; разрыв ноосферы, разделившейся по вопросу о форме, в которую необходимо облечь свое единство, и одновременно, придавая событию все его значение и всю его важность, освобождение того процента универсума, который сумеет сквозь время, пространство и зло тщательно синтезироваться до конца.

Не бесконечный прогресс — этой гипотезе противоречит существенная конвергентность ноогенеза, а экстаз вне размеров и рамок видимого универсума.

Экстаз в согласии или раздоре, но как в том, так и в другом случае при внутреннем избытке напряженности.

Это единственный биологический выход, подходящий и мыслимый для феномена человека.

…Многие из тех, кто попытается прочитать эту книгу до конца, закроют ее неудовлетворенными, в задумчивости спрашивая себя, что я здесь преподнес — факты, метафизические теории или мечтания.

Но те, кто будет колебаться подобным образом, хорошо ли они уяснили спасительно строгие условия, которые ставит нашему разуму ныне всеми допускаемая цельность универсума? На кинопленке появляется пятно. Внезапно разряжается электроскоп. Этого достаточно, чтобы физика была вынуждена признать наличие в атоме фантастических сил. Подобно этому человек, если попытаться поставить его полностью, душой и телом в рамки экспериментального понуждает нас подогнать целиком по своей мерке сферы времени и пространства. Чтобы дать мысли место в мире, мне было необходимо интерьеризировать материю, вообразить энергетику духа; представить себе в противовес энтропии восходящий ноогенез; придать эволюции направление, вершину и критические точки и в конечном счете сомкнуть все в некоем.

В этой переоценке ценностей я мог во многом ошибиться. Пусть другие сделают лучше. Я хотел бы лишь дать почувствовать вместе с реальностью, трудностью и срочностью проблемы соответствующий порядок величин и форму решения. Существует лишь необратимо персонализирующий универсум, способный вместить в себя человеческую личность.

Пекин, июнь 1938 — июль 1940.