От унитаризма к подлинному федерализму

Из всего вышеизложенного можно сделать вывод, что Россия не просто некий искусственный конгломерат территорий, наций, народностей, этносов, а единый нерасчленимый организм с общим для всех его членов жизненным пространством. Народы и территории, вошедшие в состав Российского государства на разных этапах его формирования, независимо от того, как это произошло, добровольно или насильственным путем, на основе договорных или иных актов, уже в течение длительного времени составляют неразрывные части единого культурно-исторического и политико-экономического пространства.

Неправомерно рассматривать крах тоталитаризма и распад советской империи как прелюдию к расчленению России или прекращению российской государственности. Более того, при определенных условиях современные процессы могут стать отправным рубежом государственного и духовного возрождения России, восстановления единого государственного сознания и в то же время возрождения национального самосознания многочисленных населяющих ее народов. Эти два начала не противоречат друг другу, а взаимодействуют. Любая национальная идея, по-видимому, представляет собой вариант национального сознания, некий эталон и ориентир самоидентификации, совокупность ценностей, устремлений, идеалов этноса, его понимания своей истории и своего места в мире. Что касается русской (или российской) идеи, то ее сущностное содержание - полинациональность, органическое соединение различных народов, культур, традиций, конфессий и т.д. В этом единстве оказались органически скрепленными единые государственность, социокультурная система, единый образ жизни, с одной стороны, этнонациональный, конфессиональный, национально-культурный плюрализм - с другой.

В этом плане русская (российская) идея обнаружила не просто свою открытость к влияниям извне, а открытость в смысле способности органически интегрировать самих носителей этих влияний. B.C. Соловьев не без оснований говорил о том, что все хорошее в России основано на забвении национального эгоизма. Это "и русское государство, зачатое варягами и оплодотворенное татарами, и русское благочестие, воспринятое от греков, и заимствованное с Запада просвещение, без которого не было бы русской литературы". С этой точки зрения Ч. Айтматов, Ф. Искандер и множество других писателей, поэтов, художников в такой же степени явления общероссийской культуры, в какой и В. Астафьев, М. Дудинцев, Ф. Абрамов и др.

Необходимо раз и навсегда осознать ту реальность, что ислам, буддизм и ряд других вероисповедческих традиций, существующих на территории России, не навязаны ей извне, не есть нечто для нее чужеродное, а составляют ее интегральные части. В этой связи вызывают недоумение рассуждения о том, что России нужно уходить, например, с Северного Кавказа, отгородиться от мусульманских народов данного региона непреодолимыми пограничными барьерами. Здесь, на мой взгляд, предается забвению тот факт, что Россия просто так не может уходить от самой себя, поскольку Северный Кавказ, равно как Поволжье, Дальний Восток и т.д., являются неотъемлемой ее частью. То же самое, естественно, верно и в отношении населяющих эти регионы народов.

Другое дело, что большевистская империя, в идеологическом плане претендовавшая на интернационализм, была ориентирована на денационализацию народов и была по своему характеру метанациональным образованием. Здесь была достигнута видимость единства, прикрываемая единством государственности. Со всей ответственностью можно утверждать, что одна из важнейших причин большинства, если не всех, национальных конфликтов, потрясающих в настоящее время нашу страну, коренится в попрании подлинных интересов народов, их ценностей, традиций, обычаев, в урезывании их законных прав на самоопределение, решение социальных, экономических, духовных и иных проблем. Это определяет жизненную необходимость сохранения целостности и неделимости Российской Федерации. Защиту целостности государства нельзя отождествлять с изжившими себя имперскими началами и устремлениями. Очевидно, что перед Россией стоит задача сохранить свою целостность и не допустить при этом ущемления интересов республик, автономий, краев и областей. Оптимальный путь достижения этой императивной цели я вижу в отказе от унитаризма и переходе к подлинному, реальному федерализму.

Вплоть до подписания федеративного договора Российская Федерация строилась по национально-территориальному принципу, в соответствии с которым ее субъектами считались только автономные республики, а также с теми или иными оговорками - автономные области и национальные округа. Отношения федерального правительства России с краями и областями как административно-территориальными единицами строились по принципу скорее унитарному, чем федеральному. С этой точки зрения Российскую Федерацию в точном смысле этого слова нельзя было назвать федеративным государством, поскольку в ней органически сочетались федеративные и унитарные принципы. Более того, вопрос этим отнюдь не исчерпывается. Дело в том, что и Советский Союз, и собственно РСФСР теоретически считались федерациями, на самом деле единая для них система государственно-административного управления сверху донизу, от Москвы до самых до окраин характеризовалась жесткой централизацией, которая практически исключала какое-либо значимое отклонение от стандартной иерархии властных структур, распределение и реализацию властных полномочий. С этой точки зрения центр присутствовал на всех этажах власти, союзный центр - Москва - в соответствии с рангом повторялся в столицах союзных республик, автономий, областей, райцентрах, поселковых и сельских Советах. Иначе говоря, это была унитарная федерация.

Необходимо признать, что немалую роль в нагнетании страстей по данному вопросу уже 'в наше время играют господствующие ныне терминологическая путаница и беспредел в толковании основополагающих для российской государственности вопросов. При обсуждении проблем государственного устройства, хотя много и пространно рассуждают о федерализме, республиканском суверенитете, самостоятельности и т.д., руководители как в Москве, так и в республиках в большинстве своем аргументируют в терминах унитарной, а не федералистской модели государства. С одной стороны, любой шаг к самостоятельности в Москве воспринимается как сепаратизм, и, наоборот, любое действие федерального правительства по укреплению вертикальных властных структур в республиках воспринимается как имперские притязания. В этой связи возникает настоятельная необходимость определить, какое именно содержание вкладывается в каждое конкретное понятие, уточнить, а где нужно, и скорректировать смысл и содержание, вкладываемые в такие понятия, как "суверенитет", "независимость", "федерация", "конфедерация", "автономия" и т.д. Ведь не секрет, что большинство руководителей национальных движений, выступая за национальный суверенитет своих народов, не вынашивают планы выхода из состава Российской Федерации. В подавляющем большинстве случаев речь идет не о сепаратизме, не об отделении от России, а об устройстве и урегулировании отношений с Москвой на действительно федеративных началах.

Под самоопределением понимается свобода каждого народа жить по собственным законам, под управлением избранных им самим властных структур, распоряжаться своей судьбой по своему усмотрению, при этом не нанося ущерба свободе и законным интересам других народов.

Требуя для себя самоопределения, народы бывших автономий добиваются свободы распоряжаться своей судьбой на своей территории. Территория федерации есть совокупность территорий составляющих ее автономных образований, краев и областей. Коль скоро за автономиями признается статус государственности, то они должны обладать в той или иной форме суверенитетом. И, соответственно, их отношения с федеральными властями должны строиться на федеративных началах. Народы бывших автономий, объявивших о своем суверенитете, как раз и добиваются того, чтобы наполнить этот принцип реальным содержанием. Здесь уместно привести пример некоторых западных стран, которые решают межнациональные конфликты путем предоставления этническим меньшинствам широких возможностей самовыражения. Так, в маленькой Бельгии фламандцам, валлонам, немцам делегированы достаточно широкие полномочия в решении социально-экономических, культурных и языковых проблем, а также в осуществлении, хотя и в ограниченных пределах, международных связей. В Финляндии, хотя шведы составляют 6,1% населения страны, шведский язык, наряду с финским, объявлен государственным.

Верно, что XIX - начало XX в. стали периодом, прошедшим под знаком национализма, национально-освободительных движений и создания национальных государств. Сначала объединение в единые государства Италии и Германии; затем первая мировая война, приведшая к распаду Габсбургской монархии и образованию на ее развалинах целого ряда национальных государств (или государств из нескольких близких друг другу народов) - Венгрии, Австрии, Чехословакии, Югославии. Аналогичная судьба рано или поздно могла быть у Российской империи. Но здесь процесс оказался во многом прерванным. Примирившись с потерей Финляндии, Польши и прибалтийских государств, пришедшие к власти в результате октябрьского переворота большевики сумели остановить процесс национального самоопределения, загнать его вглубь. Более того, большевиками была создана невероятная чересполосица при проведении национально-государственных границ, и мы сейчас пожинаем ее плоды.

Но при всем том необходимо учесть, что за прошедшие семь с лишним десятилетий на огромных просторах бывшей Российской империи создалась качественно новая национально-территориальная, демографическая, географическая, политическая, государственно-административная и т.д. ситуация. В результате коренным образом изменилось положение всех без исключения национально-территориальных государственных образований в отношении России, изменились сам образ жизни людей, их менталитет и т.д. Поэтому естественно, что совершенно в новом свете предстают традиционные категории и понятия национального суверенитета, самоопределения, независимости и т.д. Со всей очевидностью обнаруживается, что, например, стремление к национально-государственной самостоятельности сразу после октябрьского переворота 1917 г. означало одно, а в нынешних условиях - нечто другое.

В данной связи помимо всего прочего нелишне напомнить, что при формировании государственно-административной структуры СССР государственные границы проводились буквально по живому телу этносов. Достаточно оторваться от абстрактных схем и взглянуть на проблему трезвыми глазами на местах, чтобы убедиться в том, что любые попытки установить государственные границы по сугубо национальному принципу обернутся непредсказуемыми кровавыми последствиями.

На всем необъятном евразийском пространстве бывшего СССР имело место поистине вавилонское смешение народов. Из них 65 млн. человек проживают вне пределов своих национальных образований или своей исторической родины. Плюс к этому что-то около 12,5 млн. смешанных семей. Что касается собственно России, то здесь в настоящее время численность нерусских народов составляет около 27 млн. человек, или 18,5% от всей численности ее населения. По этому показателю Россия не столь резко отличается от Франции, Великобритании, Испании, которые, как правило, не причисляются к многонациональным государствам. Причем из этих 27 млн. 4,3 млн. составляют украинцы, 1,2 млн. - белорусы, 636 тыс. - казахи, 532 тыс. - армяне и т.д. При этом многие миллионы представителей коренных этнонациональных групп проживают на территории России, но вне пределов своих национальных республик. Например, более 2/3 татар (а по некоторым данным, даже больше) живут вне Татарстана, в том числе 300 тыс. в Москве, 2/3 мордвы обосновались вне Мордовии. В Башкортостане по численности башкиры занимают третье после русских и татар место. В некоторых автономных образованиях титульные этносы составляют Y3 всего населения или даже меньше. В общей сложности численность титульных народов во всех российских республиках вместе взятых составляет всего 10 млн., или 7% от общей численности населения России. При этом нельзя упускать из виду и то, что в республиках проживает около 26 млн. человек, в том числе 12 млн. русских.

При таком положении очевидно, что лишены всяких разумных оснований любые попытки строить государство вокруг одной национальности, замкнуть государственность на этноцентризме. Постепенно оправдываются прогнозы тех западных исследователей, которые пришли к выводу, что понятие "государство-нация" уступает место понятию "государство-сообщество".

Таким государством-сообществом народов является и Российская Федерация. Здесь представлен весь спектр известных к настоящему времени уровней экономического развития - от сугубо аграрного до близкого к постиндустриальному. Основная часть регионов и территорий располагается, обнаруживая разнообразие климатических, ресурсных, человеческих и иных факторов, между этими двумя полюсами. Естественно, что приверженность и податливость экономической, социальной и политической модернизации, реформам, переустройству жизни не могут быть одинаковыми на всем евразийском российском пространстве. Но унитаризм как в менталитете многих руководителей, так и в политике официальных структур изживается весьма медленно, трудно и болезненно. Так, за 1992 г. доля расходов федерального бюджета страны составила более 60%, а с корректировкой на изменение методологии расчетов - около 75% от общих бюджетных расходов. Подлинный федерализм, естественно, не приемлет такой аномалии.

С учетом всего сказанного, разрабатывая модель национально-государственного устройства Российской Федерации и корректируя эту модель в процессе ее реализации, необходимо постоянно иметь в виду, что любой политической системе присущи не только конфликты интересов, но и конфликты основополагающих ценностей. Эти последние коренятся не только в социально-экономической и политической сферах, они лежат глубже политики и экономики, составляя основу последних. Поэтому очевидно, что в российских реалиях речь может идти не только об экономическом и политическом плюрализме, но и плюрализме социокультурном, конфессиональном, ценностном. В свете этого суть современной демократии, особенно в условиях России, неотъемлема от обеспечения разным культурным традициям доступа к центрам власти и учета многообразия культур. Осознав это, необходимо признать реальность пространственного плюрализма и многоукладности жизни, преодолеть страх призрака сепаратизма там, где речь идет о стремлении к утверждению действительно федеративных принципов. С этой точки зрения важно учесть, что одна из важнейших сущностных характеристик демократии состоит в том, что она признает не только равенство стартовых возможностей, но и равенство способов жизнедеятельности. Поэтому, как отмечал М.Я. Гефтер, необходимо "признать за территориями, пространствами, населенными людьми, право представительства разных не просто способов производства, а больше и глубже - способов человеческой жизнедеятельности, которую ни в коем случае нельзя силой или ненасильственно сводить к единому основанию. В этом залог сохранения и развития демократии в рамках евразийского человеческого пространства". При таком подходе особую актуальность приобретают отношения между различными общинами, городами, регионами, национально-государственными образованиями и федеральным государством, с одной стороны, гражданским обществом, экономикой и государственными властями на всех уровнях - с другой.

В настоящее время в принципе первый шаг к отказу от унитаризма и переходу к подлинному федерализму подписанием федеративного договора уже сделан, дело лишь за тем, чтобы обеспечить его реализацию. Главное достоинство договора, на мой взгляд, состоит в том, что в нем намечена установка на отказ от гибридного характера Российской Федерации, в которой уживались одновременно федеративные и унитарные принципы государственного устройства. Так, по новому федеративному договору, наряду с республиками в составе России и автономными образованиями статус субъектов федерации получили также края, области, Москва и Санкт-Петербург.

Перспективы введения рынка и его эффективного функционирования обеспечиваются определенной системой ценностей, формирующейся в контексте соответствующих этнонациональных и культурно-исторических, социокультурных и политико-культурных условий и традиций. Поэтому очевидно, что в России с ее национальным, религиозным, культурным и т.д. плюрализмом и, соответственно, плюрализмом ценностей рыночные отношения могут сложиться с различными экономическими, социальными и научно-техническими результатами.

Разумеется, велик соблазн дистанцироваться от России, ассоциирующейся с имперским прошлым, но все же есть некие закономерности и реальности, которые сильнее субъективных желаний и своеволия политиков. Эти реальности таковы, что именно России суждено играть первостепенную геополитическую роль в достижении и обеспечении стабильности во всех регионах бывшего Советского Союза. Есть все основания для вывода о том, что по завершении периода преобладания центробежных тенденций новые государства будут вынуждены искать не то, что их разъединяет, а, наоборот, то, что их соединяет. Уже сейчас в возрастающей степени во многих бывших союзных республиках начинают сознавать, что в отдельности они не способны выйти из кризиса и встать на рельсы демократического переустройства. Соображения экономических интересов и выгод все настойчивее сказываются. Осознанием этих реальностей во многом определяется и наблюдающаяся в последние месяцы 1993 г. тенденция к возрождению интереса у большинства новых государств ближнего зарубежья к СНГ. Это не в последнюю очередь объясняется тем фактом, что Россия за прошедший со времени развала СССР период при всех возможных оговорках продемонстрировала свою способность быть стабилизирующим фактором как в собственных границах, так и в ближнем зарубежье.

Это в еще большей мере верно в отношении собственно российских национальных республик, а также краев, областей и регионов. Рано или поздно на всем российском евразийском пространстве неизбежно сработают обыкновенный здравый смысл и инстинкт самосохранения человека и общества. Дезинтеграционные центробежные тенденции имеют свой предел, более или менее ограниченный объективными условиями и возможностями. Достигнув его, развитие непременно пойдет к центростремительным, интеграционным процессам.

ВОПРОСЫ К ГЛАВЕ

1. Назовите основные причины распада СССР.

2. Грозят ли России вслед за СССР неминуемый распад и балканизация?

3. Какие вы можете назвать факторы, способствующие сохранению единства России? И, наоборот, факторы, стимулирующие сепаратизм и распад единого государства?'

4. Может ли национализм, панславизм или какой-либо иной "изм" служить в качестве идеологической платформы сепаратистских государствен-й?

5. Какие проблемы приходится решать России в процессе перехода от тоталитаризма к демократии?

6. Был ли СССР действительно федеративным государством?

7. На ваш взгляд, по какому пути пойдет становление новой российской государственности: унитарному, федеративному или конфедеративному?

ЛИТЕРАТУРА

Бюрократия, авторитаризм и будущее демократии в России (материалы "круглого стола")//Вопросы философии. - 1993. - № 2;

Гаджиев К.С. Геополитические перспективы Кавказа в политической стратегии России//Мировая экономика и международные отношения. - 1993. -№2;

Ильин В.В., Ильина Т.А. Россия: опыт национально-государственной идеологии//Вестник МГУ. - Серия 12. - Социально-политические исследования. - 1993. -№1;

Коваленко В.И., Мощелков Е.Н. Российская государственность: идеология и самосознание народа//Вестник МГУ. - Серия 12. - Социально-политические исследования. -1993. - № 2;

Национальное государство: теория, история, политическая практика (круглый стол)//Политические исследования. -1992. - № 5-6;

Рормозер Г. К вопросу о будущем России//Вопросы философии. - 1993. -№4;

Соловьев B.C. Соч. в 2-х томах. - Т. 1. -М., 1989.