Quot;ЛОГИКО-ФИЛОСОФСКИЙ ТРАКТАТ" ("Тгасtatus Logico-philosophicus") — основное произведение раннего периода творчества Витгенштейна

"ЛОГИКО-ФИЛОСОФСКИЙ ТРАКТАТ"("Тгасtatus Logico-philosophicus") — основное произведение раннего периода творчества Витгенштейна и единст­венная книга, которую он опубликовал при жизни. На­писан в 1916—1918, опубликован в 1921 в Германии и в 1922 — в Великобритании. Анализ дневников Вит­генштейна показывает, что идея книги зародилась у него еще в 1912—1913. Несмотря на небольшой объ­ем и непривычный для философской работы стиль, "Л.-Ф.Т." сразу же возвел Витгенштейна в ранг круп­нейших мыслителей своей эпохи и обеспечил ему по­жизненное признание. Парадоксальным образом "Л.-Ф.Т.", написанный в духе немецкой метафизики, оказал основное влияние на антиметафизически наст­роенную традицию британского эмпиризма, которая всегда неохотно принимала новации с континента, и оказался практически забытым в Германии и Австрии. У немецких университетов были свои кумиры, однако объяснение непопулярности Витгенштейна следует ис­кать не в том, что он затерялся бы на фоне Гуссерля, Наторпа, Рикерта, а в самом тексте книги. Очевидно, что эта небольшая работа нарушала целый ряд канонов академического философствования тогдашней Герма­нии, начиная со стиля и заканчивая основными темами, понятиями и концепциями. Только поддержка Рассела и деятельность ориентированного на эмпиризм Венского кружка, члены которого усмотрели в "Л.-Ф.Т." весомое подкрепление собственных концепций, позволили кни­ге и ее автору получить широкую известность. Хотя Витгенштейн мало интересовался историей филосо-

фии, он продолжает в "Л.-Ф.Т." разработку проблем, которые были сформулированы еще Кантом. Влияние Канта на концепцию раннего Витгенштейна является опосредованным: одной из немногих философских книг, прочитанных Витгенштейном, была "Мир как во­ля и представление" Шопенгауэра, который попытался возродить оригинальные кантовские концепции для то­го, чтобы противопоставить их ненавистной ему систе­ме Гегеля. Шопенгауэр вновь вводит в философию рас­критикованное последователями Канта понятие "вещи в себе" и связанное с ним разделение на мир явлений и мир сущностей, мир детерминизма и мир свободы. Именно в этом противоречивом понятии и заложен ос­новной — этический — смысл кантовской философии, который и лег в основу "Л.-Ф.Т.". Может показаться, что "Л.-Ф.Т." — это всего лишь книга по логике, кото­рая углубляет концепции Фреге и Рассела, создавая предпосылки для развития логического позитивизма. Однако анализ логики и науки нужен Витгенштейну для того, чтобы указать на нелогическое, ненаучное, то, что находится за пределами мышления и знания. Имен­но поэтому Витгенштейн неоднократно подчеркивал, что основной смысл "Л.-Ф.Т." — это учение о том, что "не может быть высказано". Логическая концепция "Л.-Ф.Т." представляет собой синтез критически ос­мысленных идей Фреге и Рассела. Понятие пропозици­ональной функции, различение смысла и значения, а также стремление к созданию логически совершенного языка — таковы черты, заимствованные Витгенштей­ном у предшественников. Наряду с использованием но­вейших логических идей, Витгенштейн продолжает ряд тенденций классической философии, смысловым яд­ром которых является референциальная концепция зна­чения. В "Л.-Ф.Т." Витгенштейн опирается на логичес­кий атомизм Рассела, который представляет собой яр­кий пример подобной концепции и одновременно явля­ется типичным вариантом британского эмпиризма в ду­хе Беркли и Юма. В то же время Витгенштейн отказы­вается от гносеологической проблематики, которая за­нимала большинство его современников, справедливо полагая, что в философии она служит лишь для созда­ния псевдопроблем и заблуждений. "Л.-Ф.Т." состоит из введения и основной части, включающей семь глав­ных афоризмов и следующих за каждым из них прону­мерованных дополнительных афоризмов. Нумерация является иерархической и представляет афоризмы по степени важности. Каждый следующий афоризм слу­жит разъяснением предыдущего. В предисловии Вит­генштейн формулирует задачу книги следующим обра­зом: "То, что вообще может быть сказано, может быть сказано ясно, о том же, что сказать невозможно, следу­ет молчать". И далее: "Замысел книги — провести гра-

ницу мышления Или, скорее, не мышления, а выраже­ния мысли". Задача Витгенштейна — очертить грани­цы логического употребления языка и тем самым по­казать, в духе Канта, что притязания на выражение ме­тафизических, ненаучных высказываний, которые не описывают ни один из существующих фактов, являют­ся несостоятельными. В конце предисловия Витген­штейн заявляет, что "поставленные проблемы в своих существенных чертах решены окончательно". Тем са­мым он претендует на то, что "Л.-Ф.Т." является за­вершением философии как области знания, занимаю­щейся бессмысленными проблемами. За критикой фи­лософских проблем, которая была воспринята в каче­стве позитивистской программы изгнания метафизики из естествознания, скрывается этический смысл, со­стоящий в том, что философия тщетно пытается гово­рить о метафизических проблемах средствами языка, применимого лишь в науке. Семь главных афоризмов "Л.-Ф.Т." расположены в иерархическом порядке, ко­торый демонстрирует движение от элементарных по­нятий к более сложным, от атомарных объектов мира к его логической форме. Такую структуру Витген­штейн в конце книге назовет "лестницей", по которой читатель должен подняться до истинного взгляда на мир. Первый афоризм дает наиболее общее представ­ление о мире: "1. Мир есть все, что происходит". Шесть последующих вспомогательных афоризмов разъясняют эту достаточно туманную и абстрактную формулировку, описывая общие принципы представ­ления о реальности, лежащие в основании концепции "Л.-Ф.Т". Они заключаются в следующем: мир пред­ставляет собой совокупность фактов, расположенных в логическом пространстве, а не предметов в физиче­ском пространстве. Витгенштейн четко разделяет по­нятия предмета и факта, стремясь показать неэмпири­ческий характер своего исследования: предмет, вещь существует в пространстве и времени, он зависит от других предметов, факты существуют в логическом пространстве, являются самостоятельными и опреде­ляют все, что происходит или существует. С одной стороны, смысл этого разделения, как окажется далее, носит этический характер: отрицание связи фактов не­обходимо для обоснования свободы. С другой сторо­ны, представляя мир как логическое пространство, разбитое на факты, Витгенштейн тем самым утверж­дает возможность полного формализованного отобра­жения реальности в соответствии с логическими зако­нами. Отказываясь от рассмотрения предметов, Вит­генштейн тем самым рассматривает реальность как некую семантическую структуру, а не совокупность "чувственных данных". Эта ключевая для книги уста­новка сразу же отдаляет Витгенштейна от традиции

эмпиризма и придает его концепции определенный "идеалистический" характер. Второй афоризм разъяс­няет, что Витгенштейн обозначает понятием факта: "2. Происходящее, факт, — существование со-бытий" /положений дел — А.Ф./.Происходящее или факт — это существование положений дел /в других перево­дах: атомарных фактов, со-бытий — А.Ф./,совокуп­ность которых и образуют факт как некоторый кон­текст, в котором множество ситуаций связываются в единую структуру, обладающую определенным смыс­лом. Каждое из этих положений дел есть совокупность простых неразложимых объектов, которые представ­ляют собой логические атомы, предел возможного анализа реальности. Объект — это основная онтологи­ческая единица мира, которая заключает в себе воз­можность всех положений дел: "2.0123. Если объект известен, то известны и все возможности его проявле­ния в событиях (положениях дел)". Положения дел могут существовать или не существовать, тогда как факты существуют всегда, они есть то, что происхо­дит, возможность тех или иных ситуаций. Объекты представляют собой субстанцию мира, которая опре­деляет его логическую форму. Субстанциальность, не­изменность объектов гарантирует возможность еди­ной логики, которая является не наукой, а лишь описа­нием существующего. Хотя объекты неизменны, их сочетания — положения дел — являются меняющими­ся и нестабильными. Этим подчеркивается, что Вит­генштейн отнюдь не намерен распространять логичес­кий детерминизм на содержание положений дел: его исследование касается только формы реальности. Данная интенция Витгенштейна игнорируется позити­вистскими интерпретациями "Л.-Ф.Т", которые рас­сматривают его концепцию как разновидность научно­го эмпиризма, имеющего дело с физическими объекта­ми. Отсутствие примеров объектов, которое Витген­штейн позднее обосновывает своей априорно-транс­цендентальной установкой, также говорит о том, что объекты — это логико-семантические образования, несводимые к физическим телам. Существование и несуществование положений дел — это положитель­ные и отрицательные факты, которые в совокупности образуют действительность. Это значит, что факт все­гда указывает на какое-либо положение дел, даже в том случае, если оно не существует. Сознание создает картину фактов, которая воспроизводит структуру действительности. Картина репрезентирует существо­вание и несуществование положений дел, т.е. пред­ставляет положительные и отрицательные факты. Та­ким образом, картина — это факт, а соотношение ее элементов отражает соотношение вещей. Понятие кар­тины, которое широко используется в "Л.-Ф.Т", долж-

но, на первый взгляд, привести Витгенштейна к тради­ционной познавательной проблематике. Однако поня­тие картины трактуется Витгенштейном не гносеоло­гически, а онтологически. Витгенштейн, в отличие от других философов, не рассматривает сознание как изолированную сущность, противостоящую реальнос­ти. Мысль-картина и мир находятся в изначальной связи благодаря общей логической форме. Картина об­ладает формой изображения, благодаря которой она связывается с действительностью, соприкасается с ней. Форма — то, что объединяет картину и действи­тельность, мышление и предмет, это некая предуста­новленная гармония, делающая бессмысленным субъ­ект-объектное взаимодействие. Понятие общей формы позволяет Витгенштейну избежать традиционных гно­сеологических проблем и перевести свое исследова­ние в область семантической онтологии. Такой подход присущ скорее немецкому идеализму, нежели позити­вистским течениям. Витгенштейн приводит некоторые примеры, поясняющие понятия формы и картины: пространственная картина отображает пространствен­ные предметы, цветовая — цветовые и т.д. При всем разнообразии картин, их объединяет нечто общее: ло­гическая форма или форма действительности, т.е. спо­собность изображать действительность. То, что изоб­ражает картина, — это ее смысл, соответствие или не­соответствие которого действительности определяет ее истинность или ложность. Таким образом, "Л.-Ф.Т." предлагает нам референциальную теорию значе­ния, т.е. значение отождествляется с объектом (рефе­рентом). Подобная теория значения в виде корреспон­денткой концепции истины проходит через все тече­ния западной философии и приобретает особую важ­ность в философии Нового времени. Впрочем, нео­пределенность понятия объекта оставляет возмож­ность различных интерпретаций концепции значения "Л.-Ф.Т.". Сам Витгенштейн в поздних работах четко отождествлял свою раннюю концепцию значения с концепцией Августина, т.е. причислял ее к господст­вующей тенденции классической философии. Третий афоризм дает определение мысли или сознания, свя­зывая его с предложенной ранее структурой реальнос­ти: "3. Мысль — логическая картина факта". Сознание понимается Витгенштейном не как нечто противосто­ящее действительности, а как то, что находится с ней в изначальном неразрывном единстве. Здесь он весьма близок к послекантовскому идеализму. Афоризм "3.02. Что мыслимо, то и возможно" почти в точности воспроизводит гегелевское "Что разумно, то действи­тельно". Исходя из подобного определения, Витген­штейн указывает на невозможность мыслить нелоги­чески, так как логика носит онтологический характер,

будучи жестко детерминированной свойствами объек­тов. Сознание также рассматривается им как полно­стью определенное реальностью, которая задает воз­можные способы и формы построения осмысленных высказываний. Такая онтологическая концепция со­знания является антипсихологической и неклассичес­кой, т.к. отрицает свободу и спонтанность субъекта. Так как мысль всегда предстает в языковой форме (что можно рассматривать как еще один антипсихологиче­ский аргумент), Витгенштейн переходит к рассмотре­нию языка, который является выражением мысли (а, следовательно, и реальности). Понятие предложения, которое является центральным понятием "Л.-Ф.Т.", формулируется следующим образом: "3.1. В предло­жении мысль воспринимается чувственно восприни­маемым способом". О важности понятия предложения говорит тот факт, что сам Витгенштейн первоначально назвал свою книгу не "Л.-Ф.Т.", а "Пропозиция". Рас­смотрением предложения в качестве основной едини­цы языка Витгенштейн обязан теории Фреге, в кото­рой смыслом наделяются только целые предложения, а не отдельные слова. Если предложение выражает мысль, т.е. некоторую ситуацию, событие, положение дел, то оно является знаком-предложением. Однако в предложении заключена только форма смысла, в то время как его содержание поставляется реальностью. Таким образом, знак-предложение описывает действи­тельность и является фактом. Это определяет его вну­треннюю организацию и наличие структуры, которая не случайна, а необходима в силу своего отношения к структуре реальности. Как и Фреге, Витгенштейн убежден, что смысл выражается только фактом (пред­ложением), а отдельные слова (имена) не выражают смысла, они обладают значением. Витгенштейн пред­лагает рассматривать части предложения по аналогии с пространственными предметами (столами, стульями, книгами), взаиморасположение которых и выражает смысл высказывания. В отличие от Фреге, Витген­штейн рассматривает предложение как структуру, свойства которой отличны от свойств входящих в него элементов. Предложение — это факт, т.е. некий кон­текст, в рамках которого его элементы обретают смысл. Элементы предложения, выражающие объекты мысли, рассматриваются Витгенштейном как простей­шие и называются именами. Имя не обладает смыс­лом, но имеет значение: оно представляет объект, т.е. простейшая единица языка соответствует простейшей единице реальности. В силу жесткой связи элементов языка и реальности, предложение может быть анали­тически расчленено одним-единственным способом. Следовательно, существует возможность полного ана­лиза языка с целью приведения его в соответствие с

требованиями логики. Необходимость подобного шага связана с тем, что в обыденном языке слова употреб­ляются различными способами, которые скрывают связь имени и объекта, вызывая тем самым фундамен­тальные философские проблемы. Такой совершенный язык должен подчиняться логической грамматике или логическому синтаксису. В качестве примера Витген­штейн приводит попытки формализации, предприня­тые Расселом и Фреге, и сам присоединяется к этой линии в философии. Он сравнивает предложение с ге­ометрическими координатами, однозначно задающи­ми точку в математическом пространстве. Подобным же образом предложения как некоторые логические координаты единственно возможным способом задают определенный факт, положение дел. Так как совокуп­ность всех предложений образует язык, то и он пред­ставляет собой жесткую структуру, каждый элемент которой соответствует определенной ситуации в мире. Свойства такой структуры описываются логическим синтаксисом, задающим правила того, каким должен быть идеальный язык. Идея логического синтаксиса или идеального языка является не новой и восходит к истокам философии Нового времени. Впервые она формулируется Декартом, затем Лейбницем и рядом других философов. Для Лейбница создание "универ­сального философского исчисления"становится цент­ральной проблемой философии. Он разрабатывает де­тальную программу математизации языка, превраще­ния его в универсальный набор символов, обладаю­щих однозначной соотнесенностью с "простыми идея­ми": по Лейбницу, "если бы существовал какой-то точ­ный язык (называемый некоторыми Адамовым язы­ком) или хотя бы истинно философский род писания, при котором понятия сводились бы к некоему алфави­ту человеческих мыслей, тогда все, что выводится ра­зумом из данных, могло бы открываться посредством некоторого рода исчисления, наподобие того, как раз­решают арифметические или геометрические задачи". Позднее неясность и двусмысленность обыденного языка беспокоят Кондильяка, который видит в усовер­шенствовании языка единственную возможность об­новления философии. Он указывает, что "если наши страсти вызывают заблуждения, то это потому, что они злоупотребляют расплывчатостью принципа, ме­тафоричностью выражения и двусмысленностью тер­мина, чтобы использовать все это для выведения тех мнений, которые льстят нашим страстям... стало быть, достаточно отказаться от этого бессодержательного языка, чтобы развеять все коварство заблуждений". Совершенный язык, по мнению Кондильяка, должен быть подобен математике: "...ибо слова играют ту же роль, что знаки в геометрии, а способ их употребления

— ту же роль, что методы исчисления". Язык матема­тики, который воспринимается в качестве идеала обеспечивает четкое и однозначное соответствие зна­ков идеям и отсутствие двусмысленности. Концепция Витгенштейна является завершающим аккордом дан­ной традиции, которая стремится рассматривать язык по аналогии с математикой и механикой Ньютона. Почти одновременно с Витгенштейном подобные идеи занимали не только Фреге и Рассела, но и Гуссер­ля, который в "Логических исследованиях" также стремился к созданию логически совершенного языка. Разделение мысли и языка, которое лишь формально присутствовало в предыдущих афоризмах, снимается в четвертом афоризме, который начинается с утверж­дения, что осмысленное предложение тождественно мысли. Этим показывается, что реальность, сознание и язык представляют собой единое целое: "4. Мысль

— осмысленное предложение". Данная формулировка является не только определением мысли, но и четким разделением повседневного языка и логически совер­шенного языка. Осмысленное предложение — это не повседневный язык, который полон двусмысленнос­тей, язык формализованный, упорядоченный в соот­ветствии с законами логического синтаксиса. Искаже­ния в обыденном языке возникают в силу того, что язык состоит из чувственно воспринимаемых знаков, отношения между которыми не являются необходимы­ми. Поэтому обнаружение логической структуры, скрытой грамматикой повседневного языка требует его реформирования и прояснения. Несмотря на то, что Витгенштейн не исследует гносеологические и многие другие классические философские проблемы, в "Л.-Ф.Т." вполне отчетливо прослеживаются тради­ционные метафизические установки, обусловленные центральной для "Л.-Ф.Т." референциальной теорией значения. Исследование Витгенштейна, которое рас­сматривалось представителями неопозитивизма как радикальная антиметафизическая программа, оказы­вается ангажированным идеями философии Нового времени и западной философии в целом. Таким обра­зом, обыденный язык — это чувственная оболочка мысли, которая во многих случаях скрывает как струк­туру мысли, так и логику самого языка: "4.002. Язык переодевает мысли. Причем настолько, что внешняя форма одежды не позволяет судить о форме облачен­ной в нее мысли". Данное свойство языка ответствен­но за возникновение философских проблем, которые являются не ложными, а бессмысленными. Их бес­смысленность связана с тем, что они не соответствуют логике, и, соответственно, структуре реальности, ко­торая является главным условием осмысленности: "4.003. Большинство предложений и вопросов фило-

софа коренится в нашем непонимании логики языка". Витгенштейн убежден, что необходимо выявить логи­ческую форму предложения, которая скрыта его грам­матической формой. Такое исследование основано на том, что предложение — это картина действительнос­ти, имеющая общий с ней логический строй. Подобно тому, как ноты отражают музыку, а иероглифы — предметы, предложение описывает некоторую ситуа­цию. При этом нет необходимости в дополнительных объяснениях: понимая предложение, мы представляем себе эту ситуацию. Это позволяет Витгенштейну гово­рить о том, что предложение показывает свой смысл, Т.е. является картиной происходящего. Понимание предложения является аналитическим и основано на понимании его составных частей, каждая из которых соответствует элементарному объекту реальности. Определяя науку как совокупность всех истинных предложений, Витгенштейн указывает, что филосо­фия — не наука, т.к. занимается формой предложения. Витгенштейн предлагает новое понимание филосо­фии, противостоящее тому пониманию, которое суще­ствовало в классической традиции. Основная цель фи­лософии — это прояснение предложений, а не созда­ние философских высказываний или теорий. Поэтому философия — это деятельность, а не статичное уче­ние, набор готовых постулатов. Витгенштейн также резко выступает против попыток представить филосо­фию как теорию познания, справедливо указывая на то, что это ведет к психологизму: "4.1121. Психология не более родственна философии, чем какая-нибудь другая наука. Теория познания — это философия пси­хологии". Антипсихологизм является одной из важ­нейших предпосылок "Л.-Ф.Т.", позволяя Витгенштейну избавиться от многих противоречий, связан­ных с психологическими концепциями субъекта и зна­чения. Философия определяет границы науки, т.е. поз­воляет понять, каковы истинные формы выражения действительности. Мыслимое, научное, истинное ин­тересует Витгенштейна как то, что способно изнутри очертить границы немыслимого. Философия призвана провести границу мыслимого и немыслимого, вырази­мого и невыразимого, внести ясность в язык. Филосо­фия представляет собой деятельность по регламента­ции правил языка, восстановлению порядка там, где он нарушен или скрыт способами повседневного вы­ражения. Для этого опять же необходимо исследова­ние формы предложения, которое позволяет понять не только структуру языка, но и структуру реальности. Предложение может быть разбито на элементарные предложения, входящие в его состав, которые, в свою очередь, состоят из имен. Истинность или ложность предложения определяется истинностью или ложнос-

тью входящих в него элементарных предложении. Элементарные, или атомарные, предложения склады­ваются в сложные, или молекулярные, предложения, определяя их истинность. Витгенштейн вплотную подходит к идее тотальной формализации языка и со­отнесения предложений с фактами: "4.25. Если эле­ментарное предложение истинно, соответствующее со-бытие существует; если же оно ложно, то такого со­бытия нет". Рассматривая возможные условия истин­ности и ложности, Витгенштейн приходит к выводу, что существуют предложения, обладающие особым статусом. Тавтология и противоречие — это не просто обычные предложения, а часть логической формы языка. Ни то, ни другое не описывает какой-либо ситу­ации, т.е. не является картиной действительности. Эти типы предложений бессмысленны, т.е. бессодержа­тельны. Однако они являются априорными логически­ми условиями истинности, ограничивая логическое пространство, внутри которого существуют обычные предложения. "5.143. Противоречие — внешняя гра­ница предложений, тавтология — их центр, лишенный всякой субстанции". Язык как совокупность предло­жений очерчивает не только собственное пространст­во, но и указывает на то, что выходит за его пределы. Витгенштейн постепенно подводит читателя к идее, что подробное изложение структуры языка и реально­сти необходимо лишь для того, чтобы негативным об­разом обозначить то, что немыслимо и невыразимо. Эта мысль выражается центральным понятийным противопоставлением "Л.-Ф.Т.", которую Витген­штейн формулирует следующим образом: "4.1212. То, что может быть показано, не может быть сказано". Хо­тя большая часть книги посвящена именно тому, что может быть сказано, все это — лишь способ прибли­зиться к сфере этического и метафизического. В этом смысле "Л.-Ф.Т." напоминает "Критику чистого разума", которая также стремится доказать бессмыс­ленность, бессодержательность положений метафизи­ки лишь для того, чтобы снасти ее от притязаний на­уки. Пятый афоризм Витгенштейна дает формулиров­ку принципов формализации языка, возможность ко­торой была обоснована в предыдущих разделах. Пред­ложение рассматривается как функция, а элементар­ные предложения — как аргументы его истинности: "5. Предложение — функция истинности элементар­ных предложений". Для проведения формализации Витгенштейн предлагает использовать основные мате­матические символы формальной логики, предложен­ные Фреге и Расселом, но при этом критикует их логи­ческие концепции. Основной недостаток логических систем предшественников Витгенштейн усматривает в том, что они не рассматривали логику как полностью

априорное знание и пытались найти ей опытное при­менение и обоснование. Такая установка опять же сближает Витгенштейна с немецким идеализмом и позволяет рассматривать "Л.-Ф.Т." как продолжение многих тем и понятий этой линии в философии. Вит­генштейн убежден, что знание элементарных предло­жений дает нам возможность априорного вывода всех их истинных следствий, т.е. создания полной научной картины реальности. В то же время из одного элемен­тарного предложения нельзя вывести другое, по одной ситуации нельзя судить о другой, факты не связаны между собой причинными отношениями. Это, как по­лагает Витгенштейн является условием свободы воли, которая была бы невозможна в случае признания то­тального логического детерминизма. Подобное отри­цание закона причинности восходит к Шопенгауэру, а через него — к Канту. Однако все, что относится к эти­ке и метафизике, может быть выражено лишь негатив­ным образом, поэтому позитивно можно описать толь­ко логическую форму реальности. Такая априорная логическая форма выступает одновременно в качестве логики, которая не нуждается в теории познания и те­ории субъекта, так как ее средств вполне достаточно для полного анализа и понимания действительности. Логика способна априори, без обращения к опыту, ре­шать свои проблемы и осуществлять выводы из пред­ложений: "5.551. Наш основной принцип состоит в следующем: каждый вопрос, который вообще подда­ется логическому решению, должен быть решаем сра­зу же". Если бы логика нуждалась в опыте для своих выводов, то она никогда не смогла бы претендовать на создание исчерпывающей аналитической картины ре­альности. Поэтому, как подчеркивает Витгенштейн, логика не должна определять конкретные примеры элементарных предложений или заниматься их приме­нением. Полная идеальность логики языка и ее взаи­мосвязь с онтологией позволяет Витгенштейну сде­лать вывод, о том, что границы языка являются грани­цами мира: "5.61. Логика заполняет мир; границы ми­ра суть и ее границы". Однако и в этом случае Витген­штейн не утверждает полного логического детерми­низма, так как логика не определяет, что есть в мире и чего в нем нет. Для этого логика должна была бы быть в состоянии выйти за границы мира и взглянуть на не­го извне. Это позиция Бога, а в философии — позиция трансцендентального субъекта. Рассуждения о грани­цах мира приводят Витгенштейна к традиционной проблеме субъекта, который рассматривается не гно­сеологически, а онтологически, что указывает, исходя из концепции "Л.-Ф.Т", на его языковой характер. По­следние афоризмы пятого раздела посвящены изложе­нию оригинальной концепции субъекта, которая явля-

ется продолжением концепций субъекта немецкой трансцендентально-критической философии. Свою позицию Витгенштейн называет "солипсизмом", одна­ко это означает лишь то, что границы субъекта и мира тождественны, т.е. субъект является онтологическим пределом мыслимой реальности, за пределами кото­рой сознание и логика невозможны. Витгенштейн вновь подчеркивает свое неприятие гносеологических и психологических подходов в философии, которые особенно отчетливо проявляются при попытке рассмо­трения проблемы субъекта: "5.631. Не существует мыслящего, представляющего субъекта". Мыслящий субъект философии Нового времени — это психологи­ческая сущность, субстанция, противостоящая реаль­ности, которая претендует на то, чтобы быть основа­нием общезначимости, но не в состоянии воплотить эти претензии в жизнь. Действительно общезначимым субъектом может быть не психологический, а логиче­ский субъект, который утверждает, что мир есть мой мир не на основе психологических состояний отдель­ного индивида, а исходя из присущей всей реальности логической формы. Логический субъект не может, сле­довательно, быть частью мира, поскольку как и логи­ческая форма он является его условием, предпосыл­кой, границей: "5.641. Философское "Я" — это не че­ловек, не человеческое тело или человеческая душа, с которой имеет дело психология, но метафизический субъект, граница, — а не часть — мира". Полторы страницы "Л.-Ф.Т", посвященные проблеме субъекта, предлагают концепцию гораздо более точную и после­довательную, нежели многотомные труды неокантиан­цев и гуссерлианцев. Логический субъект "Л.-Ф.Т." можно сравнить с понятием субъекта (духа) в филосо­фии Гегеля, который также трактует субъект онтологи­чески и непсихологически. Концепция логического субъекта, предлагаемая "Л.-Ф.Т", исключает идеа­лизм и солипсизм в традиционном смысле, так как га­рантирует априорную интерсубъективность. Субъект "Л.-Ф.Т." лишен внутренних характеристик, не обла­дает сознанием и самостоятельностью, не противосто­ит реальности, а включает ее. Говорить о нем можно лишь в связи с логической формой, которая является общезначимой для каждого индивида. Шестой афо­ризм "Л.-Ф.Т." подробно излагает принципы логики как общей формы мира и языка. Витгенштейн перехо­дит к завершающей части своего исследования, вплот­ную приближаясь к границам выразимого, к предель­ным основаниям языка. Поэтому наряду с обсуждени­ем логических проблем его исследование все чаще об­ращается к проблемам этики, ради которых и создава­лась книга. Витгенштейн подчеркивает, что логика не просто априорна, она — трансцендентальна. Это озна-

чает, что логика абсолютно независима от всякого опыта и невыводима из него. Более того, трансцендентальность означает невозможность полного объектив­ного описания логической формы, так как она являет­ся условием подобного описания. Логика — это не учение, а отражение мира, поэтому ее высказывания обусловлены онтологическими структурами реальнос­ти. Это значит, что логика не может быть предметом споров и конструироваться различными способами: она едина, неизменна, абсолютна: "6.124. Логические предложения описывают каркас мира, или же, скорее, они изображают его". Ее методом является математи­ка, которая также не обладает содержательным напол­нением, однако, в отличие от логики, может через на­уку применяться к реальности. Тавтологичность логи­ческих высказываний выражается в математических уравнениях. Как и логика, математика априорна и не нуждается в фактах для своей деятельности. Через ма­тематику логика проникает в механику, на которой ос­нована физика и современное естествознание в целом. Ньютоновская механика способна давать связанное описание мира только потому, что она воплощает принципы единой логической формы: "6.343. Механи­ка — это попытка построить по единому плану все ис­тинные предложения, которые нужны нам для описа­ния мира". Однако, как и логика, наука не говорит о конкретных вещах, а дает лишь общее описание ре­альности. Поэтому нельзя утверждать, что наука дает исчерпывающее описание реальности или в состоянии предсказать цепь будущих фактов. Наука способна с необходимостью описывать лишь то, что подчиняется логической необходимости. Таким образом, Витген­штейн отнюдь не испытывает позитивистской веры в бесконечные возможности науки, а, наоборот, всячес­ки стремится подчеркнуть ее ограниченность. Эта ог­раниченность оставляет место для этического: оно не­выразимо, но границы логики, языка, науки косвенным — негативным — образом указывают на него. О невоз­можности выражения этического говорит сам харак­тер предложений: "6.4. Все предложения равноцен­ны". Это означает, что среди предложений не может быть ценности, высших положений, так как все они обладают равным статусом. Следовательно, этическое должно находится вне предложений, а значит вне мы­шления, логики, реальности: "6.41. Если есть некая ценность, действительно обладающая ценностью, она должна находиться вне всего происходящего и так-бытия. Ибо все происходящее и так-бытие случайны". Высшая ценность не может быть зависима от случай­ности, и уж тем более она не может стать предметом анализа логики или науки. С другой стороны, какие-либо позитивные характеристики этического также

невозможны, ибо мышление и язык подчинены логи­ческой необходимости: "6.421. Понятно, что этика не поддается высказыванию. Этика трансцендентальна". Невыразимость этики, как и в случае Канта, призвана спасти ее от воздействия разума, языка, логики, кото­рые детерминированы жесткими связями и не остав­ляют места свободе. Если логика показывает "как" мир есть, то "что" он есть показано быть не может и является невыразимым, мистическим: "6.44. Мистиче­ское — не то, как мир есть, а что он есть". Мистичес­кое — это немыслимое, то, что выходит за пределы ло­гики и не подчиняется логической необходимости. Мистическое — это то пространство между фактами, в котором возможна свобода, этика и метафизика. Это "вещь в себе" в духе Канта и Шопенгауэра, которая яв­ляется еще более трансцендентной, так как Витген­штейн не отводит ей места даже в умопостигаемом мире. Мистическое — это основа метафизики, воз­можность взглянуть на мир извне, с точки зрения Бо­га: "6.45. Переживание мира как ограниченного цело­го — вот что такое мистическое". Существование язы­ка, логики, науки необходимо лишь для того, чтобы каким-то образом намекнуть на мистическое, так как без него мир был бы лишен смысла. Подобно Канту и Шопенгауэру, Витгенштейн не верит в то, что наука способна дать ответ на жизненные вопросы: но эта не­способность и говорит о том, что должно быть нечто вне языка, придающее смысл всему существующему: "6.52. Мы чувствуем, что, если бы даже были получе­ны ответы на все возможные научные вопросы, наши жизненные проблемы совсем не были бы затронуты этим. Тогда, конечно, уже не осталось бы вопросов, но и это было бы определенным ответом". Негативный ответ науки на этические вопросы, демонстрирующий ее ограниченность, лишь подчеркивает более высокий

— трансцендентальный — статус метафизических вы­сказываний и отнюдь не означает, как полагали члены Венского кружка, их отрицания. Заканчивая книгу, Витгенштейн признается, что вся иерархическая лест­ница афоризмов "Л.-Ф.Т." была необходима лишь для того, чтобы подняться до определенной точки зрения

— философской позиции, позиции абсолюта, с кото­рой эта лестница видится лишь как средство, которое должно быть отброшено по достижению цели. Эта цель, которая формулируется последним и единствен­ным седьмым афоризмом, состоит в следующем: "7. О чем невозможно говорить, о том следует молчать". От­сутствие дальнейших комментариев, поясняющих этот афоризм, означает, что исследование достигло границы языка, высшей рационально выразимой точ­ки. Учитывая четкую структуру книги, которая про­слеживается во всех афоризмах, едва ли можно, в ду-

хе некоторых комментаторов, отбросить последние страницы "Л.-Ф.Т." как несущественные. Целостный замысел Витгенштейна был изначально ненаучным и иррациональным, поэтому "Л.-Ф.Т." можно назвать крупнейшей попыткой создания этической метафизи­ки языка. Таким образом, Витгенштейн не считал свою книгу неким теоретическим опусом, излагаю­щим концепцию языка и логики, а рассматривал ее как практическое действие, путь к истинному взгляду на мир, призванный изменить человеческую жизнь: постижение идей "Л.-Ф.Т." должно было стать их преодолением и отрицанием. Это отличает "Л.-Ф.Т." от подавляющего большинства философских произве­дений и позволяют рассматривать эту книгу как одно из самых оригинальных произведений 20 в., несмотря на то, что ее философское содержание было вскоре подвергнуто критике представителями аналитической традиции и самим Витгенштейном. Вопреки желанию Витгенштейна, ни Рассел, ни представители Венского кружка, как и многие последующие интерпретаторы, не стали придавать значения этической направленно­сти "Л.-Ф.Т.", но при этом высоко оценили его логи­ческое содержание. Непонимание этой книги стало залогом ее колоссального влияния и популярности, послужило одним из главных импульсов лингвисти­ческого поворота (см. Лингвистический поворот).Возрождение интереса к "Л.-Ф.Т." и обращение к оригинальному смыслу произошло только тогда, ког­да его логические идеи оказались устаревшими.

A.B. Филиппович