Личностные диспозиции
Мы уже упоминали, что экспериментальные парадигмы исследования деятельности помощи недооценивают влияние личностных факторов по сравнению с ситуативными. Этим можно объяснить тот факт, что разработанные в психологии мотивации модели деятельности помощи наподобие рассмотренных выше так и не привели к созданию средств измерения этого мотива, позволяющих уточнить индивидуальные различия в поведении при сходных внешних условиях. Работавшие в этой области психологи использовали в своих исследованиях разнообразные методики измерения личностных диспозиций, включая регистрацию и анализ демографических показателей. Поскольку это, как правило, делалось бессистемно, малая результативность подобных исследований не была неожиданной (Krebs, 1970; Luck, 1975; Bar-Tal, 1976). Каким может быть вклад в альтруистическое поведение следующих измеренных с помощью опросников свойств личности: общительность, консерватизм, мотив одобрения и вера в Бога? Исследования ситуационных детерминантов просоциальных действий проводились в течение последних
10 лет столь беспорядочно и бессистемно, что психологи начали хвататься буквально за любые средства диагностики личностных свойств, если они позволяли надеяться хоть на какую-нибудь связь (пусть слабую, не говоря уже о теоретически обоснованной) этих особенностей с деятельностью по оказанию помощи. Вот почему большинство таких исследований даже не заслуживает упоминания.
Однако Бенсон и его коллеги (Benson et al, 1980), а также Амато (Amato, 1985) обратили внимание на болеавесомую причину отсутствия существенных достижений в диагностике личностных особенностей. Они указали на то, что почти все без исключения исследования просоциальных действий имеют дело лишь со спонтанными реакциями помогающего, поскольку он неожиданно сталкивается с бедственным положением незнакомого ему человека и должен сразу же принять решение. В отличие от такой «спонтанной», или, говоря точнее, реактивной, помощи заранее обдуманная и намеченная помощь оставлялась без внимания, хотя она гораздо типичнее для повседневной жизни и намного чаще встречается. Такая помощь заключается в хорошо продуманной и, как правило, заранее спланированной благотворительной деятельности, обращенной не только на незнакомых нуждающихся в помощи людей. Примерами такой деятельности могут служить добровольная работа ради общего блага, оказание помощи в занятиях без вознаграждения, посещение арестованных или забота о стариках.
С этой точки зрения нет ничего удивительного в том, что в неожиданных ситуациях оказания помощи, когда от помогающего требуется быстро принять решение, касающееся совершенно чужих ему людей в незнакомом окружении, действие по оказанию помощи направляется не устойчивыми особенностями личности, а скорее сиюминутными эмоциональными состояниями, например хорошего настроения или индуцированного чувства вины (см.: Cunningham et al., 1980), и ситуативными соображениями о затратах и пользе. Бенсон и его коллеги давали испытуемым-студентам список 14 видов неспонтанной деятельности по оказанию помощи (наподобие приведенных выше) и просили их оценить, сколько часов за прошедший год они потратили на такого рода помощь. Эти данные были соотнесены с различными личностными переменными, относящимися к трем областям — демографическому статусу, религиозности и личным ценностям. И хотя выбор личностных переменных был с теоретической точки зрения столь же невзыскательным, как и в предшествующих работах, авторы сразу же обнаружили значимые корреляции между неспонтанным оказанием помощи и целым рядом переменных, таких как норма социальной ответственности, внешний/внутренний локус контроля и внутренняя религиозность.
Амато (Amato, 1985) также отделил «спонтанную» помощь от «запланированной», точнее говоря, реактивную от преднамеренной и намеченной заранее. Сначала он попросил испытуемых сообщить обо всех случаях за последнюю неделю, когда они кому-нибудь помогали. Причем они сами должны были разделить эти эпизоды на «запланированные» и «спонтанные». К запланированной помощи относилось все то, о чем человек думал заранее. На основе этих эпизодов были выделены 33 категории, сформулированные в виде отдельных предложений. Показателем мотива помощи стало количество различных категорий действий по оказанию помощи, т. е. своего рода «мера экстенсивности» — то, в какой мере мотив помогать другим не ограничивается конкретными ситуациями, а охватывает ситуации
различных типов. Чем шире охват ситуаций, тем важнее и насущнее для данного человека тематика помощи. Данные по валидизации этого показателя мотива пока не превосходят уровня результатов Бенсона с соавторами (Benson et al., 1980). В сущности, по отношению к этим результатам сохраняет справедливость все то, что будет сказано ниже о взаимосвязях между различными характеристиками личности и спонтанными действиями по оказанию помощи.
Исследования, ограничивавшиеся выявлением умеренных и случайных корреляций между отдельными личностными переменными и показателями просоци-ального поведения, не могут быть признаны удовлетворительными по двум причинам. Во-первых, в этих исследованиях объяснялась избыточная вариативность, не укладывавшаяся в рамки ситуационной обусловленности. Из-за отсутствия тео-ретико-мотивационных концепций взаимодействия личности и ситуации такие данные не находили дальнейшего применения, несмотря на значительную зависимость отдельных корреляций от соответствующего ситуационного контекста и наличных возможностей действия (что было выявлено еще в работах: Hartshorne, May, 1928-1930; см. также гл. 1), Во-вторых, отсутствие теоретических концепций мотива привело к исследованиям, в которых личностные переменные рассматривались изолированно, а не как приводящие к универсальным или специфически предсказуемым эффектам взаимодействия.
На демонстрацию столь неудовлетворительного состояния знаний в этой области было направлено критическое исследование К. и М. Джердженов и Мете-ра(К. Gergen, M. Gergen, Meter, 1972), в котором учитывались (отдельно для каждого пола) 10 личностных переменных и 5 переменных действия. Как и ожидалось, картина корреляций между отдельными диспозициями (оценивавшихся по EPPS — «Списку личностных предпочтений» Эдвардса) и различными условиями оказания помощи получилась довольно пестрой. Предложенный авторами выход состоял в использовании анализа множественной регрессии для выявления лучших предикторов поведения в заранее ограниченных ситуационных контекстах. Однако это решение едва ли можно считать приемлемым. Не говоря уже о возрастающих трудностях интерпретации, улучшение эмпирического предсказания поведения лишь в силу рассмотрения все более конкретных констелляций условий в принципе нельзя считать удовлетворительным (Cronbach, 1975). Лучшим выходом из ситуации было бы теоретическое объяснение индивидуальных различий процессов мотивации.
Измерению нередко подвергались индивидуальные различия в степени ответственности. Так, Берковиц и Даниелс (Berkowitz, Daniels, 1964) на основе существующих опросников разработали «Шкалу социальной ответственности». Обнаруженные ими случайные взаимосвязи с данными о поведении малоинтересны в теоретическом отношении, поскольку неясно, в какой мере эта шкала отражает конформность по отношению к нормам вообще и к норме взаимности в частности, а в какой — следование собственной инициативе. Кроме того, на ответах, относящихся к этой шкале, сильно сказывается социальная желательность (см.: Luck, 1975). Другим, действительно универсальным средством измерения ответственности является роттеровская шкала внутреннего—внешнего локуса контроля (Rotter, 1966). Повторив эксперимент Дарли и Латане с «эпилептическим припадком» (Darley, Latane, 1968), Шварц и Клаузен (Schwartz, Clausen, 1970) смогли показать,
что в случае группы из 6 участников испытуемые с высоким внутренним контролем быстрее спешат на помощь, чем индивиды, получившие низкие показатели по этой шкале. Очевидно, что восприятие себя как активного субъекта действий является личностным фактором, способствующим быстрому оказанию помощи.
Попытка теоретического обоснования использования личностных переменных была предпринята Стаубом (Staub, 1974). Он распределил значимые для деятельности по оказанию помощи личностные переменные по трем сферам: 1) просоци-альная ориентация; 2) инициативность (стремление действовать) и 3) скорость суждения. К показателям просоциальной ориентации были отнесены: стадии морального развития по Колбергу (L. KoKlberg, 1963), шкала макиавеллизма (Christie, Geis, 1970) и «тест ценностей» Рокича. К показателям инициативности — социальная ответственность (Berkowitz, Daniels, 1964), роттеровская шкала локуса контроля и «Шкала приписываемой себе ответственности» (Schwartz, 1968). Скорость суждения измерялась с помощью теста КаГана «Сравнение знакомых фигур» {Matching Familiar Figures Test). Эксперимент проводился по несколько видоизмененной схеме «падения с лестницы в соседней комнате».
Скорость суждения и роттеровская шкала в отличие от всех остальных показателей не обнаружили какой-либо связи с оказанием помощи. При любых условиях с суммарным показателем оказания помощи все показатели коррелируют между собой (как просоциальные переменные, так и показатели ответственности). Однако величина корреляции зависит от условий опыта. Достигнутый уровень развития морального суждения оказывает большее влияние на готовность к помощи, если экспериментатор предварительно разрешил испытуемому заходить в соседнюю комнату, из которой во время опыта стали доноситься стоны. При этом условии испытуемые, достигшие стадии V по шкале Колберга (нормы поведения основываются на обоюдном соглашении, «общественном договоре»), чаще реагировали на сигналы о бедственном положении, проявляли большую активность и оказывали действенную помощь. Впрочем, матрица корреляций не позволяет сделать какие-либо важные для теории мотивации выводы, хотя отдельные данные и заслуживают внимания. Интересен, например, тот факт, что испытуемые, высоко оценивавшие смелость, меньше, чем остальные, воздерживались от оказания помощи в ситуации запрета.
Бэтсон и его соавторы (Batson, Bolen, Cross, Neuringer-Benefiel, 1986) воспользовались выявленными Стаубом (Staub, 1974) и Раштоном (Rushton, 1981) личностными переменными просоциальной ориентации, чтобы проверить, сопутствуют ли они альтруистической — в отличие от эгоистической — мотивации помощи, Для этого они ставили испытуемых в ситуации, в которых было легко или трудно отказаться от оказания помощи (например, отказаться от помощи было трудно, если в случае неоказания помощи человек должен был считаться с последующими претензиями). Корреляции между просоциальными личностными переменными и легким или трудным отказом от оказания помощи в случае трех переменных говорят в пользу «эгоистической», а не «альтруистической» мотивации помощи; иными словами, лишь в ситуациях трудного отказа от оказания помощи были обнаружены позитивные коэффициенты — для переменных самоуважения, приписываемой себе ответственности и эмпатического внимания Дэвиса (Davis, 1983). Для социальной ответственности никаких различий обнаружено не было.
Наброски модели мотивации помощи
Достигнутые к настоящему времени в исследованиях деятельности по оказанию помощи существенные результаты позволяют переформулировать выявленные при этом комплексы условий (характеризующие как ситуацию, так и личность) с точки зрения теории мотивации. Они могут при этом пониматься как привлекательность предвосхищаемых субъектом последствий вмешательства или невмешательства.
В первом приближении можно выделить шесть отличных друг от друга видов последствий собственного действия, обладающих специфическим мотивирующим значением. Прежде всего это предвосхищаемые субъектом 1) польза от оказания помощи и 2) затраты на него. Затраты и польза могут заключаться не только-в матери-альн f.ix благах, затрачиваемых субъектом усилиях, времени и т. д., но и в потере или приобретении возможностей реализации других, направленных на достижение своего собственного блага мотивов. В этом случае могут применяться обладающие определенной предсказательной ценностью модели «затрат и пользы», а также принцип взаимности. Особенно негативным последствием, обладающим наряду с многочисленными негативными моментами, из которых складываются затраты, самостоятельным статусом, является 3) негативное возбуждение или «собственный дискомфорт», испытываемый потенциальным субъектом помощи, избавиться от которого можно, согласно своего рода «гедонистическому расчету», либо путем оказания помощи, либо выйдя из этой ситуации.
4) Еще одним последствием, которое подобно пользе и затратам отвечает интересам самого субъекта, является оценка действия со стороны других людей, т. е. привлекательность для субъекта мнений значимых для него людей или общественного мнения в целом. Последнее зависит от того, насколько действие субъекта соответствует принятым в обществе нормам, в частности норме социальной ответственности по отношению к зависящим от него лицам, а также принципу взаимности. Привлекательность перечисленных последствий является своекорыстной. И в той мере, в какой решение о действии обусловливается именно ими, действие по оказанию помощи оказывается мотивированным внешне, а не внутренне (см. гл. 15), т. е. не является альтруистическим в собственном смысле слова.
5) Еще одно из последствий действия — наступающая за ним и осуществляемая самим субъектом оценка того, насколько он, совершая это действие, оставался верным внутренне принятым им нормативным ценностям (т. е. самоподкрепление). Привлекательность в этом случае определяется предвосхищаемыми эмоциональными состояниями: с одной стороны, такими, как удовлетворенность собой, верность личностно значимым ценностям, радость от совершения хорошего дела, с другой — такими как переживание стыда и вины за несоблюдение норм, которые субъект считает для себя внутренне обязательными. К важным с точки зрения этой самооценки нормам несомненно относится норма социальной ответственности (а норма взаимности важна постольку, поскольку субъект обязан выразить свою признательность за оказанное благодеяние). В отличие от затрат, пользы и оценки со стороны других л юдей самооценка представляет собой не внешне, а внутренне опосредованное последсгвие действия.
И наконец, последствие 6 — эмоциональное сопереживание внутреннему состоянию нуждающегося в помощи человека, улучшающемуся в результате оказания помощи со стороны субъекта. Привлекательность этого последствия заключается в переживании облегчения, освобождения от тягостных ощущений, ослабления боли. Два последних типа привлекательности — самооценка соблюдения внутренне принятых норм и сопереживание состоянию нуждающегося в помощи человека — являются бескорыстными. В той мере, в какой они играют роль в принятии решения о совершении действия, оказание помощи будет внутренне мотивированным, т. о. в полном смысле слова бескорыстным, актом.
Строго говоря, и здесь, если следовать Бэтсону (Batson, 1984), альтруистический характер мотивации предполагает, что как при предвосхищаемом самооценивании, так и при эмоциональном вчувствовании в улучшающееся в результате оказанной нами помощи состояние страдающего человека речь прежде всего идет о благе нуждающегося в помощи. Если же, как это вполне может быть в том или ином случае, самооценивание служит главным образом повышению самооценки помогающего или эмпатическое предвосхищение облегчения страданий в результате собственных действий служит снятию неприятного возбуждения или наслаждению переживанием собственной значимости, то действие по оказанию помощи не является альтруистически мотивированным.
Степень привлекательности различных последствий в каждой конкретной ситуации зависит от ее особенностей, а также от тех или иных личностных диспозиций, которые (как, скажем, склонность принимать на себя ответственность или отказываться от нее) обусловливают различную оценку одной и той же ситуации разными людьми даже в тех случаях, когда для них являются внутренне значимыми одни и те же моральные нормы. На рис. 9.1 представлена предварительная схема модели мотивации оказания помощи, содержащая опосредующие личностные переменные, влияющие на степень привлекательности последствий различного типа (на рисунке эти переменные заключены в рамку). Центральную роль в этой модели играет процесс, который Шварц (Schwartz, 1970, 1977) обозначил как осознание последствий своего Действия на благо другого человека — предвидение того, что результат собственного действия будет иметь последствия для другого. Это означает, что мы имеем дело с инструментальным значением определенного последствия действия (в смысле теории инструментальности). С точки зрения психологии мотивации речь в данном случае идет об индивидуальных различиях в тенденции принимать во внимание наряду с результатами действия, непосредственно затрагивающими интересы субъекта, последствия этого действия для других людей.
Эта переменная, очевидно, отчасти связана с сопереживанием другому человеку, иначе говоря, со склонностью и способностью проникаться интересами других людей. В наибольшей степени к этому приближается то, что Бэтсон (Batson, 1984) в своем втором допущении постулировал как принятие перспективы нуждающегося в помощи — перспективы рассмотрения, вызывающей эмпатическую эмоцию. Мехрабян и Эпстейн (Mehrabian, Epstein, 1972) называют ее «эмоциональной эм-патией» и измеряют с помощью опросника. Отдельные аспекты этой переменной также выявляются методиками, измеряющими принятие ролей (Flavell, 1968) и способность к моральному суждению (Kohlberg, 1963).
Так, поданным Стауба (Staub, 1974), испытуемые, достигшие более высокой стадии развития морального суждения, чаще реагируют на сигналы бедствия, быстрее вмешиваются в ситуацию и оказывают помощь. Наконец, в осознании последствий своего действия для других людей находят, по-видимому, выражение и индивидуальные различия в оценке значимости собственной деятельности для окружающих.
Если проследить на рис. 9.1 линии, намечающие развертывание процесса самооценки, то можно увидеть, что этот процесс определяется двумя личностными диспозициями. Принятые личностью нормы задают тот обязательный стандарт, с которым соизмеряются намеченные последствия действия для другого человека. Однако это происходит лишь в той мере, в какой субъект приписывает себе ответственность за свое действие и его последствия для других, а не уклоняется от нее (приписывание себе ответственности). Здесь следовало бы измерить (как это пытался сделать Шварц с помощью шкал приписываемой себе ответственности и ее отрицания) индивидуальные различия в готовности принять на себя ответственность за благополучие другого человека (готовности вступиться за него, почувствовать себя солидарным с ним). Но не менее важную роль в принятии на себя ответственности играют факторы, связанные с оценкой ситуации. Как мы уже видели, человек чувствует максимальную ответственность за оказание помощи, когда связывает бедственное положение нуждающегося в помощи с причинами, контролировать которые тот не в состоянии, а свое собственное положение считает определяемым факторами, с которыми он всегда сможет справиться (см.: Ickes, Kidd, 1976b).
На рис. 9.1 симметрично личным ценностным нормам и ощущению личной ответственности располагаются соответствующие им детерминанты оценивания со стороны других людей: принятые в обществе нормы и приписываемая субъекту со стороны общества ответственность за его действие и последствия этого действия для другого человека (социально приписываемая ответственность). Мы не будем рассматривать эти две переменные в качестве личностных диспозиций, поскольку относительно них существует (по крайней мере в достаточно однородных социальных группах) если и не полное единство взглядов, то одинаковая осведомленность («знаемые ценности»). Следует также подчеркнуть, что личностные нормы в целом не идентичны нормам, принятым в обществе.
Линии, расположенные внизу, отображают на нашей Мотивационной схеме сопереживание субъекта бедственному положению другого человека и его изменению, т. е. возможному улучшению этого положения. Как показали Кок и соавторы (Coke et al., 1978), эмоциональное сопереживание состоянию нуждающегося в помощи человека (или, как говорит Бэтсон, эмпатическая эмоция; или эмпатическое сострадание по Хоффману) является решающим фактором, побуждающим субъекта к оказанию помощи. Оно, по всей вероятности, вызывает размышления о последствиях своего действия, способных улучшить положение нуждающегося в помощи человека. Поскольку предвосхищаемый при этом позитивный эмоциональный сдвиг в самочувствии другого обладает положительной привлекательностью, сопереживание мотивирует к оказанию альтруистической помощи. Для объяснения предпосылок и основ процесса сопереживания Аронфрид (Aronfreed, 1970) разработал свою концепцию, основанную на теории научения. Согласно Хоффману и Бэтсону, принятие роли пробуждает эмпатические эмоции, и лишь они, в свою оче-
редь, побуждают субъекта к действию по оказанию помощи. Берковиц (Berkowitz, 1970; Aderman, Berkowitz, 1983) установил, что замкнутость переживаний субъекта на самом себе и поглощенность преследованием своих собственных стремлений и интересов могут на время резко понизить готовность к сопереживанию. Кроме того, здесь мы опять сталкиваемся с взаимодействием ситуационных переменных и личностных диспозиций. Индивидуальные различия в способности и, что еще более важно (при определенном уровне способности), в готовности к сопереживанию состоянию другого человека требуют разработки адекватных средств измерения (подобные попытки уже предпринимались, например: Hogan, 1969; Mehrabian, Epstein, 1972).
Наша схематичная модель не претендует на воспроизведение всех задействованных в мотивации помощи когнитивных и аффективных процессов. Однако исследователям, которые обратятся к разработке отсутствующей пока методики измерения «мотива помощи!*, она сможет подсказать, на что в первую очередь следует обратить внимание при измерении индивидуальных различий. Анализ результатов выявляет четыре заслуживающих особого внимания момента: 1) готовность к эмоциональному сопереживанию внутреннего состояния другого человека; 2) готовность учитывать последствия своего действия для других людей; 3) личностные нормы, задающие эталоны оценки субъектом своего альтруистического поступка (не совпадающие в общем случае с нормативными эталонами, предписываемыми обществом), и 4) тенденцию приписывать ответственность за совершение или несовершение альтруистического действия себе, а не другим людям или внешним обстоятельствам.
Мотивация помощи и модель «ожидаемой ценности»
Поведение человека в ситуации оказания помощи (решится ли он оказать помощь и на какие затраты времени, сил и прочего отбудет готов) может быть объяснено также с позиций модели «ожидаемой ценности». Переменными ценности здесь выступят последствия предпринятого или не предпринятого субъектом действия по оказанию помощи. Чем более значимыми будут позитивные последствия, тем скорее субъект окажет помощь. Переменные ожидания могут быть различными. К одному типу этих переменных относится субъективная вероятность действия, результат которого влечет за собой благоприятные для нуждающегося в помощи последствия. К другому типу переменных ожидания относится инструментальная значимость собственного действия по оказанию помощи для достижения желаемых последствий (избавления от неприятностей нуждающегося в помощи). Это уточняющее различение было введено (см. гл. 5) только в теории инструменталь-ности, давшей расширенную трактовку модели «ожидаемой ценности». Произведение инструментальности и валентности соответствующего последствия действия (если у действия несколько следствий, то сумма таких произведений) относится к модели валентности и означает результирующую валентность оказания помощи; ожидание же того, что действием будет достигнут желаемый результат (оказание помощи) относится к модели действия и при умножении на результирующую валентность дает величину, отражающую силу мотивации помощи (см. рис. 5.25).
Эмоциональное сопереживание, или эмпатическая эмоция, не может играть самостоятельную роль в рамках подобного рода модели, оно занимает в ней лишь место опосредующего звена. Выступая в качестве меры значимости последствий оказания помощи для нуждающегося в ней человека, оно повышает величину валентности на стадии оценки ситуации и формирования отвечающего ей мотива, т. е. еще до начала деятельности.
Линч и Коэн (Lynch, Cohen, 1978) предлагали своим испытуемым сильно упрощенные описания ситуаций («сценарии»), в которых независимо друг от друга варьировались и комбинировались между собой значения ожидания и валентности лишь одного последствия действия. Испытуемые должны были оценить степень своей готовности к помощи. Авторы воспользовались простейшей из возможных моделей, а именно моделью субъективно ожидаемой полезности (см. гл. 5, раздел о теории принятия решений). Поскольку авторы исследования не проводили различия между ожиданием успешного осуществления действия и его инструмен-тальностью, случайно получилось так, что в каждом из двух сценариев варьировалось по одной из этих переменных ожидания. Результаты исследования подтвердили, что Мотивационная модель ожидаемой ценности также вполне адекватна для анализа действий по оказанию помощи.
Дата добавления: 2014-12-22; просмотров: 1197;