Таинственная мадам Добрейль
Когда мы направились обратно к дому, комиссар Бекс извинился и покинул нас, объяснив, что должен немедленно сообщить следователю о прибытии Жиро.
Вслед за ним Пуаро объявил, что увидел все, что хотел, и намерен удалиться, чему Жиро явно обрадовался. Покидая поле для гольфа, мы бросили прощальный взгляд на Жиро. Он ползал на четвереньках, продолжая поиски улик с такой тщательностью, что я не мог им не восхищаться. Пуаро угадал мои мысли, потому что, как только мы остались одни, он заметил с иронией:
— Наконец‑то вы увидели настоящего детектива, который привел вас в восхищение: человек‑ищейка! Не так ли, мой друг?
— Во всяком случае, он занимается делом! — сухо сказал я. — Если там что‑нибудь есть, он найдет. В то время как вы…
— Ну хорошо! Я тоже кое‑что нашел! Например, кусок свинцовой трубы.
— Чепуха, Пуаро. Вы хорошо знаете, что это не относится к делу. Я имел в виду прямые улики, как, например, следы ног, которые безошибочно приведут нас к убийцам.
— Мой друг, улика длиной в два фута не менее ценна, чем улика в два миллиметра. Только романтики считают, что все важные улики бывают крохотных размеров. Что касается свинцовой трубы, то вы говорите, что она не имеет отношения к преступлению, потому что так сказал Жиро. Но он мог ошибаться, и я готов доказать это. Но оставим эту тему. Пусть Жиро занимается своими поисками, а я — своими догадками. Дело выглядит довольно простым. И все же.., и все же, мой друг, я недоволен. И знаете, почему? Из‑за того, что ручные часы спешат на два часа. И, кроме того, есть всякие мелочи, которые не вписываются в общую картину. Например, если целью убийства была месть, почему они не убили его спящим и не покончили с этим делом разом?
— Им были нужны «секретные бумаги», — напомнил я ему.
С недовольным видом Пуаро стряхнул с рукава пылинку.
— Ну и где же эти «секретные бумаги»? Возможно, довольно далеко, так как они приказали ему одеться. И все же он найден убитым поблизости, на расстоянии слышимости выстрела от дома. И опять же нож оказался под рукой по чистой случайности.
Нахмурившись, он замолчал, а потом продолжал:
— Почему слуги ничего не слышали? Им дали снотворное? Был ли у них соучастник, и не он ли позаботился о том, чтобы парадная дверь была открыта? Интересно…
Он резко остановился. Мы подошли к аллее рядом с домом. Внезапно Пуаро повернулся ко мне.
— Мой друг, я должен вас удивить и обрадовать! Я принял близко к сердцу ваши упреки! Мы будем изучать отпечатки обуви.
— Где?
— Там, на правой клумбе. Месье Бекс говорит, что это следы садовника. Посмотрим, так ли это. Глядите, он движется сюда с тележкой.
В самом деле, какой‑то старик с садовой тележкой, нагруженной саженцами, пересекал аллею. Пуаро позвал его, и он, оставив тележку, направился к нам прихрамывая.
— Мы что, будем брать у него отпечатки сапог, чтобы сравнить с теми следами? — пошутил я. Но моя вера в Пуаро стала немного оживать. Если он считает важными отпечатки сапог на правой клумбе, возможно, в них и кроется ключ к разгадке.
— Именно, — сказал Пуаро.
— Но не покажется ли ему это странным?
— Он и не догадается.
Мы не могли продолжать разговор, так как старик уже приблизился.
— Вам что‑нибудь нужно, месье?
— Да. Вы уже давно работаете здесь садовником, не так ли?
— Двадцать четыре года, месье.
— И как вас зовут?
— Огюст, месье.
— Меня восхитила эта роскошная герань. Она великолепна. Давно ли она посажена?
— Довольно давно. Но, конечно, чтобы содержать клумбы в порядке, надо не только аккуратно срезать отцветшую герань, надо время от времени сажать новые растения и удалять увядшие.
— Вчера вы посадили несколько новых растений, не так ли? Те, в середине, и еще на другой клумбе.
— Месье очень наблюдателен. Нужно, чтобы прошел день или два, чтобы они прижились. Да, вчера вечером я посадил на каждой клумбе по десять новых растений. Месье, конечно, знает, что растения нельзя сажать при жарком солнце. — Огюст был очарован вниманием Пуаро и не прочь поболтать.
— Вон там я вижу прекрасный экземпляр, — показал Пуаро. — Не могли бы вы срезать его для меня?
— Ну, конечно, месье. — Старик шагнул на клумбу и осторожно срезал растение, которым восхищался Пуаро.
Пуаро рассыпался в благодарностях, и Огюст ушел к своей тележке.
— Видите? — сказал с улыбкой Пуаро, указывая на углубление, оставленное сапогом садовника. — Все довольно просто.
— Я не догадался…
— Что сапоги оставляют отпечатки? Вы недостаточно пользуетесь своими серыми клеточками. Ну что вы скажете об этом отпечатке?
Я внимательно осмотрел клумбу.
— Все следы оставлены одним и тем же сапогом, — сказал я после внимательного осмотра.
— Вы так думаете? Ну хорошо! Я согласен с вами, — сказал Пуаро.
Казалось, что ему это более не интересно и что он уже думает о чем‑то другом.
— Во всяком случае, — заметил я, — в вашем улье теперь на одну пчелу меньше.
— Боже мой! Что за выражение! Что оно означает?
— Я хотел сказать, что теперь вы забудете об этих отпечатках.
К моему удивлению, Пуаро покачал головой.
— Нет‑нет, мой друг. Наконец‑то я на верном пути. Я все еще в потемках, но, как я уже намекал Бексу, отпечатки сапог — самое важное и интересное в этом деле. Не удивлюсь, если бедный Жиро не обратил на них никакого внимания.
В этот момент открылась парадная дверь, и Оте с комиссаром спустились по ступенькам.
— О, месье Пуаро, а мы шли за вами, — сказал следователь. — Становится уже темно, а мне хотелось бы еще зайти в гости к мадам Добрейль. Без сомнения, смерть месье Рено ее очень огорчит. Но, может быть, мы узнаем у нее о какой‑нибудь подробности. Эти «секретные бумаги», которые Рено не доверил своей жене, возможно, спрятаны у женщины, любовь к которой так зачаровала его. Мы знаем слабости наших самсонов, не так ли?
Больше никто ничего не сказал, и мы двинулись под гору. Пуаро со следователем шагали впереди, а мы с комиссаром шли следом.
— Без сомнения, рассказ Франсуазы в основном верен, — доверительно заметил он. — Я навел справки. За последние шесть недель, то есть со времени приезда месье Рено в Мерлинвиль, мадам Добрейль вносила на свой счет в банке большие суммы денег. Всего она внесла двести тысяч франков!
— Боже, — произнес я, подсчитав, — это около четырех тысяч фунтов!
— Именно. Да, вне сомнения, он был безумно влюблен. Но посмотрим, доверил ли он ей свои «секретные бумаги». Следователь надеется, но я не разделяю его оптимизма.
Разговаривая, мы шли по переулку к развилке дороги, где утром останавливался наш автомобиль. И только теперь до меня дошло, что домик, откуда выходила та красивая девушка, и был виллой «Маргерит», где жила таинственная мадам Добрейль.
— Она живет здесь много лет, — сказал комиссар, кивая головой в сторону дома, — очень тихо, очень скромно. Кажется, у нее нет ни друзей, ни родственников, только знакомства, которые она завязала в Мерлинвиле. Она никогда не рассказывает ни о прошлом, ни о своем муже. Никто даже не знает, жив он или мертв. Вы поняли, она окружена тайной.
Я кивнул, испытывая все больший интерес:
— А... дочь? — осмелился спросить я.
— По‑настоящему красивая девушка, скромная, искренняя. Чувствуешь к ней жалость, потому что она, вероятно, ничего не знает о прошлом родителей. Но человека, который захочет попросить ее руки, это обязательно будет интересовать, и тогда… — комиссар выразительно пожал плечами.
— Но это не ее вина! — воскликнул я, чувствуя, как во мне закипает негодование.
— Да, но женились бы вы на ней? Всякий мужчина щепетилен в отношении предков своей жены.
Наш спор прервался, так как мы подошли к двери. Месье Оте позвонил. Прошло несколько минут, затем послышался звук шагов, и дверь открылась. На пороге появилась моя утренняя богиня. Увидев нас, она мертвенно побледнела, ее глаза расширились от мрачных предчувствий. Не было сомнений, она испугалась!
— Мадемуазель Добрейль, — сказал Оте, снимая шляпу с головы, — нам бесконечно жаль беспокоить вас, но требования закона.., вы понимаете? Передайте мой поклон вашей матушке. Не будет ли она так любезна уделить нам несколько минут для беседы?
Мгновение девушка стояла без движения. Ее левая рука была прижата к груди, будто хотела успокоить внезапное и болезненное биение сердца. Но она овладела собой и сказала тихим голосом:
— Я пойду спрошу. Пожалуйста, подождите.
Она пошла в комнату, находившуюся слева от холла, и мы услышали ее приглушенный шепот. Затем другой голос похожего тембра, в мягкости которого чувствовалась немного более жесткая интонация, произнес:
— Ну разумеется. Попроси их войти.
В следующую минуту мы оказались лицом к лицу с таинственной мадам Добрейль.
Она была значительно ниже дочери, более полная, но с такой же грациозной фигурой. Темные волосы, причесанные на прямой пробор, придавали мадам Добрейль сходство с мадонной. Голубые глаза и длинные ресницы. Хотя она была уже не молодой, ей удалось сохранить очарование, не зависящее от возраста.
— Вы желали видеть меня, месье? — спросила она.
— Да, мадам. — Оте кашлянул, прочищая горло. — Я расследую дело о смерти месье Рено. Конечно, вы об этом слышали?
Она молча наклонила голову. Выражение ее лица при этом не изменилось.
— Мы пришли спросить, не можете ли вы... э... пролить свет на обстоятельства дела?
— Я? — в ее голосе прозвучало удивление.
— Да, мадам. У нас есть основание предполагать, что вы регулярно посещали покойного на его вилле по вечерам. Это так?
— У вас нет права задавать мне такие вопросы.
— Мадам, я расследую убийство.
— Ну и что? Я не имею к убийству никакого отношения.
— Мадам, в настоящий момент мы этого и не утверждаем. Но вы хорошо знали покойного. Не говорил ли он вам доверительно, что ему угрожает опасность?
— Никогда.
— Не упоминал ли он о своей жизни в Сантьяго и о врагах, которые у него там могли остаться?
— Нет.
— Можете ли вы оказать нам хоть какую‑нибудь помощь?
— Боюсь, что нет. Я вообще не понимаю, почему вы пришли ко мне. Неужели его жена не может рассказать вам то, что вы хотите? — в ее голосе прозвучала тонкая ирония.
— Мадам Рено рассказала нам все, что могла.
— А… — произнесла протяжно мадам Добрейль. — Интересно…
— Что вас интересует, мадам?
— Ничего.
Следователь посмотрел на нее. Он осознавал, что сражается с сильным противником.
— Вы настаиваете на своем заявлении, что месье Рено ничего вам не сообщал?
— Почему вам кажется вероятным, что он мог бы что‑то мне сообщить?
— Потому, мадам, — сказал месье Бекс с рассчитанной жестокостью, — что мужчина говорит любовнице то, что он не всегда говорит жене.
— О! — она вскочила. — В ее глазах сверкал огонь. — Месье, вы оскорбляете меня! Да еще в присутствии моей дочери! Я ничего не могу вам сказать. Будьте добры, покиньте мой дом!
Победа, несомненно, осталась за ней. Словно пристыженные школьники, мы покинули виллу «Маргерит». Следователь что‑то зло бормотал себе под нос. Пуаро, казалось, погрузился в раздумья. Вдруг он встрепенулся и спросил у Оте, нет ли поблизости отеля.
— В этой части города есть небольшая гостиница — отель «Де Бэн». Она находится в нескольких сотнях ярдов вниз по дороге. Не исключено, что там можно почерпнуть полезную информацию для расследования. Полагаю, мы увидимся завтра утром?
— Спасибо, месье Оте.
Мы расстались с взаимными любезностями. Я и Пуаро направились в Мерлинвиль, а остальные возвратились на виллу «Женевьева».
— Французская полицейская система великолепна, — сказал Пуаро, глядя им вслед. — Просто удивительно, какой информацией они располагают о каждом, они знают все до банальных подробностей. Хотя месье Рено жил здесь только шесть недель, они прекрасно знакомы со всеми его вкусами и привычками, в одну минуту они могут сообщить о материальном положении мадам Добрейль и о том, какие суммы она вносила в последнее время на банковский счет! Без сомнения, ведение досье — великое дело. Но что это? — Он резко повернулся.
По дороге за нами бежала стройная девушка. Это была Марта Добрейль.
— Прошу прощения, — задыхаясь, крикнула она, подбегая к нам. — Я.., я не должна была этого делать, я знаю. Не говорите ничего моей матери. Но верно ли, что перед смертью месье Рено обратился к детективу и что это — вы?
— Да, мадемуазель, — мягко сказал Пуаро. — Все совершенно верно. Но как вы об этом узнали?
— Франсуаза сказала нашей служанке Амели, — покраснев, объяснила Марта.
Пуаро поджал губы.
— Секретность немыслима в таких делах. Но это не имеет значения. Итак, мадемуазель, что же вы хотите узнать?
Девушка колебалась. Казалось, она очень хотела что‑то спросить, но боялась.
— Подозревают ли... кого‑нибудь?
Пуаро пристально посмотрел на нее и уклончиво ответил:
— Конечно, подозревают, мадемуазель.
— Да, я знаю, но кого‑нибудь определенного?
— Почему вас это интересует?
Казалось, девушка была испугана своим вопросом. Сразу же мне на ум пришли произнесенные раньше слова Пуаро: «Девушка с тревожными глазами».
— Месье Рено всегда был очень добр ко мне, — наконец ответила она. — Естественно, что меня это интересует.
— Понимаю, — сказал Пуаро. — Итак, мадемуазель, подозрение падает на двух людей.
— На двух?
Я бы мог поклясться, что в ее голосе послышалось облегчение.
— Их имена неизвестны, но предполагают, что они чилийцы из Сантьяго. Теперь, мадемуазель, вы видите, что значит быть молодой и красивой! Я выдал вам профессиональную тайну!
Девушка весело засмеялась и побежала прочь, напоминая юную амазонку. Я пристально смотрел ей вслед.
— Друг мой, — с мягкой иронией сказал Пуаро, — неужели мы останемся прикованными к этому месту только потому, что вы увидели молодую красивую женщину и У вас закружилась голова?
Я засмеялся и извинился.
— Но она действительно красива, Пуаро. Любому извинительно потерять из‑за нее покой.
К моему удивлению, Пуаро очень серьезно покачал головой.
— Эх, дружище, не увлекайтесь Мартой Добрейль. Эта девушка не для вас! Поверьте старому Пуаро!
— Но почему?! — воскликнул я. — Комиссар уверял меня, что она так же добра, как и красива! Сама добродетель!
— У многих тягчайших преступников, которых я знал, были лица ангелов, — поучительно заметил Пуаро. — Патологические наклонности легко могут сочетаться с лицом мадонны.
— Пуаро, — ужаснувшись, прошипел я, — неужели вы подозреваете этого невинного ребенка?
— Та‑та‑та! Не надо волноваться! Я не говорил, что подозреваю ее. Но вы должны признать, что ее волнение и интерес к этому делу довольно необычны.
— На этот раз я вижу дальше, чем вы, — возразил я. — Она волнуется не за себя, а за мать.
— Мой друг, — сказал Пуаро, — как всегда, вы ничего не видите. Мадам Добрейль может прекрасно о себе позаботиться, ее дочери нечего волноваться. Я сознаюсь, что немножко дразнил вас, но повторяю искренний совет: не увлекайтесь этой девушкой. Она не для вас! Я, Эркюль Пуаро, знаю это! Черт побери! Если бы только я мог вспомнить, где видел это лицо?
— Какое лицо? — удивленно спросил я. — Дочери?
— Нет. Матери.
Заметив мое удивление, он многозначительно кивнул.
— Ну да — именно так. Это было давно, когда я еще служил в бельгийской полиции. Я никогда не видел эту женщину, но я видел ее фотографию и в связи с каким‑то делом. По‑моему…
— Да?
— Может быть, я ошибаюсь, но, по‑моему, это было дело об убийстве.
Дата добавления: 2014-12-02; просмотров: 877;