Тайна инженера Костикова

В феврале 1938 года в НИИ-3 под руководством А. Г. Костикова были начаты работы по созданию средств для залпового огня или стрельбы очередями реактивных снарядов с химическими боеголовками. В это время НИИ-3 по заказу ГАУ разрабатывал индивидуальные пусковые станки для стрельбы реактивными снарядами с химическими боеголовками. Первоначально техническим заданием ГАУ предусматривалось создание легких пусковых станков, которые можно было бы транспортировать на огневую позицию на автомобиле, снимать и устанавливать вручную на линии огня с временем подготовки к стрельбе не более одного часа.

В июне 1938 года конструктор Е. С. Петров разработал чертежи такого станка по традиционной, ранее уже испытанной схеме. Однако проект этот был забракован заказчиком и техническим советом института.

5 июля 1938 года в институте приказом директора Б. М. Слонимера был объявлен закрытый конкурс на создание лучшей конструкции пускового станка, в условиях которого оставалось прежнее техническое задание ГАУ. В конкурсе приняли участие 18 специалистов института.

27 августа 1938 года инженер И. И. Гвай предоставил проект мобильной многозарядной залповой установки для стрельбы реактивными химическими снарядами. В проекте была обоснована не только конструкция установки, но и тактика применения принципиально нового боевого средства: заряженная установка скрытно занимает боевую позицию, время подготовки к стрельбе составляет 3-4 минуты (вместо одного часа по заданию), длительность залпа из 24 снарядов — несколько секунд; после последнего выстрела установка сразу же покидает позицию и тем самым становится неуязвимой для ответного огневого удара противника.

В официальных письмах директора НИИ-3 В.М. Слонимера, направленных в 1938-1939 годах наркому боеприпасов СССР И. П. Сергееву, инициатором идеи создания механизированной установки для химического нападения, одновременно открывающей возможность в связи с этим применения ракетных снарядов в сухопутных войсках РККА, назван главный инженер института А. Г. Костиков.

Тут автор вынужден остановиться и коснуться крайне нелюбимой им темы — спора о приоритетах в изобретениях. Уже 40 лет на страницах отечественной прессы идет баталия — ищут отца «Катюши». Ну, прямо, как в многочисленных мексиканских сериалах никак не могут определить отца ребенка. Главный претендент на роль отца — Андрей Григорьевич Костиков (1899-1951 гг.). В 1933 году Костиков поступает в РНИИ и работает там над созданием жидкостных реактивных двигателей на кислородно-керосиновом топливе. В 1936 году его назначают начальником отдела жидкостных ракетных двигателей. В августе 1937 года был отстранен от должности, а в ноябре арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности директор института Клейменов. Одновременно был арестован главный инженер Лангемак. В январе 1938 года их осудили и расстреляли.

Новым директором НИИ-3 был назначен Б. С. Слонимер, до этого никогда не занимавшийся реактивной техникой, а главным инженером — А. Г. Костиков. В марте и июне 1938 года все по той же 58-й статье были арестованы еще два ведущих специалиста — Глушко и Королев. Уже тогда возникла версия, что эти специалисты были арестованы по доносам Костикова. Костиков действительно конфликтовал со всеми арестованными специалистами. В НКВД из НИИ-3 был направлен «Акт экспертизы», где негативно характеризовались работы Королева и Глушко. Под актом в числе других стояла и подпись Костикова. Однако самих доносов Костикова, похоже, никто до сих пор не видел. Так что степень вины Костикова на сей день установить невозможно. Для этого нужно хорошо поработать в архивах НКВД, а туда наши вожди-демократы — большие любители гласности, независимых исследователей пускать не собираются.

Тем из читателей, кто не знаком с работой советских НИИ, автор лишь может объяснить, что по официальной документации просто невозможно понять, кто и что делал. Так, автор в середине 80-х годов разработал АСУ ТП «Карбамид», и в толстом томе документации был указан как исполнитель, а главным конструктором был указан престарелый руководитель, начальник моего начальника, который увидел проект, лишь когда подписывал документацию. Так было, так видимо, и далее будет в России.

На взгляд автора, гораздо интереснее писать о технических характеристиках оружия, его испытаниях, боевом применении и т. п., нежели о склоках в советских НИИ. А к «отцовству» надо подходить чисто формально: кто был указан в проекте главным конструктором, тот и пан, а склочников посылать куда подальше. Замечу, что меня, грешного, даже при такой осторожной позиции, и то часто поливают помоями. Так, к примеру, некая Л. Б. Кизнер* писала: «Отметим, что Широкорад также ошибается, когда утверждает, что Петропавловский занимался динамо-реактивной пушкой. На самом деле Петропавловский никогда ими не занимался». А через страницу: «Петропавловский свою реактивную пушку неправильно назвал газодинамической, точно так же, как Рябушинский допустил ошибку, назвав свою динамореактивную пушку реактивной». Куда там Широкораду классифицировать пушку Петропавловского, если тот сам не знал, что натворил.

* Кизнер Л. «Одни только факты». М. , 1995. С. 79-80. 266

Что же касается того, кто был создателем комплекса М-13, то тут надо назвать десятки и даже сотни имен, от простых инженеров до высших руководителей, которые взяли на себя ответственность за серийное производство комплекса. Надеюсь, что подтверждением данного тезиса будет вся эта книга.

Глава 2