АНТИХРИСТ (1) в христианских моделях миро­представления эсхатологического толка — оппонент, противник Иисуса Христа, лже-Христос

АНТИХРИСТ(1) в христианских моделях миро­представления эсхатологического толка — оппонент, противник Иисуса Христа, лже-Христос. Предполагает­ся, что А. неизбежно будет побежден после того, как восстанет против Иисуса на исходе мирского времени. Апокалиптическая традиция иудеев в качестве одного из главных субъектов мирового процесса видела про­тивника Мессии. В эпoxy раннего христианства разно­образные влиятельные враги этого вероучения (от Наву­ходоносора до Домициана и Нерона) трактовались как воплощенный А. Фигура А. — карикатура-гротеск на Агнца, закланного в начале мира, эго тень Христа, паро­дия на Него. Торжество Римской империи, оценивавшей себя самое гордо и богохульно, воспринималось первы­ми христианами торжеством сатанинских, антихристо­вых сил истории, но не Божьей истины: на головах "зве­ря" на царских коронах — имена кощунственные (слово "август" — титул династии императоров Рима — по-гречески "сибастрнс" — "священный", "дающий благо­словение"). По свидетельству Иоанна Богослова: "И ди­вилась вся земля, следя за зверем; и поклонились драко­ну, который дал власть зверю, и поклонились зверю, го­воря: кто подобен зверю сему?.. И дана ему власть дей­ствовать сорок два месяца". (Тем самым устанавлива­лось, что есть некое определенное время торжества А., срок гонения.) Согласно наиболее емким и развернутым характеристикам, А. — человек греха, сын погибели, противящийся и превозносящийся выше всего, называе­мого Богом или святынею, так что в храме Божием ся­дет он, как Бог, выдавая себя за Бога... Люди будут само­любивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недру­желюбны, непримирительны, клеветники, невоздерж­ны, жестоки, не любящие добра, предатели, наглы, на­пыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы, имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся... А. персонифицировался с системным отвержением хрис­тианства. В текстах Нового Завета любой, не разделяю­щий тезис о телесном воплощении логоса в посюсто­роннем мире, выступает как А.: "...всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста...". В последующей истории христианства образ А. служил безотказным и эффективным оружием в борьбе различных его течений:

протестанты именовали А. римского папу, католики ус­мотрели А. в Лютере. (2) Центральный фигурант пред­последней работы Ницше "Антихрист. Проклятие хрис­тианству" ("Der Antichrist"; первое издание — в 1895, окончательная редакция — 1956). Персонаж, именуе­мый "А.", был недвусмысленно авторизован самим Ницше. Он отмечал в письме к Мальвиде фон Мейзенбуг от 3-4 апреля 1883: "Угодно ли Вам услышать одно из новых моих имен? В церковном языке существует та­ковое: я есмь... Антихрист" (замечание К.А.Свасьяна). Позиция Ницше была не совместима с традиционалист­ским атеизмом. Последний есть именно отрицание су­ществования Бога, что же касается Ницше, то он при­знавался, что "еще ребенком узрел Бога во всем блеске''. Скорее позиция Ницше напоминает бунт, преодоление, а не голое и бесплодное отрицание. Священников Ницше именует "ядовитыми пауками на древе жизни", "парази­тическим типом человека". И в то же время Ницше по­лагает, что именно христианство и отчеканило самые, пожалуй, тонкие лица в человеческом обществе. Цер­ковь для Ницше — смертельный враг всего благородно­го на земле, она стремится растоптать всякое величие в человеке, она выступает за все болезненное и слабое. Однако и тут Ницше признает в ней особого рода власть: церковь более благородное учреждение, нежели государство. Эту двойственность можно объяснить тем, что Ницше родился в семье протестантских священни­ков, и эта близость к христианству для него была очень важной, тем более что, но его убеждению, большинство христиан — христиане несовершенные. (Как писал Яс­перс в работе "Ницше и христианство", расхождение между притязанием, требованием и действительностью испокон веков было движущей силой христианства". Ясперс полагал, что главная особенность страстной не­нависти Ницше в том, что "его вражда к христианству как действительность была неотделима от его связи с христианством как требованием". Это привело к тому, что Ницше призывает не просто отделаться от христиан­ства, но преодолеть его через сверххристианство. Он хо­чет преодолеть его, опираясь на те самые силы, которые и принесли христианство в мир.) Говоря "Бог умер", Ниц­ше ставил диагноз современной действительности. Отче­го умер Бог? Ответов у Ницше несколько, но только один развит до конца: причина смерти Бога — христианство. Христианство как вероучение и догма чуждо Ницше; он признает в нем лишь человеческую истину в символи­ческой форме. Христианство для Ницше — это сущест­вование навыворот, испорченность: "...оно создало иде­ал из противоречия инстинктов поддержания сильной жизни; оно внесло порчу в самый разум духовно-силь­ных натур, т.к. оно научило их чувствовать высшие ду­ховные ценности как греховные, ведущие к заблужде-

нию, как искушение". Ницше же ценит саму жизнь как инстинкт роста, устойчивости, накопления сил, власти: "где недостает воли к власти, там упадок". Христианст­во, согласно Ницше, религия сострадания. Противопос­тавление страдания и со-страдания является одним из центральных положений мировоззрения Ницше. По его мысли, страдание способствует самопреодолению, рос­ту власти над самим собой; высшее здоровье заключает­ся в способности преодолевать болезнь и боль. Со-страдание, напротив, расслабляет, уменьшает "волю к влас­ти". Христианство есть религия милосердия, сострада­ния; собственное дионисийство Ницше провозглашает как религию страдания и жизнеутверждения. По убеж­дению Ницше, христианство на место человеческих ис­тин поставило фикции — Бог, искупление, милость, до­бродетель и т. д., придав им характер безличности и все­общности: "самые глубокие законы сохранения и роста повелевают как раз обратное; чтобы каждый находил се­бе свою добродетель, свой категорический императив". С иронией относился Ницше и к идее "чистого духа". Вера в "чистый дух" не является, по его мысли, доказа­тельством высшего происхождения человека, его боже­ственности. Если мы отбросим нервную систему, чувст­ва (т.е. "смертную оболочку"), то, как писал Ницше, мы "обсчитаемся". Христианство, по Ницше, — это отказ от действительности, ее оклеветание. Народ, который верит в себя, имеет также и своего собственного Бога. В нем он чтит свои добродетели. Основой такой религии является благодарность народа за свое существование. Такое божество, по Ницше, проявляется как в добре, так и во зле. Христианский бог — бог только добра, которо­му не знакомы ни сила, ни победа, ни гнев. Если народ погибает, если исчезает его вера в будущее, его надежда на свободу, то меняется и Бог, превращаясь в доброго и скромного, советующего "душевный мир", "осторож­ность", "любовь к другу и врагу" и т.д. По Ницше, у бо­гов нет иной альтернативы: "или они есть воля и власть... или же они есть бессилие к власти — и тогда они по необходимости делаются добрыми...". Христиан­ское понятие о божестве ("Бог как Бог больных. Бог как паук, Бог как дух"), с точки зрения Ницше, есть одно из самых извращенных понятий о божестве, какие только существовали. Это Бог, выродившийся в противоречие с жизнью, обожествляющий "ничто". Источник христи­анства для Ницше — это античность. Уже первоначаль­ная апостольская община представляла собой, по Ниц­ше, мир больных. В позднеантичном мире эти люди по­всюду встречали родственные души, т.к. в язычестве давно уже росло антиязычество — уродливые и боль­ные религиозные формы. И вот христианство усвоило учения и обряды всех подземных культов Римской им­перии, порождения больного разума. Ибо, согласно Ницше, "судьба христианства лежит в необходимости сделать самую веру такой же болезненной, низменной и вульгарной, как были болезненны, низменны и вульгар­ны потребности, которые оно должно было удовлетво­рить". Сократ и Платон для Ницше — провозвестники этого явления. Античность сама породила христианст­во. Христианство вобрало в себя все проявления ущерб­ной и угасающей жизни: жертвенность, аскетизм, фило­софию мироотрицания и т.д. Оно победило, как считает Ницше, благодаря своим историческим корням — иуда­изму: "Евреи — это самый замечательный народ миро­вой истории, потому что они, поставленные перед во­просом: быть или не быть, со внушающей ужас созна­тельностью предпочли быть какою бы то ни было це­ною: и этою ценою было радикальное извращение всей природы...". Как подчеркивал Ницше, они оградили се­бя от всех условий, в которых народ только и мог жить... они извратили ценности, изобретя моральные идеалы, которые — до тех пор, пока в них верят, — превращают их немощь в мощь, а их ничтожество — в ценность... Именно здесь и проявился инстинкт ressentiment, из ко­торого всякое жизнеутверждение выглядит злом. Евреи, несмотря на свою силу и мощь, сами отказались от ми­ра действительности, от реальности, что привело к по­нижению воли к власти и явилось причиной физиологи­ческого спада, decadence. В связи с христианством Ницше вводит слово "ressentiment" — это злопамятст­во и мстительность, ненависть, злоба, но это все сопро­вождается чувством бессилия. Яркий пример ressenti­ment — это распятие Бога, т.е. человек мог простить все, кроме того, что человек — это не он (Бог). Под ressenti­ment Ницше понимает и основу христианского мира. Образ Иисуса Христа у Ницше стоит особняком. Реаль­ность Иисуса, по его мнению, не имеет к истории хрис­тианства никакого отношения. Иисус для Ницше — это некий человеческий тип, которому нужно дать психоло­гическую характеристику. Иисус несет в мир новую жизненную практику, а не новое знание. Эта практика имеет своей целью блаженство, которое заключается в том, чтобы чувствовать себя дома в том мире, который не может потревожить никакая реальность, — в мире внутреннем. Дело блаженного проявляется в том, что он проходит мимо мира, или сквозь мир, не позволяя ему себя затронуть. Свое понимание Христа Ницше проти­вопоставляет понятиям "герой" и "гений". Христос — это не герой, как хотят показать его Евангелия. Он — противоположность борьбе; неспособность к противо­действию делается здесь моралью; блаженство в мире, в кротости, в неспособности быть врагом. Что же касает­ся слова "гений", то Ницше пишет: "Говоря со строгостью физиолога, здесь было уместно совершенно иное слово — слово "идиот". Для Ницше не Ренан, а Досто-

евский был тем, кто угадал Христа, поэтому "идиот" ра­вен здесь "святому", что доказывается соединением: "святой идиот". Все это имеет своей причиной крайнюю восприимчивость к страданию и раздражению, "ин­стинкт ненависти против всякой реальности". Ницше считал, что христианство с самого начала есть опасное извращение того, что было истиной для Христа. По мысли Ницше, "в сущности, христианином был только один, и тот умер на кресте". Христос, по Ницше, — не родоначальник и не исток христианства, а всего лишь одно из его средств. Прежде всего, на место действи­тельного Христа поставили выдуманный образ: борца и фанатика, образ Спасителя, в котором важны были лишь смерть и воскресение. Главным же заблуждением, на ко­торое делает упор Ницше, было обожествление такого психологического типа. Задача Иисуса — дать образец новой жизни, нового поведения. "Новое поведение, но не новая вера...", — комментирует Ницше. Только внут­ренние реальности Христос принимал как реальности. Он лишь символ. "Ничего нет более не христианского, как грубые церковные понятия о Боге как личности, о грядущем "Царстве Божьем", о потустороннем "Царст­ве Небесном", о "Сыне Божьем", втором лице св. Трои­цы — это... всемирно-исторический цинизм в поруга­нии символа". Христос, по Ницше, умер не для спасе­ния людей, но чтобы показать, как нужно жить. Здесь Евангелие против Христа или, наоборот, Христос про­тив Евангелия. "До бессмыслицы лживо в "вере" видеть примету христианина, хотя бы то была вера в спасение через Христа; христианской может быть только христи­анская практика, т.е. такая жизнь, какой жил тот, кто умер на кресте...". Как же получилось так, спрашивает Ницше, что Христос стал Сыном Божьим? Не выдержа­ла идея равенства всех как детей Божьих, которому учил Иисус; местью человека было неумеренно поднять Ии­суса, отделить его от себя: совершенно так, как некогда "иудеи из мести к своим врагам отделились от своего Бога и подняли его на высоту". Один Бог и один Сын Божий: оба — порождение ressentiment. Воскрешение, вера в личное бессмертие разрушают ''всякую естест­венность в инстинктах", т.е. все, что есть в инстинктах хорошего, что способствует жизни, ручается за буду­щее, — возбуждает теперь недоверие. "Жить так, чтобы не было более смысла жить, — это становится теперь "смыслом" жизни...". Истинность христианства для Ницше заключается в том, что оно не исторично, но ежечасно; не церковь основа христианства, а сам чело­век, и идея Вечного Возвращения связана с пониманием Христа, как возникающего ежемгновенно. Ницше про­тивопоставляет Иисусу Павла в образе первого огрубителя и губителя христианства. (Как предупреждал К.Свасьян в комментариях к "Антихристу", две послед-

ние книги Ницше — "Антихрист" и "Ессе Homo" — требуют особенно осторожного и критического подхо­да: "элемент невменяемости и распада Я свил себе в этих сочинениях зловещее гнездо...".) Для Ницше Павел является, пожалуй, самым ненавистным персонажем ис­тории, исказившим смысл учения Христа. Противопо­ставляя друг другу Христа и Павла, Ницше исходил из лютеровской интерпретации посланий апостола. Теоло­гическим обоснованием разрыва с католической церко­вью служили учения Лютера о предопределении и об "оправдании верою". Именно Лютер довел до предела противопоставление разума и веры, что дало Ницше возможность говорить об изначальной враждебности христианства разуму. Несмотря на слова Павла: "А те­перь пребывают... три: вера, надежда, любовь; но лю­бовь из них больше", Ницше, вслед за Лютером, считал Павла проповедником спасения "только верою". Ницше не увидел, что Павел по своей сути близок ему, Ницше, что он поборник свободного самоопределения в новом опыте. Тема Ницше "бытие в становлении", тема свобо­ды, вседозволенности, подлинности звучат и у Павла. И самое главное — тема песни и танца у Павла: "...буду петь духом, буду петь и умом". Такая ситуация, при ко­торой Ницше еще пишет: "Павел был величайшим из всех апостолов мести...", может быть объяснена сквозь призму лютеранства и, возможно, надвигающейся тени безумия на лицо Ницше. В "Антихристе" затронут и буддизм. Ницше осуждает и христианство, и буддизм за принадлежность к нигилистическим религиям, при этом он видит в них серьезные различия. "Осуждая христиан­ство, — писал Ницше, — я не хотел бы быть несправед­ливым по отношению к родственной религии... к буд­дизму". Он находит буддизм "в сто раз реальнее христи­анства", "в сто раз холоднее, правдивее и объективнее". Главное для Ницше в буддизме — это отказ от понятия "Бог", замена "борьбы против греха" на "борьбу против страдания", отказ от аскетического идеала и в то же вре­мя умеренность в потребностях, немстительный харак­тер буддистского учения. Если в христианстве, по Ниц­ше, ищут спасения низшие сословия и поэтому "христи­анству нужны были варварские понятия и оценки, что­бы господствовать над варварами", то буддизм, по мыс­ли философа, — религия "цивилизации", близящейся к концу, приведшей к усталости, религия для "добрых, нежных рас, достигших высшей степени духовности". В этом смысле буддизм также стоит выше христианства. Сравнение Иисуса с Буддой имеет весьма неожиданное продолжение, т.е. аутентичное христианство, христиан­ство самого Христа могло бы стать чем-то вроде евро­пейской формы буддизма. Буддизм используется Ницше прежде всего как средство полемики с христианством. Отношение к "Законам Ману" у Ницше такое же двой-

ственное, как и к буддизму. В "Антихристе" достоинст­во "Законов Ману" видится им как раз в том, что знат­ные сословия, философы и воины с их помощью дер­жат в руках массы. Ложь не отрицается, но упор сделан на цели этой лжи, и здесь Ницше говорит о том, что христианству как раз и недостает святых целей. В вину буддизму Ницше ставит пессимизм, жизнеотрицание. В противоположность этому Ницше ставит Диониса, "учителя вечного возвращения", — Дионис против Буд­ды. Еще одна причина отрицательного отношения Ниц­ше к христианству связана с понятием "тело". Тело в христианстве презирается, оно на последнем месте. Вершина отвращения и презрения к телу — это аске­тизм, т.е. ressentiment, направленный на себя, это и рас­пятие, т.е. ressentiment, направленный на другого. Тело для Ницше имеет первостепенное значение. Его фило­софия — это танец не как движение души, а как движе­ние тела. (См. Тело.)Метафора — это основной элемент языка тела, тела как становления. Становление и есть преодоление языка. В танце тела рождается мысль. Мыслить у Ницше — это возвращать понятиям их пер­воначальный смысл, метафоричность, уже стертую в понятийном языке. Дионис и есть образ этого тела, ко­торое собирается по кусочкам до полного воскрешения, это вечное становление. Вместе с понятием "тело" Ниц­ше раскрывает понятие "свет". Точнее, тело и свет у не­го неразделимы. Ницше призывает полдень, когда ис­чезнут все тени, заглушающие тело иллюзорной двой­ной реальностью, когда тело и свет будут не разделены. Что же касается христианства, то это время полумрака, это сумерки: нет тела и нет света, есть только одна ил­люзия реальности. Свет и есть то условие, при котором тело может выйти за пределы самого себя. Ницше пи­сал, что человек есть "еще не установившееся живот­ное" с неопределенными возможностями. Однако имен­но этот "недостаток" человека и есть в то же время его шанс. Он еще не то, чем может быть, но он еще может стать всем. Ницше отнюдь не хочет, чтобы человек стал, наконец, "установившимся животным", то есть опреде­ленным типом, ибо это непременно означало бы стадный тип. Совсем наоборот, подлинная сущность человека за­ключается именно в том, что он не установился, что он всегда может выйти за свои пределы. (См. Сверхчело­век.)Ницше повторяет вслед за Иисусом: нет больше никаких противоположностей. Это значит, что Христос и Дионис, Бог и Человек, Христианин и А. — это одно — лабиринт. В вечном становлении человека снимаются все противоположности.

А.А. Грицанов, И.Н. Сидоренко