Сильные аффекты

Время для интерпретации переноса наступает тогда, когда реакции переноса сдерживают более сильные аф­фекты по сравнению с остальным материалом пациента. Когда мы слушаем продукцию пациента, мы долж­ны решить, какой объект или ситуация владеют наи­большим количеством аффекта. Мы всегда будем ин­терпретировать аспект переноса, если нам кажется, что он несет достаточно большое количество аффекта. Аф­фекты на аналитическом сеансе являются более ре­альными показателями, чем аффекты в сновидениях. Отсутствие аффектов тогда, когда аналитик ожидает их, также показывает, что должна быть выполнена некото­рая аналитическая работа. То же самое верно в отно­шении неуместных аффектов.

Например, пациент тратит большую часть сеанса, рассказывая о своей работе и о своем страхе потерять работу, хотя он работает хороша. Он не знает причины этого, он делает все, что в его силах. Он даже печалит­ся из-за своей женитьбы; хороший ли он муж, хороший ли отец, думает ли его жена о других мужчинах? Потом он продолжает, говоря какое это счастье, что он про­ходит курс психоаналитического лечения; он избавится от своей заторможенности и своих опасных положе­ний, и он не будет излишне расстраиваться все время. Ближе к концу сеанса он заметил, что вчера, во время

– 344 –

ленча, случайно встретил своего старого друга. Они поговорили о множестве вещей. Он рассказал прияте­лю, что проходит анализ у Гринсона, и тот сказал, что слышал, будто Гринсон часто прекращает анализ, если пациенты не работают. Но он, пациент, знает, что это не может быть верно; ведь, если пациент не может упорно работать в анализе, это вызвано сопротивле­нием, которое должно быть проанализировано. Анали­тик не наказывает пациента и не вышвыривает его. Молчание.

Я мог определить изменение тона пациента во вре­мя сеанса. Вначале голос его звучал как-то депрессив­но, как хныканье, но только слегка. Когда он перешел к рассказу о своем друге и Гринсоне, его голос стал громче, почти шутливым, но сильным. Я мог видеть пот, выступивший на его лбу. Когда он замолчал, он вытер руки о брюки так, будто они были мокрые. Для меня было ясно, что в тот момент больше всего, больше, чем потерять свою работу или жену, он боялся потерять меня, своего аналитика, и я сказал ему это. Тогда он вспомнил, что был шокирован, услышав, что аналитик может вышвырнуть пациента. С ним такого никогда не случалось. Тогда он попытался выбросить это из го­ловы как абсурд. Он остановился и спросил, полный опасений: «Это правда, что аналитики предлагают па­циентам уйти?»

Я попросил его рассказать мне о том, что ему пред­ставилось в связи с этим. Он замолчал на некоторое время, а затем его ассоциации привели к пасторальной сцене бесконечных лугов, тишины и покоя, но в отдале­нии видны тучи, темные, клубящиеся облака. Это напо­минало об английском художнике Тернере, чьи карти­ны кажутся такими мирными на первый взгляд, но при внимательном изучении становятся зловещими. В этот момент я вмешался и сказал: «В первый момент кажет­ся абсурдным, что Гринсон может «вышвырнуть пациента», но при рассмотрении эта мысль становится пугающей».