Убежденные одиночки.

Что касается помощи одиноким, то, конечно, общество должно помогать и им. Сейчас в нашей стране больше 40 миллионов людей неженатых и незамужних — мы стоим здесь на одном из первых мест в мире, пропуская вперед, как и с разводами, только США.

Появилось очень много убежденных холостяков, причем не только среди мужчин. Пожалуй, еще никогда в истории не было столько женщин, которые не нуждаются в мужчинах: это оборотная сторона нынешних планетарных переворотов в человечестве, одно из главных боковых следствий антипатриархатной революции. Точные цифры их неизвестны, но, судя по наблюдениям, их становится все больше и больше.

Одна из причин такого роста — то, что в супружеском возрасте у нас гораздо больше одиноких женщин, чем одиноких мужчин. Этот женский перевес особенно велик в старших поколениях, у тех, кому за пятьдесят, но он — вплоть до середины 80-х годов — был очень заметен и в молодых поколениях. Поэтому у многих девушек и многих молодых женщин, особенно разведенных, были в последние десятилетия очень понижены шансы на замужество. Среди них-то и стала разрастаться психология убежденного одиночества, которая возводила безвыходность в выход, превращала безвыборность в выбор...

Убежденные холостяки делятся на несколько разрядов. Во-первых, это люди, которые болезненно неспособны к нормальному супружеству и не питают нужды в нем (алкоголики и т. п.). Во-вторых, это люди, которым чрезмерный эгоизм загораживает дорогу к семейному счастью, а жизнь без обязанностей, с одними правами кажется заманчивой и легкой. Их много среди мужчин и немало среди женщин.

Третий разряд — те несчастные и усталые люди, у которых не хватает сил на семейные напряжения или ослаблено половое здоровье. Они убедили себя, что одинокая жизнь спокойнее, и если в ней меньше радостей, то меньше и горя, волнений. У многих из них, особенно у женщин, эта убежденность самозащитная, самоуспокаивающая. Они не могут насытить свою сердечную потребность в близком человеке и, чтобы заглушить душевную боль, подсознательно внушают себе, что он им не нужен...

Впрочем, у многих женщин эта сердечная потребность стихла, поутратила силу. Убежденные одиночки — это часто женщины с подточенной женственностью, жертвы того омужчинивания женской психологии, которое принесла с собой эмансипация.

Стремление к одиночеству — это по своей психологии скорее мужская склонность, отзвук мужской необремененности детьми. Женщина всей своей эмоциональной и материнской природой влечется к союзу с мужчиной, жаждет помощи ему и от него. И когда такое тяготение к мужчине вытесняется безразличием, это тревожный вывих в самих основах женской природы.

Впрочем, это скорее беда, а не вина женщин, плод нервной измотанности — от двойного рабочего дня, торчания в очередях, сплющивания в автобусах, кухонного прислужничества... Это вина (и беда) общества, которое не создало для женщины климата благоприятствования.

«Я разведена с мужем уже 10 лет. И я не хочу замуж! Можно понять людей молодых, тех, кто никогда не был замужем или у кого нет детей. Но говорить об одиночестве, когда есть дети... Где взять время на одиночество?

Когда дети маленькие, забот полно. Подросли — в выходные с ними в лес за грибами, за ягодами, зимой на лыжах, на каток, в театр, в кино. Выйдут замуж — внуки появятся. Да мы, разведенные, счастливее тех, кто замужем! Они только внешне сохраняют свою семью, а сами уже давно надоели друг другу». (С. А., Москва, октябрь, 1986.)

Такое настроение распространяется в последнее время все больше. Его сторонницы отдают всю душу материнству — одному из двух своих женских предназначений — и считают, что другое такое предназначение, супружество, им не нужно.

Женщины из «материнских» семей иногда задумываются: а может быть, это нормальная семья и в ней нет ничего неполноценного, неестественного?

«Не рождается ли сейчас новая семья — времен эмансипации — мать и дети, без мужа? У такой семьи есть недостатки, особенно для воспитания, но зато жить в ней спокойнее, нет ссор с мужем, а это очень важно для женщины. Не пора ли признать, что семья мать с ребенком — законный вид семьи?» (Иваново, текстильный институт, март, 1988.)

По-моему, в этих словах много правды. У человеческой семьи не одна модель, а несколько. С давних пор у европейцев было две такие модели: малая семья, из двух поколений — муж, жена, дети, и большая, из трех поколений — гроздь нескольких малых.

Новый уклад жизни несет и новые модели семьи. Нерасторжимый брак уступает сейчас место расторжимому, а кроме того, небывало затруднены брачные знакомства. Два эти переворота в личной жизни делают материнскую семью массовой: семья или становится материнской после развода, или с самого начала возникает без мужа — мать с ребенком. Каждый год у нас появляется около миллиона материнских семей — рождается новая модель семьи, нормальная для новых условий[124].

Многие, наверно, понимают, что у семьи есть две меры нормальности: состав семьи — мера «количественная», и отношения в ней — «качественная». Наверно, лучше всего, когда обе эти нормы встречаются в полной семье с хорошими отношениями. Но что лучше — когда в полной семье плохие отношения или в неполной — хорошие? Какая из этих семей «нормальнее»? Пожалуй, женщина из письма права тут в своем парадоксе: «Мы, разведенные, счастливее тех, кто замужем! Они только внешне сохраняют свою семью...»

Но у каждого вида семьи есть свои преимущества и свои изъяны, и их стоило бы видеть открытыми глазами — видеть, чтобы уменьшать. Как, скажем, в неполной семье восполнить детям отца? Это тяжелейший изъян материнской семьи, и, если его не залечить, материнская семья будет «полунормальной» — как и полная семья с неважными отношениями.

К сожалению, этого не видит женщина из письма. Ей достаточно одних только детей, она не чувствует себя обделенной без мужа, и это ее личное дело: к ее выбору надо, наверно, относиться с уважением. Но достаточно ли ее детям одной только матери, не чувствуют ли они себя обделенными без отца? По-моему, жизнь без отца обедняет больше, чем жизнь без мужа...