Quot;СЛОВА И ВЕЩИ: археология гуманитарных наук" ("Les mots et les choses: une archéologie des sci­ences humaines", 1966) — книга Фуко.

"СЛОВА И ВЕЩИ: археология гуманитарных наук"("Les mots et les choses: une archéologie des sci­ences humaines", 1966) — книга Фуко. В своем исследо­вании Фуко стремился вычленить в истории человечес­кого общества структуры (по Фуко — "эпистемы"), су­щественно обусловливающие возможность определен­ных взглядов, концепций, научных теорий и собственно наук в тот или иной исторический период. По мысли Фуко, необходимо разграничивать "археологию", рекон­струирующую такие структуры, и традиционное исто­рическое знание кумулятивистского типа, фиксирующее различные "мнения" вне проблемы условий их возмож­ности. Упорядочивающим принципом в рамках "эписте­мы" ученым полагалось пред-данное на каждом истори­ческом этапе соотношение "слов" и "вещей". Согласно Фуко, в границах западно-европейской культуры 16—20 вв. правомерно выделять три "эпистемы": "ренессансную" (16 в.), "классическую" (рационализм 17—18 вв.), "современную" (рубеж 18—19 вв. по наше время). С точки зрения Фуко, в ренессансной эпистеме слова и ве­щи тождественны между собой, непосредственно вза­имно соотносимы и (в пределе) взаимозаменяемы в ви­де "слов-символов". Язык как "язык мира" сопричастен миру, а мир — языку: слова и вещи конституируют еди­ный "текст", представляющий собой часть мироздания и могущий трактоваться исследователем как природное существо. Культурное наследие античности восприни­маемо аналогично природным феноменам — магия (предсказание событий) и герменевтическая эрудиция (дешифровка древних текстов) образуют тесное и зако­носообразное системное единство. В эпистеме класси­ческого рационализма слова и вещи утрачивают непо­средственное сходство и становятся соотносимыми лишь опосредованно — через мышление, а также в про­странстве познавательных ("не-психологических") представлений в виде "слов-образов". Соотнесение слов и вещей в границах данной эпистемы осуществляется, по Фуко, при помощи процедур отождествления и раз­личения. Основной целью пафосно рационального мы­шления выступает создание глобальной науки об уни­версальном порядке: результируется данная познава­тельная установка в генезисе таких дисциплин, как "ес­тественная история", "всеобщая грамматика", а также в процессах математизации знания. Естественные знаки ренессансной эпохи уступают место в качестве вербаль­ного инструментария природо- и обществознания — са­мым разнообразным системам искусственных знаков. Последние — более просты в употреблении, сложные сочетания их элементов выводимы из простых состав­ляющих и позволяют использовать в познавательных процедурах таблицы, комбинаторику, вероятностные

подходы и т.д. Язык, с точки зрения Фуко, утратив при­знак непосредственного подобия миру вещей, обретает статус репрезентанта мышления; включение содержа­тельных пластов мышления в языковые формы структу­рирует и эксплицирует строй последних. "Язык мира" становится "языком мысли". Сопряженное с этими ин­теллектуальными процессами становление "всеобщей грамматики" и направлено, как полагал Фуко, на иссле­дование линейных последовательностей словесных зна­ков в контексте одновременности познавательных пред­ставлений (ср. с проектом "Энциклопедии" Дидро и др.: отобразить мир и репертуары его постижения посредст­вом языка и по алфавиту). Фуко обращает внимание на значимые особенности соотношения слов и вещей в ор­ганизации дисциплин "естественной истории": в ее рам­ках слова и вещи не неразрывны, но сопринадлежат друг другу в едином смысловом поле постижения мира. Наблюдаемые объекты описываются и характеризуются по своим главным параметрам при помощи корректно простроенного и адекватного им языка. Как отмечал Фуко, наиболее распространенной процедурой органи­зации знания в этот период было составление исчерпы­вающих таблиц различий и тождеств изучаемых объек­тов, сопряженное с разработкой наглядной их классифи­кации по внешним признакам. Тем не менее, как отме­чал Фуко, даже при внешней противоположности мето­да Ж.Бюффона (полное описание одного объекта, по­следующее сопоставление его с другими, дополнение его иными характерными признаками, в совокупности задающими систему признаков вида либо рода) и систе­мы К.Линнея (наделение последних произвольными признаками, элиминируя противоречащие им), их объе­диняют вера в то, что природа не допускает "скачков" вкупе с приверженностью упорядоченным схемам тож­деств и различий. По мнению Фуко, эволюционизм классического рационализма, фундированный постула­тами линейности, а также идеей бесконечного (без каче­ственных подвижек) совершенствования живого в пре­делах предзаданной иерархии, менее "эволюционен", чем даже концепция Ж.Кювье, допускавшая радикаль­ную прерывность. Философ отмечает, что функции имен и глаголов во "всеобщей грамматике" изоморфны статусу понятия "структура" в естественной истории: осуществимость взаимной трансформации суждений и значений в языке, структуры и признака в естественной истории была обусловлена рационалистическим посту­латом перманентности соотношения бытия и его репре­зентаций. Тем самым "метафизическая" или философ­ская составляющая классической эпистемы санкциони­рует, согласно версии Фуко, конкретное знание данной эпохи. Интенцию, приведшую к закату этой эпистемы,

согласно Фуко, задал Кант, ограничивший своей крити­ческой проблематизацией обоснования познания сферу рационального мышления и познавательных представ­лений. Переход от классической эпистемы к современ­ной оказался сопряжен с новым способом бытия пред­метов человеческого познания (по Фуко, "конфигурации эпистемы"): если ранее в этом качестве полагалось про­странство, упорядочивающее совокупность отношений тождества и различия, то в настоящий момент роль "пространства" и соответствующей парадигмы пости­жения бытия обретают "время" и "история". В отличие от современной эпистемы, где слова и вещи, по мысли Фуко, опосредуются "жизнью", "языком", "трудом" и т.д., в границах классической эпистемы мышление и бы­тие полагались свободными от посредников в процессах их взаимодействия. Лишь обретение "жизнью", "тру­дом" и "языком" статуса конечных — в пределе потен­циально неосмысливаемых — оснований человеческого бытия обусловило ситуацию взаимного обоснования бы­тия людей и указанных предельных его содержаний. Слова покидают пространство познавательных пред­ставлений и являют собой уже совокупность знаков в знаковых системах: язык во всевозрастающей мере ста­новится самодостаточным и обретает самостоятельное бытие. (В случае "слов-замкнутых-на-самое-себя".) Для современности, с точки зрения Фуко, присуще взаимное "оборачивание" интеллектуальных "уделов" науки и фи­лософии: вхождение в предмет филологии проблемы связи формальных структур и их словесных значений на­ряду с включением в строй биологии вопроса соотноше­ния структур и признаков реально выступали, по сути, философскими процедурами членения и иерархизации прежнего естественно-научного мыслительно-бытийно­го континуума. В свою очередь, вопросы формализации анализируются в настоящее время усилиями специалис­тов по логико-онтологической проблематике. Репрезен­тация, познавательные представления, таким образом, утрачивают, по мысли Фуко, свою интегрирующую функцию в познавательном пространстве: смыслы по­стигаются посредством анализа грамматических систем, а специфические характеристики живых организмов — через имманентную и акцентирование неявную их внут­реннюю организацию. Осуществившееся раскалывание цельного познавательного пространства результировалось, по версии Фуко, в конституировании нетрадицион­ных форм организации познания. Во-первых, трансфор­мация "жизни", "труда" и "языка" в новые предельные "трансценденталии" бытия задала нетрадиционные ус­ловия возможности всякого человеческого опыта; во-вторых, была осуществлена проблематизация пределов процесса синтеза представлений в контексте кантовско-

го концепта трансцендентальной субъективности; в-тре­тьих, наметились перспективы позитивного освоения бытия объектов, укорененных в "жизни", "труде" и "язы­ке". С точки зрения Фуко, данная схема ("метафизика объекта — критика — позитивизм") фундировала евро­пейское естествознание, начиная с 19 в. Принципиально новой характеристикой современной эпистемы, по мне­нию Фуко, является ее человекоцентрированность. При­чем, по гипотезе Фуко, вопрос заключается не столько в том, что на первый план выступила антропологическая проблема обреченного на неизбывный труд и биологиче­ски конечного человеческого существа, пронизанного пред-данными ему и автономными от него языковыми структурами, сколько в том, что был сформулирован важнейший вывод: познание мира осуществляет не "чи­стая" познающая инстанция, а всегда конкретный чело­век с присущими ему историческими обусловленными формами потребностей, телесной организации и языка. Согласно Фуко, науку в настоящее время неправомерно трактовать как познавательную деятельность либо обще­ственный институт — точнее оценивать ее функции в трех ипостасях: а) как особые типы дискурсов; б) как конституирующие научную реальность социальные практики; в) как сеть властных отношений. Именно во­влечение "жизни", "труда" и "языка" в познавательное пространство и результировалось, по схеме Фуко, в сформировавшееся представление о человеке как о един­стве трансцендентального и эмпирического — как о субъекте, и постигающим эмпирические содержания, и осмысливающим их в культурном контексте историчес­кого времени. При этом, осознавая, что вхождение чело­века в современную эпистему было обусловлено раско­лом между бытием и представлением, а также раздроб­лением некогда цельного языкового массива, Фуко неод­нократно подчеркивал, что постмодернистские тенден­ции превращения языка в замкнутую, самодостаточную и "самоосознающую" цельность вновь ставят под во­прос центральное место человека как в системе "бытие — мышление", так и во всей современной культуре. Фу­ко подчеркивает: "... человек не является ни самой древ­ней, ни самой постоянной из проблем, возникавших пе­ред человеческим познанием. Взяв ... европейскую куль­туру с начала XVI века, — можно быть уверенным, что человек в ней — изобретение недавнее... И конец его, может быть, недалек. Если эти диспозиции исчезнут так же, как они некогда появились, если какое-нибудь собы­тие... разрушит их, как разрушена была на исходе XVIII века почва классического мышления, тогда — можно по­ручиться — человек исчезнет, как исчезает лицо, начер­танное на прибрежном песке".

A.A. Грицанов