Б. Размеры

Вот и набросана, хотя и весьма схематично, структурная картина форм, собранных и классифицированных упорным трудом натуралистов, начиная с Аристотеля и Линнея. В ходе описания мы уже старались дать почувствовать огромную сложность этого возрожденного нами мира. Перед лицом всей совокупности нам надо, однако, последним усилием видения более ясно осознать эту громадность размеров.

Сам по себе наш рассудок постоянно склонен не только прояснять (что составляет его функцию), но и сужать и укорачивать реальности, к которым прикасается. Устав, он сгибается под тяжестью расстояний и множеств. Так что, обрисовав с грехом пополам экспансию жизни, нам теперь надо представить себе элементы нашей схемы в их истинных размерах — как по численности, так и по объему и по длительности.

Попытаемся это сделать.

Прежде всего по численности. Для простоты наш эскиз живого мира делался с помощью широких коллективных групп — семейств, отрядов, биотов, пластов, ветвей… Но. пользуясь этими различными единицами, думали ли мы о множествах, с которыми реально имели дело? Пусть тот, кто хочет осмыслить или описать эволюцию, прежде всего отправится побродить в один из тех четырех-пяти крупнейших музеев мира, в которых (ценой усилий, героизм и духовное значение которых будут однажды оценены) легион путешественников сумел в сжатом виде в нескольких залах представить весь спектр жизни. И пусть он там, не обращая внимания на названия, как следует проникнется тем, что его окружает. Тут — мир насекомых, где полноценные виды исчисляются десятками тысяч. Там — моллюски, другие тысячи, бесконечно разнообразные по рисунку прожилок и форме завитков. Затем идут рыбы, с такими же неожиданными, капризными и пестрыми формами, как у бабочек. Далее птицы, едва ли менее фантастические, самого разного профиля, со всякими клювами, всех расцветок. Потом антилопы, всех мастей, с разными осанками, со всевозможными диадемами и т. д. и т. д. Какое многообразие, какой, порыв, какое бурление под каждым из этих названий, которые вызывали в нашем воображении какую-нибудь дюжину весьма привычных форм! А ведь перед нами здесь только ныне живущие. Что, если бы мы могли видеть всех остальных… Во все эпохи Земли, на всех стадиях эволюции другие музеи зарегистрировали бы такое же бурление, такое же буйное изобилие. Все эти сотни тысяч названий, внесенных в каталоги нашей систематики, не представляют и миллионной доли листьев, произраставших до сего дня на древе жизни.

Теперь по объему. То есть каково количественное соотношение между различными зоологическими и ботаническими группами в природе? Какова материально доля каждой из них в общей совокупности организованных существ?

Чтобы дать общее представление об этой пропорции, я воспроизвожу здесь (рис. 2) выразительный рисунок, которым один ученый натуралист г. Кено представил, по самым последним данным науки, карту животного царства с его основными подразделениями. Эта карта больше позиционная, чем структурная, но она точно отвечает на поставленный вопрос.


Рис. 2. Древо жизни, по Кено (изд. Массон и K°). На этом символическом рисунке каждая главная долька (или гроздь) соответствует одному пласту, по крайней мере столь же важному (морфологически и количественно), как пласт, составляемый всеми млекопитающими. Ниже линии АВ — формы, живущие в воде; выше ее — живущие в воздушной среде.

 

Рассмотрим эту схему{12}. Не правда ли, при первом же взгляде наш рассудок испытывает шок, подобно тому шоку, который мы чувствуем, когда астроном показывает Солнечную систему как простую звезду, все наши звезды — как один Млечный Путь, а наш Млечный Путь — как атом среди других Галактик?.. Млекопитающие, в которых обычно воплощается для нас идея и образ «животного», жалкая долька, поздно возникшая на стволе жизни! А зато что делается вокруг них! А рядом? А ниже?.. Какое обилие соперничающих типов, о существовании, величине, множестве которых мы и не подозревали! Таинственные существа, которых мы могли случайно видеть скачущими среди сухих листьев или ползающими по песку, ни разу не задаваясь вопросом, что они означают и откуда взялись. Существа, незначительные по своим размерам и ныне, быть может, по числу… Эти оставленные в пренебрежении формы теперь предстают в своем истинном свете. По богатству своих разновидностей, по времени, которое потребовалось природе для их порождения, каждая из них представляет собой столь же важный мир, как и наш. Количественно (я подчеркиваю это) мы — лишь одни из них и притом возникшие последними.

Наконец, по длительности. Здесь, как обычно, нашему воображению трудно восстановить подлинную картину. Как я уже отмечал, еще более неумолимо, чем горизонты пространства, в нашей перспективе сближаются и налезают друг на друга плоскости прошлого. Как же их разделить?

Чтобы придать глубинам жизни их истинный рельеф, полезно для начала вернуться к тому, что я выше назвал пластом млекопитающих. Поскольку этот пласт относительно молод, у нас есть некоторое представление о времени, потребовавшемся для его развития начиная с момента, когда он явственно поднялся над пресмыкающимися в конце мелового периода. Весь третичный период и еще немного. Каких-нибудь 80 миллионов лет. Допустим теперь, что на оси одной и той же зоологической ветви пласты образуются периодически, как сучки вдоль ствола хвойного дерева; так что максимумы их расцвета (единственно четко регистрируемые) в случае позвоночных следуют друг за другом на расстоянии в 80 миллионов лет. Чтобы получить величину длительности одного зоологического интервала, достаточно помножить 80 миллионов лет на число пластов в данном интервале. Так, между млекопитающими и началом четвероногих имеется не менее трех пластов. Числа становятся внушительными. Но они достаточно хорошо согласуются с представлениями, которые вырабатывает геология, о громадности триасового, пермского и каменноугольного периодов.

Можно применить и другой, более приблизительный метод, основанный на сравнении ветвей. Внутри одного пласта (возьмем снова пласт млекопитающих) мы в состоянии примерно определить среднее отклонение форм между собой — для всего этого рассеивания потребовалось, повторяем, около 80 миллионов лет. После этого сравним между собой млекопитающих, насекомых и высшие растения. Если три ветви, на конце которых цветут эти три группы, расходятся из одного и того же корня, а не возникли раздельно на одном «мицелии» (что возможно), то какое же требовалось время, сколько периодов, чтобы создать эти гигантские разрывы между типами! Здесь уже зоология бросает вызов данным, приводимым геологией. Прошло всего лишь 1 500 миллионов лет со времени самых древних следов углерода в осадках, решили физики, измерив процент содержания свинца в одном радиоактивном минерале докембрия. Но не предшествуют ли первые организмы этим первым следам? И потом в случае разногласия при подсчете возраста Земли — на какой из двух хронометров следует положиться? На медленность разложения радия? Или на медленность «сложения» живой материи?

Если простой секвойе для своего полного роста требуется пять тысяч лет (и еще никто не видел, чтобы секвойя погибла своей естественной смертью), то каков же должен быть полный возраст древа жизни.








Дата добавления: 2014-12-04; просмотров: 1223;


Поиск по сайту:

При помощи поиска вы сможете найти нужную вам информацию.

Поделитесь с друзьями:

Если вам перенёс пользу информационный материал, или помог в учебе – поделитесь этим сайтом с друзьями и знакомыми.
helpiks.org - Хелпикс.Орг - 2014-2024 год. Материал сайта представляется для ознакомительного и учебного использования. | Поддержка
Генерация страницы за: 0.007 сек.