Г. Харлоу, М. Харлоу, С. Суоми

Давно известно, что серьезное научное исследование, ищущее ответ на тот или иной конкретный вопрос, неизбежно порождает массу новых нерешенных проблем. Усилия, прилага­емые учеными для решения какой-либо крупной проблемы, не­редко направляют их по новым каналам и вызывают интерес к новым вопросам. Часто благодаря случайным или почти случай­ным ассоциациям. Исследование умственных способностей обе­зьян-резусов привело к изучению ненормальностей в их пове­дении и поискам способов их излечения.

На протяжении сорока лет существования лаборатории при­матов (Университет штата Висконсин) мы неотступно осуществля­ли программу, направленную на исследование способностей обезьян-резусов к научению. Однако для многих наших работ исследование научения стало лишь исходным пунктом. Но рас­скажем обо всем по порядку.

Чтобы выяснить, как с возрастом развиваются способности обезьян к научению, в первую очередь необходимо было иметь большое количество подопытных животных всех возрастов. Мы разработали программу массового разведения обезьян и созда­ли условия для воспитания детенышей в лаборатории сразу от рождения. Чтобы взрослые обезьяны не мешали нашим опытам с малышами и не служили источником за­разных заболеваний, мы отнимали детены­шей от матери через несколько часов пос­ле рождения и держали их в индивиду­альных клетках, где уход и пищу они получали из рук человека. Вместо одеял малышам были даны пеленки.

И здесь мы заметили, что обезьянки так сильно привязывались к этим пеленкам, прижимали их к себе, что трудно порой было понять, где кончается пеленка и на­чинается детеныш (рис. 1). А когда пелен­ки забирали из клеток для стирки, обезь­янки проявляли сильнейшее беспокойство.

Рис. 2

Но лишь через несколь­ко лет мы наконец поняли истинное значение пеленки для детеныша.

Многие полезные идеи рождаются, как известно, в полете фантазии; идея же создания заменителя ма­тери возникла во время по­лета на реактивном лайнере. Тряпочная мать родилась в 1957 г. в утробе самолета: один из авторов этой статьи (Г. Ф. Харлоу) повернулся, чтобы посмотреть в иллюми­натор, увидел пустое сосед­ское кресло и вдруг понял, что именно такой мягкой и ворсистой, как это комфор­табельное кресло, и должна быть искусственная мать. Тут же в самолете появился набросок проекта будущих исследований, за осуществление которых вскоре и принялись все три автора.

Что играет наиболее важную роль в возникновении у ново­рожденного любви к матери — ощущение комфорта, вызываемое прикосновением к ее телу, удовольствие от сосания или чув­ство насыщения?

Это была первая теоретическая задача, которую предстояло нам решить с помощью искусственной матери. И мы ее решили, фактически развенчав теорию унаследованного влечения. Опы­ты с ныне знаменитыми тряпочными и проволочными матерями неопровержимо доказали, что чувство комфорта, возникающее у детеныша при прикосновении к матери, и есть тот главный фак­тор, та главная побудительная сила, которая призывает его к ней. К тому времени, как фотографии маленькой обезьянки, до­верчиво прижимающейся к мягкой искусственной матери, обо­шли весь мир (рис. 2), крах теории, объясняющей развитие об­щественных привязанностей молодого животного постепенным ослаблением врожденного влечения к матери, стал очевиден. По­истине не молоком единым жив младенец!

Поскольку мы уже знали, как привязывается детеныш к пе­ленке, нас ничуть не удивило, что в подавляющем большинстве случаев маленькие обезьянки предпочитали тряпичных матерей,

Рос. 3

не кормивших их молоком, проволочным суррогатам, дававшим молоко. Однако, наблюдая за поведением малышей в новой обстановке, мы обнаружи­ли у наших тряпочных ма­терей неожиданное свой­ство — способность вселять в младенцев чувство пол­ной безопасности и уверен­ности. Если детенышей са­жали в незнакомую комна­ту, где были игрушки, но не было тряпочной матери или вместо нее был прово­лочный суррогат, то они обычно свертывались в ко­мочек и визжали от стра­ха (рис. 3).

Но стоило внести туда же тряпочную мать, как ма­лыш поспешно ковылял к ней и вцеплялся в нее изо всех сил. Как только страх его проходил, малыш начи­нал обследовать окружа­ющую обстановку (рис.4), время от времени возвра­щаясь к своей неживой матери, чтобы потрогать или крепко обнять ©е и тем ослабить свое чувство страха или неуверенности (рис.5).

Впоследствии мы име­ли возможность вновь и вновь убедиться в той очевидной истине, что любой сколько-нибудь важный акт поведе­ния животного определяется не одним, а несколькими факторами. Чтобы проиллю­стрировать эту аксиому, мы создали несколько образцов искусственных матерей, различающихся по форме и действию. И они позволили нам обна­ружить, что возникновению привязанности детеныша к матери по­мимо чувства комфорта, создаваемого физическим контактом, замет­ным образом способствуют еще и многие другие свойства матери. Используя «кормящих» и «некормящих» тряпочных матерей, мы смог­ли показать, что кормление — существенный для младенца фактор на протяжении первых 90 дней его жизни. Таким образом, с помо­щью этого простого исследования мы узнали то, что в течение мно­гих веков было известно всем, кроме физиологов. Далее, исполь­зуя укачивающих и неукачивающих искусственных мам, мы установили, что малыши примерно до 160 дней жизни предпо­читают укачивание. Исследовалось также значение разных ви­дов покрытия поверхности «тела» искусственной матери, и были получены результаты, которых следовало ожидать: шелк и са­тин, быть может, кажутся привлекательными для взрослых, но они не согревают душу младенца так, как греет махровая ткань.

_{Рис 6}

Удивительные данные о роли температуры матери были получены в опытах С. Дж. Суоми, сконструиро­вавшего тряпочную мать, в «жилах» которой текла хо­лодная, как лед, вода. Ново­рожденные малыши пробо­вали дотрагиваться до этой холодной тряпочной фигуры, но тут же убегали в даль­ний угол клетки и никогда больше к матери не приближались (рис. 6).

Мы сравнили наших самодельных матерей с настоящими и пришли к выводу, что, разумеется, настоящие матери лучше. Тря­почная мать может снабжать детеныша молоком, но не из такой удобной посуды, как живая. Настоящая мать не дает малышу сосать после того, как он насытился, тогда как никакая искус­ственная мать не может остановить бесполезное сосание. На­стоящая мать приучает детеныша помещать фекалии в одно ме­сто, а не размазывать их повсюду. Настоящая мать учит своего младенца понимать жесты и голосовые сигналы других обезь­ян. Настоящая мать подвижна и реагирует на все нужды мла­денца и на его поведение, а суррогатная может лишь пассивно все принимать.

Позднее мать играет активную роль в отторжении младен­ца от себя, от своего тела, и это наталкивает его — может быть, непреднамеренно — на обследование окружающей живой и нео­душевленной среды. Наконец (и это особенно важно для разви­тия будущей способности к общению со сверстниками), настоя­щая мать с гораздо большим успехом, чем тряпочный суррогат, может регулировать первые младенческие игры — важнейшую деятельность, ведущую к успешному развитию чувства любви к сверстникам...

Мы бы так без конца и занимались искусственными мате­рями, если бы не замечание, которое старший из авторов дваж­ды в течение одного месяца услышал из уст совершенно раз­ных людей — выдающегося психолога и выдающегося психиат­ра. Оба они сказали: «Слушай, Гарри, ты, пожалуй, войдешь в историю психологии как отец искусственной матери!» Это было уже слишком! В отчаянной попытке избежать этой участи мы устремились в новую сферу исследования, которой суждено было в дальнейшем распасться на две обширные, четко разграничен­ные области — природу нормальной, естественной любви у ма­как-резусов и экспериментальное вызывание психозов.