Об Алексее Степановиче Хомякове

Мы отдаем себе отчет в том, что восприятие настоящей главы может вызвать у читателя определенные психологические неудобства. Поскольку все изложенное весьма противоречит привитой нам с детства картине взаимоотношений между Востоком и Западом. Грубо, но все-таки довольно точно, эту традиционную картину можно описать словами: «просвещенный свободный Запад» и «отсталый рабский Восток». В этом противопоставлении к Востоку обычно относят и Русь.

Все изложенное выше ломает эту привычную картину.

И теперь мы с удивлением начинаем осознавать, что другой, – все же существовавший, – взгляд на Запад и Восток, который сегодня преподносится нам обычно как якобы исполненный курьезов и парадоксов, на самом деле куда более верен, чем тот, к которому мы привыкли.

Мы имеем в виду славянофилов. По крайней мере, некоторых из них.

В качестве примера напомним читателю о работах широко известного А. С. Хомякова.

Алексей Степанович Хомяков родился в Москве, на Ордынке… 1 мая 1804 года. Он происходил из старинной русской дворянской семьи , в которой свято сохранялись и дедовские грамоты, и родовые рассказы «Лет за двести в глубь старины». О пращурах, которые… еще с XV века… со времен Василия III, верою служили государям Московским ловчими и стряпчими. [63], с.5.

Получил блестящее образование. Его учителями были известные профессора того времени [63], с.6.

К 1819 году относится его первый собственный литературный труд: Перевод Тацитовской «Германии» (позже опубликованный в «Трудах Общества любителей российской словесности при Московском университете»). [63], с.6.

Он… увлекался техникой, изобрел паровую машину «с сугубым давлением» (и даже получил за нее патент в Англии), а во время Крымской войны – особое дальнобойное ружье и хитроумные артиллерийские снаряды. Он занимался медициной и много сделал в области практической гомеопатии… Он открывал новые рецепты винокурения и сахароварения, отыскивал в Тульской губернии полезные ископаемые. [63], с.4.

«И восторженные почитатели, и многочисленные недруги его безусловно сходились в одном: Хомяков был «тип энциклопедиста» (А. Н. Плещеев), наделенный «удивительным даром логической фасцинации» (А. И. Герцен). «Какой ум необыкновенный, какая живость, обилие в мыслях… сколько сведений, самых разнообразных… Чего он не знал?» (М. П. Погодин). Иным недоброжелателям эта блестящая эрудиция казалась поверхностною и неглубокою» [63], с.3.

Как бы вы думали – кто так не любил Хомякова?

Главный историк того времени – С. М. Соловьев. А мы уже говорили в [5] об С. М. Соловьеве. Как показал наш анализ, его труд по русской истории – это один из самых толстых слоев штукатурки, скорее даже бетона, покрывающих истинную картину истории Руси.

И вот, что С. М. Соловьев смог возразить А. С. Хомякову.

Историк С. М. Соловьев… считал Хомякова «самоучкой» и «дилетантом». [63], с.3.

Что ж, когда аргументов нет, то переводят разговор в другую плоскость.

До революции трижды издавались собрания сочинений Хомякова (последнее – в восьми увесистых томах – вышло в 1900-1910 гг. и неоднократно переиздавалось и дополнялось), выходили монографические исследования о нем… После революции появился лишь сборник поэтического наследия Хомякова (1969) и его избранные литературно-критические статьи (1988).

На Западе за последние сорок лет, – отмечает В. А. Кошелев в предисловии к изданию [63], – вышло не менее двух десятков книг, Хомякову посвященных. [63], с.5.

Как мы понимаем, недовольство С. М. Соловьева была вызвано конечно же тем, что А. С. Хомяков осмелился писать об истории. Причем совсем не то , чего хотелось бы С. М. Соловьеву.

Оказывается, интерес А. С. Хомякова к истории был вызван «известной полемикой 1820-х годов об „Истории государства Российского“ Карамзина. Полемика эта охватила чуть ли не все круги творческой интеллигенции России , и одним из главных вопросов, который она поставила, был вопрос… о допустимости «художнического » … подхода к истории» [63], с.8.

Но скорее всего, дело тут было вовсе не в «художничестве». Выход в свет книг Н. М. Карамзина сделал общеизвестной ту фальшивую версию русской истории, которую совсем незадолго до этого только-только создали Шлецер, Байер, Миллер и еще несколько человек.

Для многих эта версия стала полной неожиданностью, причем неожиданностью именно в психологическом смысле. На Руси многие еще помнили что-то из своей старой подлинной родовой истории. К их числу относился и Хомяков. По-видимому, эти старые семейные предания не согласовывались с версией Шлецера-Миллера-Карамзина.

Отсюда и возник известный в русской истории спор между западниками , – то есть, по сути дела, последователями Шлецера-Миллера, – и славянофилами .

Конечно, на стороне западников была скрытая, неофициальная поддержка правящей династии Романовых . Она выражалась, в частности, в том, что славянофилов по сути дела не пускали в официальную академическую историческую науку. Которая естественно существовала на казенные деньги. А потому была несвободна.

Славянофилы же были свободнее в выражении протеста. Но зато естественно подпадали под уничтожающие обвинения в дилетантстве. А кроме того, им был затруднен доступ к академическим, то есть государственным, архивам.

Слабость позиции славянофилов была еще и в том, что она была, в основном, «чисто отрицательной». Они не могли предложить взамен свою законченную картину правильной истории . Они лишь отмечали многочисленные противоречия. Но их недоверие к Шлецеро-Миллеровской версии видимо постоянно подогревалось их родовыми преданиями.

В их числе был А. С. Хомяков.

Материалом для поисков стала у него всемирная история. Хомяков понимал сложность задачи… Хомяков держал в памяти сотни исторических, философских и богословских сочинений… Хомяков заявляет: господствующая историческая наука не в состоянии определить… действительные причины истории. [63], с.8…9.