Д) Методологическая точка зрения на проблему теоретизирования в психопатологии
Под конец нам нужно со всей отчетливостью сформулировать методологическую установку по отношению к теориям вообще — ибо просто отмахнуться от теорий невозможно, а ценность их в любом случае сомнительна.
1. Нам необходимо знать, на каких принципах зиждется теоретическое мышление и какие возможности оно открывает', без этого мы не сможем извлечь из теории все, что она в принципе способна нам дать, и овладеть ею во всей ее полноте. Одновременно нам не следует поддаваться соблазну некритического отношения к какой-либо отдельно взятой теории или верить в то, что она охватывает бытие как таковое. Любая теория заслуживает нашего внимания в тех рамках, которые соответствуют сфере ее компетенции; но ни отдельные теории сами по себе, ни множество теорий вместе взятых не заслуживают того, чтобы мы восторженно доверились им как инструментам, помогающим проникнуть в глубины человеческой природы.
2. Следуя за ходом теоретической мысли, мы должны точно уловить момент, когда нужно остановиться и отойти в сторону. За теорией нужно идти только постольку, поскольку она служит оформлению нашего материала и делает возможным дальнейшее обогащение нашего опыта. Нам следует довериться ощущению дискомфорта, которое испытывает исследователь в процессе теоретического истолкования фактов, — когда вместо обогащения собственного опыта он постепенно теряется в бесконечных, повторяющих друг друга и смешивающихся друг с другом интерпретациях то ли слишком хорошо знакомого, то ли недостаточно определенного и чрезмерно обобщенного опыта.
3. У границ опыта нам часто приходится удовлетворяться туманными теоретическими представлениями. Такие представления не поддаются дальнейшему развитию; в конечном счете все они сводятся к утверждению потребности в некоем теоретическом построении, указывающем на внесознательное. Последнее недоступно непосредственному анализу; предполагается, что его исследование возможно только при условии выявления причинно-следственных связей. В связи с ним мы стремимся к разработке по возможности индифферентной, неспецифической терминологии; например, мы говорим о «внесознательных механизмах», «сдвиге» (Umsetzung), «переключении» (Umschaltung) и т. д. Все эти теоретические понятия не имеют собственного, самостоятельного смысла, а служат лишь своего рода разграничителями, устанавливающими пределы значения и ценности имеющегося в нашем распоряжении знания.
4. Вся существующая литература по психиатрии и психопатологии проникнута теми или иными теоретическими представлениями и в значительной своей части находится под их сильнейшим влиянием. В некоторых случаях теории утрачивают даже тот минимум полезности, который обычно бывает им свойствен, становятся излишними и, расползаясь по живому телу науки, подавляют всякое интуитивное понимание реальности, живое наблюдение и научный прогресс. Чтобы прояснить природу и направленность теоретического мышления, мы должны уверенно владеть всей литературой и дифференцированно подходить к ее содержанию. Исходя из тех же соображений, мы должны осознавать реальные масштабы каждой теоретической доктрины и уметь распознавать ее влияние. Интеллектуальная установка исследователей, захваченных своими теориями и непроизвольно разрешающих последним вести их мысль за собой, диаметрально противоположна такой установке, при которой владение теориями носит по-настоящему осознанный характер, ибо основано на умении ограничивать значение каждой из них только сферой ее относительной полезности в функции частного методологического инструмента.
Часть IV. Представление о целостности психической жизни.
Исследуя разнообразные проявления жизни и совершенствуя наш анализ, мы обнаруживаем все новые и новые частные взаимосвязи. Но жизнь как целое остается где-то по ту сторону этой совокупности безжизненных и не тождественных жизни частностей. Это в полной мере относится и к нашему познанию психической жизни. Мы анализируем отдельные связи (например, проявления способности к запоминанию, проявления работоспособности, экспрессивно значимые движения, смысл, раскрывающийся в действиях и поведении, понятные связи между переживаниями и их следствиями, соматические влияния, наследственность и т. д.); каждый частный анализ предоставляет в наше распоряжение соответствующий набор целостностей (таких, как состояние сознания, совокупная характеристика способностей и т. п.). Но сами эти частичные целостности, как компоненты высшей целостности психической жизни, остаются вне нашего рассмотрения. Мы стремимся постичь эти частичные целостности как таковые, отразить их в наших клинических анализах, использовать их в диагностических целях. Поступая таким образом, мы, однако, видим, что «целое» как таковое непостижимо, и нам в любом случае не остается ничего иного, кроме как анализировать. Как психическая жизнь в целом, так и личность в целом непознаваемы; но мы интенционально движемся по направлению к целому, пользуясь сконструированными единствами — такими, как целостный по/гок жизни (Lebenslauf), совокупность характерологических свойств человека (Artung des Menschen), нозологическая единица (Krankheitseinheit), — которые сами по себе отнюдь не тождественны целому, но являются некими частными «измерительными инструментами», итогами анализа, указывающими нам пути к возможной концепции целого, но не позволяющими овладеть им в полной мере. Вопрос о действительной сущности целого всегда остается открытым; в связи с ним постоянно присутствует идея некоей неисчерпаемой бесконечности. Мыслимое целое — это только схема некоей идеи, которой мы оперируем; но мы не принимаем схему за самое идею. Знание заходит в тупик, если оно пытается обратить целостность как таковую в совокупность элементов, составляющих единство фиксированного и доступного определению объекта. Что касается взаимоотношения между частностями и целым, то мы сталкиваемся с двумя противостоящими друг другу и равно односторонними точками зрения. Одна из них заключается в том, что психическая жизнь состоит только из отдельных элементов, то есть изолированных фактов и частных связей; понятие целостности психической жизни не образует нового качества, а представляет собой лишь один из способов выражения связи между отдельными фактами или указание на то, что все события пронизаны каким-либо одним из элементов. Другая точка зрения сводится к признанию того, что целостность — это единственная существенная характеристика психической жизни. Согласно этой точке зрения, меняется и может стать аномальной одна только эта характеристика; что касается извлечения из целостности тех или иных элементов в виде множества изолированных фактов, то оно представляет собой чисто искусственную, умозрительную процедуру. Обе точки зрения ошибочны. Если усматривать в психической жизни одни только элементы и их взаимосвязи, вся она выродится в мозаику или калейдоскоп неживых фрагментов; нам будет недоставать интуитивного ощущения «колорита» — ощущения, обусловленного присутствием некоей целостности высокого порядка; нам будет недоставать также критической точки зрения, которая позволила бы рассмотреть и охарактеризовать каждый отдельно взятый факт в его отношении к целому. С другой стороны, гипостазируя целостность как некую фиксированную сущность и рассматривая ее как то единственное, что должно быть непосредственно понято, мы утратим всякую возможность выработать четко определенные понятия, а вместе с ней — и возможность осуществить точный анализ, требующий ясного определения элементов в терминах частных фактов и их взаимоотношений. Следовательно, наука, если она хочет быть плодотворной, должна неизменно придерживаться равновесия между элементами и целым. Конечно, наша установка по отношению к целостности интуитивна; но она может быть отчасти прояснена на основе анализа тех элементов, которые составляют эту целостность. Работа с отдельными элементами, на первый взгляд, дается без труда; но их реальное понимание возможно только тогда, когда мы рассматриваем их в связи с целым. Иногда представление о целостности оказывается доступно лишь «чувствам» наблюдателя, а элементы так и остаются непроясненными; в нашей профессиональной среде принято говорить об умении «видеть» конституцию, нозологические формы, синдромы и т. п. Тем не менее, чтобы точнее и отчетливее понять психическую реальность, мы должны то и дело обращать внимание на элементы: ведь всякое ясное понимание действительности по необходимости предполагает точное определение ее элементов. Та же проблема возникает всякий раз, когда мы сталкиваемся с отдельными целостностями: они недоступны прямому, непосредственному постижению и проясняются только по мере того, как мы их анализируем. Они проявляют присущую им природу именно в наших анализах, благодаря которым к уже имеющимся в нашем распоряжении понятиям и толкованиям фактов добавляются все новые и новые. Дата добавления: 2014-12-22; просмотров: 1025; |
Генерация страницы за: 0.004 сек.