Он рывком подвинул ей блюдо с жареным окороком и знаком велел слуге наполнить ее кубок.

Фиона отрезала кусочек мяса и, откусив, принялась энергично жевать.

— Мне ведомо, что такое честь, даже если я твоя любовница, милорд. Мы заключили соглашение, и я намереваюсь сдержать слово.

Она запила оленину вином, отломила горбушку от каравая и, намазав маслом, отправила в рот. Казалось, резкие слова лэрда ничуть ее не тронули. Она не позволит запугивать себя Энгусу Гордону и ему подобным!

Больше они не разговаривали. Когда со стола убрали посуду, вперед выступил волынщик и начал играть. Легкая улыбка коснулась губ Фионы. Хотя музыка была грубой и немелодичной, все же трогала ее до глубины души, будила неведомые чувства, утоляла печаль, гасила отчаяние.

Лишь только смолкли пронзительные звуки, Фиона встала и в сопровождении Нелли поднялась к себе. Энгус задумчиво смотрел ей вслед.

Нелли помогла хозяйке раздеться и подала мягкую полотняную камизу с широкими рукавами. Фиона завязала ее у ворота, протерла мокрой тряпочкой лицо и руки, тщательно вычистила зубы измельченной пемзой. Нелли в это время складывала одежду. Фиона подошла к окну и открыла ставни. В ночном воздухе веяло осенней прохладой.

— Ложись спать, Нелли, — распорядилась она. — Я еще немного посижу. Сна ни в одном глазу. Слишком многое произошло сегодня.

— Да пребудет с вами Господь, миледи, — пожелала Нелли, затворяя за собой дверь.

По небу плыл тонкий полумесяц. Лунный свет играл на воде, серебря кудрявые гребни волн. Легкий ветерок взметнул пряди, обрамлявшие лицо Фионы. Она подхватила непокорные локоны и стала их заплетать. Подвязав толстую косу обрывком ленты, она перегнулась через подоконник и принялась вглядываться в ночь. Она одна. Впервые в жизни по-настоящему одна. Сестры далеко. Старые Тэм и Флора покинули ее. Какое странное ощущение… Она словно листок, подхваченный ураганом, который несется неведомо куда. Что с ней станется?

Однако Фиона не грустила и не боялась того, что ждет впереди. Просто интересно, что еще приготовила ей жизнь. Она с самого детства привыкла заботиться о младшеньких. Сейчас, когда все устроены, что осталось ей?

Чья-то рука обвилась вокруг ее талии. Фиона не удивилась. Не вскрикнула. Она знала, что сегодня он придет. Прошло больше недели с тех пор, как Энгус ее взял, и теперь она снова залилась краской смущения. Но по крайней мере на этот раз она знала, чего ожидать.

— О чем ты думаешь? — неожиданно спросил он.

— О сестрах, — ответила она, гадая, поймет ли он ее.

— Тоскуешь по ним?

— Да, и кроме того, в толк не возьму, как жить теперь, когда больше не о ком заботиться, — честно призналась девушка.

— Ты моя любовница, — напомнил Энгус, наклоняясь, чтобы прижаться теплыми губами к тому местечку, где кончался вырез камизы. Фиона невольно рассмеялась.

— Интересно, каковы же обязанности любовницы, милорд? — лукаво осведомилась она.

— Ну… любовница должна… должна… Энгус растерянно осекся.

— Вот именно, — кивнула Фиона. — Будь я твоей женой, пришлось бы хлопотать по хозяйству, следить за порядком в замке, но я не твоя жена. Чем же прикажешь заняться? Я ведь не игрушка, которую можно швырнуть в угол, как только надоест!

Лэрд потрясенно уставился на нее. Слышать такие слова от молодой женщины! Немыслимо! Да что ей нужно от него?

— Уна и Олей прекрасно справляются со своей работой, — начал он, но тут же сообразил, что женщинам пришлось бы непременно подчиняться законной хозяйке замка, которая каждое утро отдавала бы им повеления.

— Они на своем месте, — возразила Фиона, — как, впрочем, и остальные слуги. И точно знают, что от них требуется. Я же… я словно осенняя травинка. Одинокая и неприкаянная.

Горькие слезы обожгли глаза Фионы, но девушка плотно сжала губы и выпрямилась. Зачем она вообще затеяла этот бессмысленный разговор? Энгус может посчитать, что она набивается ему в жены.

— Твое место в моих объятиях и в моей постели, — твердо заключил он. — Это и есть главная обязанность любовницы, девушка.

— Но нельзя же проводить дни и ночи напролет в любовных утехах, — с отчаянием вздохнула Фиона. — Мне нужно чем-то заняться. Я не привыкла к безделью.

Мать Энгуса умерла много лет назад, и он почти не помнил, как она проводила время. Да и признаться, не интересовался: слишком рано на его плечи легла тяжкая ответственность. Он с головой ушел в новую, непривычную жизнь и мало обращал внимания на женщин замка. Ему казалось, что Уна и Олей всегда хлопотали по дому.

— Так что же ты желаешь делать? — спросил он наконец. Фиона на секунду задумалась.

— Хочу научиться читать и писать, — объявила она. — Ты знаешь грамоту? Отец считал это ненужной роскошью, но мама умела писать свое имя и ничего больше. Правда, при мне она этого никогда не делала.

— Я научился читать и писать в Англии еще мальчиком, когда гостил у короля, — медленно выговорил лэрд. — Мой брат Роберт получил неплохое образование в Гленкиркском аббатстве, но ни Джейми-малыш, ни мои сестры, ни Хеймиш Стюарт грамоте не обучены. Я готов стать твоим наставником, если не возражаешь.