ШИЗОИДНОЕ ОТКЛОНЕНИЕ

дилась под контролем, прорвала его и превратилась в явные симптомы заболевания. Он описывает их следую­щим образом:

Испуг — «Временами испуг настолько силен, что я не могу находиться в одиночестве. Я думаю, что просто

боюсь сойти с ума».

Ипохондрия — «Малейший прыщ, царапина, боль и т.д. пугают меня до смерти. Я немедленно думаю о раке,

сифилисе...»

Отрыв — «Однажды, я почувствовал, что меня буд­то оторвали от реальности, от способа передвижения: а в последние несколько недель я почти все время чувствую, что перемещаюсь, будто за мной откуда-то наблюдают».

Когда отчетливо выраженные симптомы описаны таким образом, диагноз установить несложно. Однако, было бы ошибкой счесть, что у такого человека прежде не было шизоидных проявлений. Маленьким мальчиком Джек пережил сильный испуг в форме ночных кошмаров. Еще ребенком он боролся с чувством нереальности. Вот его слова: «Сколько я себя помню (с шести или с семи лет), я всегда чувствовал себя как-то не так, но постоян­но соглашался с родителями, что это нормально. В сред­ней школе я обычно чувствовал себя странно: сидя в клас­се, я наблюдал за другими ребятами и изумлялся, если они чувствовали такое же беспокойство, как и я».

Беда в том, что никто из ближайшего окружения Джека не обратил внимания на его трудности. «Мои ро­дители и друзья убеждали меня, что это чувство (не та­кой, странный) — нормально», — сказал он. Такого рода переживания стали для Джека закономерными. Даже ноч­ные кошмары он часто принимал как «нормальные» явле­ния, которые бывают у всех подрастающих детей.

Особенности его тела были типично шизоидны­ми. Он был высок, худощав, ригиден, мускулатура недо­статочно развита, подвижность и дыхание ограничено. Тело казалось неживым, поскольку Джек давным давно оторвал от него Я. Он никогда всерьез не занимался спортом или другой физической активностью. Его ипо-

хондрическая тревожность выражала страх перед собствен­ным телом и отсутствие идентификации с ним.

Питер — семнадцатилетний подросток, которого направили на психиатрическое обследование после тре­вожного инцидента. Однажды вечером, повздорив с под­ружкой, он напился. Затем, чтобы показать ей, как он к ней стремится. Питер взял гитару и спел перед ее домом серенаду. Поскольку была поздняя ночь, он разбудил ее родителей. Чтобы он замолчал, они позвали его в дом. Оказавшись внутри, Питер потребовал, чтобы они дали ему увидеться с их дочерью и начал, демонстрируя на­сколько он взволнован, угрожать, что сломает себе палец или руку. Он так разбушевался, что пришлось силой дос­тавить его домой.

Тремя месяцами раньше Питер попал еще в одну историю. Вместе с несколькими друзьями он угнал маши­ну. Ее нашли, и мальчики признались в краже. Но затем они сбежали, чтобы (по словам Питера) не впутывать в это родителей. Проникнув в пустующий дом, они ворова­ли провизию, скрывались от полиции и, таким образом, усугубили свои отношения с законом. Поскольку Питер был мальчиком из хорошей семьи и не имел прежде на­реканий, его осудили условно. Мать Питера обвинила в его противозаконном поведении остальных участников происшествия. Ни в этот раз, ни во время происшествия с подружкой сына ей не пришло в голову, что с мальчи­ком может быть что-то не так.

То, что с Питером происходит нечто ненормаль­ное, можно было заметить раньше. Еще до того, как про­изошли два описанных инцидента, у него возникли труд­ности в школе. После двух лет хорошей учебы в старших классах Питеру стало трудно концентрировать внимание. Учеба давалась с трудом. Он начал поздно возвращаться домой, пить и стал неуправляемым. Но никого это не озаботило, пока не наступил кризис.

Питер был хорошо сложен, его тело было про­порциональным. Лицо выражало невинность, но других чувств на нем не было. Эта невинность обманывала близ-

Александр Лоуэн ПРЕДАТЕЛЬСТВО ТЕЛА

ШИЗОИДНОЕ ОТКЛОНЕНИЕ

ких. Глаза были чистыми и пустыми. О его теле, помимо того, что оно имело нормальный внешний вид, можно было сказать, что оно было высоким и тяжелым. Движе­ния — заметно некоординированы. Колени и щиколотки были настолько одеревеневшими, что он с трудом двигал ими. Чувствование тела отсутствовало, даже когда он уг­рожал отрезать себе руку, он делал это без чувств.

Во время нашей беседы Питер сказал, что сексу­альный контакт с его девушкой был единственным теп­лом, которое он пережил, и что жизнь без этого не име­ет смысла. По-видимому, потребность в телесном контак­те была столь сильна, что перекрывала всякие рациональ­ные соображения. Без этого контакта он чувствовал та­кую пустоту, что моральные принципы теряли для него всякую ценность. Я нахожу, что подобное состояние ти­пично для всех малолетних правонарушителей, с которы­ми мне приходилось иметь дело. Они ищут пинков, пыта­ясь хоть таким образом «зарядить» свои «мертвые» тела. Как правило, поиск возбуждения принимает форму опас­ной эскапады или бунта против авторитетов. Отсутствие нормального чувствования тела вызывает у этих молодых людей сексуальную одержимость.

Если не понимать шизоидного отклонения, про­тивозаконное поведение будет оставаться загадкой для вла­стей и родителей. В этом будут винить отсутствие дис­циплины в семье, говорить, что молодежь не имеет мо­ральных устоев. Такие объяснения, конечно, содержат оп­ределенную долю правды, но совершенно не принимают в расчет тех сил, которые движут этой проблемой. Я, которое развивается без реальности телесного чувствова­ния, приводит к отчаянию, разрушающему и самого чело­века, и окружающих.

Джейн, молодая женщина, двадцати одного года, обратилась к терапевту после того, как распалась ее ро­мантическая любовная связь. Она чувствовала себя со­вершенно потерянной и отчаявшейся. Она полагала, что с ее личностью что-то всерьез не так, но не знала, что

именно и как с этим справиться. Представление об ее проблеме можно получить из следующего рассказа:

«Я помню, как в подростковом возрасте мыслен­но воевала с собой. Особенно ночью, в кровати, я чув­ствовала, что воюю с чем-то в себе. Меня это очень рас­страивало и вызывало ощущение безнадежности. Я чув­ствовала смущение. Я не знала, кого спросить об этом.

В одиннадцать лет я открыла свое тело. До этого я считала его само собой разумеющимся. Я сильно попра­вилась и начала сознавать себя. В это же время началась менструация. Чем больше я стеснялась, тем больше тол­стела и менее реально чувствовала себя. Годом позже я начала мастурбировать. Я думала, что забеременею или заболею венерическим заболеванием. В связи с этим я чувствовала себя очень виноватой. Но мне было необхо­димо мастурбировать перед любым делом, иначе я не могла делать что бы то ни было. Если я писала школьную работу, мне приходилось растянуть ее, пока я не закончу мастурбировать. Только после этого мне удавалось допи­сать ее.

В этот период я постоянно фантазировала. Мне представлялось, что я скачу на лошади. У всех были ло­шади, но моя — лучше, всех.

Мужчины ужасали меня. У меня не было друзей в старших классах и только один — в колледже.»

Джейн воевала с сексуальными чувствами. Она не могла ни принять, ни подавить их. В результате возник интенсивный конфликт, который мучил ее, и от которо­го она пыталась избавиться с помощью фантазий. В ее мечтах, лошадь можно интерпретировать как символ тела, особенно его нижней половины. Ее попытка отри­цать реальность тела была успешна только отчасти. Чув­ства вмешивались в сознание и требовали удовлетворе­ния, даже если за это приходилось платить сильным чув­ством вины.

Расщепление ее личности поразительно проявля­лось и на физическом уровне. Ниже талии тело Джейн было тяжелым, заметно оволошенным, кожа имела тем-

_36