Симптомыотравлениявысокими технологиями

Проведя полноценное исследование, взяв множество интервью у руководителей бизнеса и ведущих деятелей искусств, у академиков и богословов, и после тщательного изучения нашей собственной жизни, мы открыли несколько симптомов, позволяющих поставить неутешительный диагноз нашему образу жизни. Эти симптомы указывают на то, что наше общество превратилось в Зону, Отравленную Технологией, в общество, жизнь которого определяется сложными и зачастую парадоксальными отношениями между технологией и нашим стремлением к смыслу.

Мы выявили следующие симптомы Отравленной Технологией Зоны:

1. Мы предпочитаем быстрые решения во всех областях – от религии до здорового питания. [10]

2. Мы испытываем страх перед технологией и преклоняемся перед ней.

3. Мы перестали различать реальность и фантазию.

4. Мы принимаем насилие как норму жизни.

5. Мы любим технологию, как дети любят игрушки.

6. Наша жизнь стала отстраненной и рассеянной.

Зная эти симптомы и их проявления, мы можем лучше понять ту роль, которую технология играет или может играть в нашей жизни. Нам очень хочется, чтобы читатель нашел проявления этих симптомов не только в четырех главах нашей книги, но и во всей культуре нашего общества.

Симптом первый: мы предпочитаем быстрые решения во всех областях – от религии до здорового питания

Ощущая нарастающую пустоту бытия, мы наугад ищем любой предмет, способный ее заполнить, и по недоразумению называем этот предмет смыслом.

Некоторые американцы вступают в литературные и книжные клубы, в поэтические группы и в секции боевых искусств или выбирают себе более тихие занятия – наблюдение за поведением птиц, садоводство или фэн-шуй. Но подавляющее большинство людей в этой стране ищут смысл жизни в религии. Сегодня больше американцев исповедуют христианство, иудаизм, буддизм или ислам (70 процентов в наши дни в сравнении с 17 процентами в 1776 году), чем когда-либо за всю историю Соединенных Штатов.

Американцы изо всех сил стремятся вобрать в себя надежность и святость религиозности и духовности. Ар [11] хиепископ Рэндольф В. Слай, представляющий Харизматическую Епископальную Церковь, полагает, что «мы живем в эпоху, когда люди не просто возвращаются к истокам древних верований, но все больше и больше склоняются к мистицизму. Люди стремятся найти нечто более высокое, глубокое и великое. Они хотят отыскать нечто, что связало бы их с чем-то более высоким, чем они сами».

Америка в наши дни переживает настоящее религиозное возрождение. Мы ищем и находим религиозный контекст буквально во всех областях нашей жизни, во всех ее проявлениях – в кино и на телевидении, на работе, в больницах, в книгах, в рекламе, в студенческих городках и в больших церквях. «Мы повсеместно видим все более явные признаки проникновения религии в общественную жизнь, – говорит известный профессор сравнительного религиоведения из Чикагского университета. – Во всем спектре общественной жизни люди все более свободно выражают свои религиозные взгляды».

Религиозные эксперименты и поиски стали весьма популярны в Америке. Ежегодно возникает более тысячи церквей, не относящих себя к какому-либо традиционному вероисповеданию, и за последнее десятилетие более миллиона коренных американцев перешли в буддизм. Число религиозных конфессий в Америке удвоилось за последние тридцать пять лет с 800 до 1600.

Однако, несмотря на подобное богоискательство, мы все же испытываем духовную пустоту. Значит, что-то не совсем ладно.

Объем продаж религиозных книг подскочил на головокружительную высоту (150 процентов за период с 1991 по 1997 год в сравнении с 35 процентами в других отраслях книгоиздания), опередив книги иного содержания. Даже светские «книжки для души» и простые руководства по обретению обыденного счастья («Не усердствуйте [12] в малом, или Куриный бульон» (самая успешная книжная серия за всю историю издательского дела – более тридцати миллионов экземпляров) и «Простое изобилие», тиражи которых бьют национальные рекорды) пользуются бешеным спросом на читательском рынке, словно это легкое чтиво способно утолить духовный голод.

В Отравленной Зоне такие духовные «добавки» стали предметом большого и многомиллионного бизнеса. Являясь эквивалентом кофеиновых напитков, они приняли форму книг, журнала «Нью эйдж», расслабляющих аудиозаписей, записей колокольных звонов, свечей, кристаллов, благовонных курений, эфирных масел, религиозных шоу в прайм-тайм, астрологии, нумерологии, ароматерапии, воды горных источников, магнитотерапии и медитации. Эти детоксицирующие добавки обещают сделать нас более уравновешенными, помолодевшими, расслабленными, спокойными, общительными, состоявшимися и рассудительными, обеспечив при этом вдохновением, счастьем, гармонией, ясновидением, жизненной силой, ясностью ума, самопознанием, глубиной духа, просветленностью, невидимой энергией и душевным равновесием.

По иронии судьбы именно технология обещает освободить нас от яда – с помощью самых разнообразных приспособлений: от массажных кресел до законсервированных на магнитной ленте звуков живой природы – и спокойно продолжает отравлять нас. Реклама перегружена обещаниями технологии, которая сулит упростить сложную жизнь, снять стресс и успокоить нервы.

По мере того как нарушалась преемственность поколений и ослаблялись внутрисемейные связи, традиционные носители ценностей и практической мудрости – большие семьи, церковь и община – все больше уступали место поп-культуре. В поисках ответов на фундаментальные вопросы мы в массе своей обращаемся к информационным технологиям, телевидению, видеозаписям, глянцевым журналам и дешевым книжкам, в которых нам [13] расскажут, «как выбрать спутника жизни», «выразить сердечное участие», «стать счастливым за восемь минут» и «избавиться от вредного окружения».

Вместо долгих разговоров и такого же долгого обучения мы ищем теперь быстрых решений всего, что обрушивает на нас жизнь, – не важно, насколько велики эти проблемы. На помощь приходит поп-культура в форме поэтапных – шаг за шагом – программ, книжек самопомощи и газетных колонок, названия которых говорят сами за себя: «Девять важнейших заповедей питания», «Двадцать три быстрых способа сжигания жира», «Семь секретов бурного секса», «Четыре способа сохранить брак», «Восемь признаков того, что все кончено», «Тридцать пять симптомов, которые вы можете мгновенно исцелить», «Проверка здоровья за две минуты», «Одиннадцать генетических ключей к духовному пробуждению», «Пять шагов к познанию воли Божьей», «Семь привычек самых успешных семей», «Семь духовных законов успеха», «Семь путей к Богу», «Семь стадий развития силы и здоровья», «Семь ступеней к овладению Библией» (почему-то самое популярное число – семь).

То, что начиналось в виде рекламных слоганов – «Раз в день» и «Двенадцать способов укрепления костей», – стало образчиками культурологических решений. Телевидение вещает на нас неудержимым потоком, служа суррогатным слугой, строгим отцом и любящей матерью. В 1996 году было 257 религиозных каналов вместо 9 в 1974; второе место по популярности и по быстроте роста вещательного времени удерживают кабельные каналы «Сети питания», чья аудитория в 1997 году достигла 53% зрителей. Другими словами, этот канал смотрят около 27 миллионов семей. Самый быстрый рост аудитории отмечен для канала «Дом и сад». Число его подписчиков в Соединенных Штатах перевалило за 40 миллионов человек.

Мы превратились в общество розничных покупателей, которым подают на блюдечке с голубой каемочкой [14] все – от религии до еды. Начиная с шестидесятых годов мы разрушили вековые традиции, а возникший дефицит стараемся заполнить добавками, которые считаем корректорами и противоядиями.

За прошедшие десятилетия врачи стали решать все проблемы с помощью быстродействующих лекарств, и пациенты в наши дни ожидают от таблеток мгновенного облегчения. В 1996 году американцы потратили непропорционально большую сумму на выписанные врачами лекарства – 85 миллиардов долларов при мировом объеме продаж таких лекарств 180 миллиардов долларов, не говоря о дополнительных 20 миллиардах, которые были израсходованы гражданами на приобретение лекарств, продающихся без рецепта врача. К 1997 году один из восьми американцев регулярно или эпизодически принимал прозак. Виагра в первый же год своего появления на фармацевтическом рынке побила все рекорды продаж, подобравшись к рубежу 1 миллиард долларов.

Пищевые добавки поступают на рынок в виде микстур, таблеток, капель и порошков, обещая сделать нас умнее, красивее, здоровее, сексуальнее и стройнее. Реклама утверждает, что, принимая добавки, мы будем меньше подвержены стрессу и токсическим веществам, мы помолодеем и ощутим небывалый прилив энергии. Есть даже добавки для добавок. Реклама возвестила о появлении «Абсорб-эйда», который, как нам говорят, усиливает всасывание всех других пищевых добавок. В подсознательной попытке бежать из Отравленной Зоны американцы потребляют пищевых добавок на 10 миллиардов долларов в год. Еще 700 миллионов долларов американцы тратят на комбинированные витамины, и это при том, что средний гражданин нашей страны потребляет в день меньше одного яблока. Двадцать пять процентов всех потребляемых нами овощей приходится на жареный картофель. Косметическая хирургия – еще одна форма быстрого решения проблем. В 1997 году в Америке было выполне [15] но 2 000 000 косметических операций. Здесь лидируют Калифорния, Техас и Нью-Йорк. Нация принимает стандарты косметической хирургии, и об этом говорят неумолимые цифры. Количество операций подтяжки лица возросло в 1997 году на 52 процента по сравнению с 1992 годом. Двадцать пять процентов косметических операций выполняется людям в возрасте между двадцатью и тридцатью пятью годами. Количество имплантаций силиконовых протезов молочных желез составило в 1997 году 375 процентов по сравнению с 1992 годом. Число липосакций возросло за тот же период на 215 процентов. Лазерная хирургия, исправление формы ягодиц, имплантация половых губ и увеличение размеров полового члена – все это стало рутинными хирургическими вмешательствами.

Пластырная культура быстрых решений в конечном счете на поверку оказалась пустой. Мы чувствуем, что все идет не так, как надо, но не понимаем почему и продолжаем хвататься за костыли, которые нам охотно подсовывают. Очень легко соблазниться обещаниями технологии в стране, отравленной ею.

Симптом второй: мы испытываем страх перед технологией и преклоняемся перед ней

Спасет технология человечество или уничтожит его? Этот страстный спор регулярно всплывает на поверхность общественной жизни, пожалуй, с тех самых пор, когда были осуждены на казнь луддиты, ломавшие ткацкие станки в начале промышленной революции. Этот резкий спор привел к абсурдной поляризации мнений, однако столь крайние взгляды на технологию либо как на спасительницу, либо как на разрушительницу, говорят лишь о слепой вере и страхе, которые мы проецируем на технологию, подвергая ее тем самым культурному обожествлению. [16]

Десять веков назад, приблизившись к концу первого тысячелетия новой эры, люди боялись гнева Божьего, который должен был принести Земле неминуемую смерть и уничтожение. С наступлением следующего тысячелетия этот страх был направлен в иное русло. Теперь начали бояться технологического Армагеддона, придумав для него особое название – Y2K. Как Божьего гнева, многие боятся вышедшей из-под контроля компьютерной технологии, которая грозит обрушить на человечество неисчислимые бедствия. Падающие с неба самолеты, по ошибке взлетающие с площадок боевые ракеты, крах мировой экономики, масштабные техногенные катастрофы. Некоторые люди дошли в своем страхе так далеко, что начали строить индивидуальные бомбоубежища и автономные дома для выживания, словно технология сама по себе представляет неконтролируемую силу, способную выпустить из бутылки джинна и стать причиной опустошительных разрушений.

Другие, напротив, считают технологию панацеей от всех социальных зол. Все свои надежды на лучшее будущее эти люди возлагают на технологические решения. Интернет в каждом школьном классе улучшит, по их мнению, качество образования, генная инженерия в приложении к человеку позволит искоренить болезни, новые биотехнологии позволят накормить голодающее человечество.

В настоящее время одним из наиболее ярых сторонников обожествления технологии является Николас Не-гропонте, основатель и руководитель лаборатории средств массовой коммуникации в Массачусетском технологическом институте (МТИ). Мало найдется людей, обладающих такой непоколебимой верой в технологию, как он и его сын Димитрий. Отец и сын объявили, что их миссией является обеспечение лэптопом с выходом в интернет каждого из миллиарда детей на нашей планете, для чего был учрежден фонд под названием 2В1 (То Be One, Быть Пер [17] вым). Они считают, что универсализация интернета равносильна установлению всеобщего мира во всем мире, обеспечению светлого будущего человечества, здоровья планеты и сохранению мировой экономики. (Первым значительным вкладчиком упомянутого фонда стала производящая компьютерные игры компания «Cera».)

Еще одним выдающимся технофилом является Эстер Дайсон, владелица «Adventure Holding, Inc», издающая газету «Release 1.0». Дайсон рекламирует интернет как наш общий будущий дом и предвидит грядущее, в котором учащиеся прилежны и старательны, работодатели справедливы, потребители хорошо информированы, а граждане пользуются неограниченной свободой слова. Открыватель двойной спирали Джеймс Уотсон безоговорочно верит в новые приложения генетической науки. Он не видит никакой нужды колебаться перед использованием методов генной инженерии для изменения эволюции человека и полагает, что глупо вообще обсуждать гуманистические аспекты этой проблемы. Руководитель одного из гигантов нарождающейся биотехнологической индустрии Боб Шапиро заявляет, что генная инженерия сельскохозяйственных культур, которую проводит его предприятие, спасет человечество от голодной смерти.

На другом конце спектра находятся педагоги и психологи, такие, как, например, Джейн Хили, которая предупреждает, что повсеместное увлечение компьютерами способно негативно отразиться на физиологии детского мозга и вызвать пандемию болезни дефицита внимания (attention deficit disorder, ADD) и депрессии у детей. Хили допускает, что использование компьютера маленькими детьми может послужить для «тренировки мозга», но вся беда в том, что производители программных продуктов меньше всего озабочены такой тренировкой и выпускают программы совсем иного рода. Компьютерные игры, утверждает Хили, препятствуют любому виду рефлективного, ориентированного на будущее мышления и развитию [18] внутренней речи. Она считает, что мы рискуем получить целое поколение импульсивных, реагирующих только на непосредственные стимулы и неспособных рассуждать людей, у которых в зрелом возрасте возникнут трудности с общественной нравственностью и общепринятой моралью.

Один из самых яростных критиков технологии, Джереми Рифкин, который неустанно призывает человечество не выпускать из бутылки биотехнологического джина, побудил 200 богословов противопоставить всю силу их авторитета патентованию изобретений в области генной инженерии. Однако самые радикальные предостережения от зол технологии звучат из уст таких одержимых одиночек, как Тед Качинский. Качинский, опубликовавший целый трактат объемом тридцать пять тысяч слов, посвященный бесчеловечной и дегуманизирующей сущности технологий и машин, утверждал, между прочим, что современная технология превращает в рутину древнюю потребность человека в пище, воде и крыше над головой.

Некоторые люди в поисках решения проблем обращаются к технологии чисто автоматически. Другие же вовсе не обращаются к ней. Некоторые провели воображаемую разграничительную линию и не прибегают к услугам только новых технологий. Последователи секты «Эмиш» провели такую линию около 1900 года. Неолуддиты сделали это в конце Второй мировой войны. Католическая церковь выступила против контрацептивных средств и абортов в шестидесятые годы и с тех пор не уступает своих позиций. Но мы, в большинстве своем, ежедневно соприкасаемся с технологией и при этом бросаемся из одной крайности в другую. В одни моменты мы боимся ее, в другие – она вдохновляет нас своей мощью. Сегодня мы неохотно принимаем ее, опасаясь, что отстанем от конкурентов или сотрудников, а завтра мы охотно и с восторгом бросимся в ее объятия, надеясь, что она сделает лучше нашу жизнь и наш труд, но когда этого не [19] случается, мы чувствуем раздражение и подавленность. Для большинства из нас технология отнюдь не нейтральна. Именно она формирует наш выбор, направляет наши действия и поступки. Мы давно вступили в никем не исследованную область отношений с технологией, и эти отношения представляют собой смесь страха и преклонения.

Симптом третий: мы перестали различать

реальность и фантазию

В нашем мире, где технология в беспрецедентных и невиданных ранее масштабах трансформирует реальность, ни у кого не вызывает удивления, что мы постоянно задаем себе и другим вопросы такого рода: «Это реально?», «Это выдумка?» Аутентичен этот товар или это искусная подделка? Настоящий это материал или это имитация? Оригинал или копия? Во времена, когда технология может неограниченно создавать суррогаты, эрзац, виртуальную реальность, киберов, мы все чаще начинаем путать реальность и подделку под нее.

Настоящая ли у нее грудь? Свои ли у него волосы? Правда ли, что снимки, якобы переданные «Пасфинде-ром» с Марса, сделаны на самом деле в Аризоне? Не подделка ли его «Ролекс»? Настоящий ли это Армани? На самом ли деле существует «Селебрейшн»? Драки с Джерри Спрингером – сценическая постановка, или она действительно его ударила? Если вы покоряете вершину Эвереста с кислородным прибором, то сделали ли вы это честно, или вам помогла технология? Если бегун на гибких протезах стоп пробегает сто ярдов быстрее всех в мире, то можно ли считать это мировым рекордом? Или мы будем считать, что технология помогла этому человеку, сделав из него бионического кибера? Такого рода рассуждения, споры и слухи кажутся бесчисленными – настолько сильна наша тяга к осмыслению мира, в котором нам выпало жить. [20]

Нигде в мире эта путаница не проявляется с такой разрушительной силой, как в отношениях Америки с «экранами», которые буквально пронизали насквозь всю нашу жизнь: киноэкраны, телевизионные экраны, компьютерные экраны, игровые экраны. Экраны персональных электронных органайзеров, экраны пейджинговой связи, экраны мобильных телефонов, скринирующие экраны. Дисплеи микроволновых печей и больничных мониторов. Экраны и дисплеи всюду – во всех устройствах и в любом окружении. Они направляют, информируют и развлекают нас. Мало того, вездесущие экраны формируют нас, хотя мы сами едва ли сознательно отдаем себе в этом отчет. Экраны, которые развлекают нас – телевизионные, кинематографические, сетевые, игровые, – являются (как утверждают их производители) виртуальными, и мы не воспринимаем их всерьез. Якобы мы легко отделываемся от вопиющего содержания изображений. Мы верим, что все, что проецируется на экраны, – не более чем фантазия, род идеализированной истории, столь же далекой от действительности, как семейные сериалы пятидесятых годов. Но последствия воздействия экранов вполне реальны.

Развлечение номер один в Америке – это средства массовой информации, и главное содержание развлекательного жанра – насилие. Но мы не воспринимаем это насилие всерьез. Призрак насилия на наших экранах проникает в нашу память, наши сны, наши разговоры, но мы продолжаем настаивать, что это доброкачественное, почти воспитательное насилие. Шутя, мы мысленно ускользаем от насилия на экране как от нереального. Это всего лишь мультфильм... электронная игра... кино... или новости. Отрицая реальность экранного изображения, мы регулярно позволяем себе и нашим детям бездумно поглощать леденящее душу насилие, а потом испытываем потрясение и изумление, когда какой-нибудь ребенок открывает огонь по своим одноклассникам. [21]

Идея о том, что экраны и показанное на них содержание суть реальность, выглядит довольно радикальной. Но не будем забывать, что отношение к экранам и их содержимому, как к фантазии, виртуальной реальности, как к чему-то вполне безобидному, приводит к разрушительным последствиям. У экрана плоская поверхность, но изображение на нем кажется нам трехмерным, и техническое средство показа убеждает нас в истинности происходящего даже в том случае, если у фильма не слишком убедительный сценарий. Светящиеся голубоватым светом ящики, плоский экран кинотеатра, головокружительные электронные игры засасывают нас, а потом выплевывают более счастливыми, более грустными, более влюбленными, более уставшими, чем мы были вначале, усаживаясь за экран. И после этого мы баюкаем друг друга рассуждениями о том, что увлечение экранами не имеет вредных последствий, ведь это всего лишь развлечение.

Людям, которые стали свидетелями «реального» акта насилия, бывает очень трудно стереть из памяти страшную картину. Большинство родителей оградили бы своего ребенка от зрелища «реального» жестокого преступления. Действительно, немыслимо пригласить ребенка уютно свернуться калачиком на диване и посмотреть «реальную» смерть. Но тем не менее мы регулярно проделываем это с рейтинговыми сериалами – такими, как «Секретные материалы», «Отдел полиции Нью-Йорка», «Скорая помощь», «Копы», и с такими блокбастерами, как «Армагеддон», «Спасение рядового Райана», «Люди в черном» и «Матрица». Можно упомянуть и огромные объемы продаж таких электронных игр, как «Землетрясение», «Рок», «Золотой глаз» и «Осквернители могил».

Экранные образы могут искалечить человеческую память так же глубоко, как «реальная» психическая травма. Подлая женщина бешено гонит велосипед по грязи, на багажнике лежит Тото, который внезапно превращается [22] в страшную ведьму Запада; Марион, женщина в душе из фильма «Психо»; Майк и Ник из «Охотника за оленями», ожидающие очереди сыграть в русскую рулетку; погружающийся в темную бездну океана обнаженный ныряльщик, на которого нападает акула в «Челюстях». У каждого из нас живы в памяти эти незабываемые обжигающие образы, и это только некоторые из них, от которых мы с радостью бы избавились.

Даже сюжетные линии сценариев становятся все более и более реальными, теряя свою кинематографическую условность.

Телевидение и кинематограф навсегда изменились, когда рядовому обывателю стала доступна видеокамера (раньше всех здесь преуспел Родни Кинг и LAPD), возбуждая теперь наш вуайеристский аппетит к жизненной драме. За Родни последовали America's Funniest Home Videos, Geraldo, «белый Бронко», «реальное ТВ», «Дорожные правила», «Президент и интерн», «ДженниКам», процесс смены пола в реальном времени, интернет, хирургия головного мозга и процесс деторождения вместе с натуралистическим показом жизни обыкновенных людей, которые согласились выставить себя на всеобщее обозрение потребляющей публики. Наши экраны в последнее время стали очень реальными.

Что можно считать имитацией и муляжом в нашу эру почти совершенных спецэффектов? Гребете ли вы в лодке, если при этом никуда не плывете? Шагаете ли вы по лестнице, если при этом не поднимаетесь ни на сантиметр? Действительно ли вы находитесь в Нью-Йорке, или вы гость Лас-Вегаса, гостиницы «Нью-Йорк»? Или вы в Венеции, так как плывете в гондоле по Белладжо? Так ли хорош отпуск, проведенный в животном царстве Диснейленда, как поездка на настоящее сафари? Или в Диснейленде лучше, чем на сафари? Действительно ли Киану Ривз и Лоуренс Фишберн столь виртуозно владеют кун-фу, или создатели фильма «Матрица» наняли великого программиста? [23]

В наше время, когда стало практически невозможно отличить истину от подделки и правду от вымысла, многие фирмы оказались заложниками подлинности. В коммерческом плане подлинность очень выгодна. Компании не выживут, если будут продолжать черпать свои идеи на среднем рынке, то есть среди дизайнеров; отсюда появилась новая профессия – «тихие охотники» (cool hunters). Они выходят на улицы и ищут вдохновения ближе к его источникам – художникам, бродягам, исполнителям «рэпа», городским подросткам или представителям других культур. В мире, где информация распространяется мгновенно, а люди перемещаются почти с такой же скоростью, возник самый подходящий климат для всякого рода имитаций, подделок, копий и муляжей. Настоящая аутентичность отслеживается «тихими охотниками», очищается, приводится в надлежащий вид и в массовом порядке выбрасывается на рынок. После этого не приходится удивляться тому, что мы спрашиваем себя: что такое истинное?

Наша одержимость настоящим и реальным прокладывает себе путь, не зная преград. Мы стремимся читать мемуары, биографии, документы и смотреть ток-шоу не только потому, что обожаем сплетни. Во времена, когда технология заслоняет собой реальность, одновременно преувеличивая ее, мы находим успокоение и утешение в достоверности и истинности.

Симптом четвертый: мы принимаем насилие

как норму жизни

«Маленькие солдатики», фильм, созданный в 1998 году, является типичным образчиком выброшенного на рынок насилия, упакованного под видом «экшн» и получившего рейтинг PG-13 (parental guidance, не рекомендуется смотреть детям до 13 лет).

В фильме, снятом на студии «DreamWorks», показано, как высокотехнологичный промышленный конгломе [24] рат «Глоботех», производящий военное снаряжение, покупает фирму «Хартленд», производителя старомодных игрушек, «для того, чтобы внедрить передовые военные технологии в продукт потребления для всей семьи». Откровенно и грубовато суровый директор «Глоботеха» доходчиво объясняет своим непонятливым конструкторам основы концепции борьбы добра и зла применительно к игрушкам. «Что нужно солдатам?» – грозно вопрошает он, имея в виду тридцатисантиметровые модели солдат, выстроившиеся на столе конференц-зала. «Враги, сэр», – отвечает помощник директора. «Наши парни должны превратить их в пар», – рявкает шеф, указывая на модели монстров-мутантов. Один из конструкторов игрушек робко интересуется: «Вы не считаете, что это похоже на насилие?» Шеф невозмутимо отвечает: «Именно так, поэтому не будем называть это насилием. Назовите это действием. Дети любят действие. Оно успешно продается». Подобно деятелям Голливуда шеф не желает говорить «дети любят насилие», предпочитая столь характерное для этой отрасли кодовое слово «действие».

Воплощая собой сплав последних достижений в области военных технологий и производства игрушек, агрессивная команда элитных солдат и их враги – мирные монстры – способны ходить, говорить, думать и обучаться. Сообразительные солдатики быстро придумывают, как превратить в оружие предметы домашнего обихода. Мусорное ведро превращается в камеру пыток. Аптечка – в склад «боевых отравляющих веществ». В перспективе солдатики собираются использовать гараж не для хранения запасов и не как столярную мастерскую, а как арсенал. Солдатики обращают свой суровый и нежный взгляд на принадлежащую маленькой девочке коллекцию кукол Барби и решают использовать их в качестве сексуальной забавы, тем более что куколкам можно придать любую позу. Правда, позже было решено использовать кукол как особое вспомогательное подразделение одетых в камуф [25] ляжные бикини свирепых, склонных к насилию извращенок, похожих своими пропорциями на героиню электронных игр деву-воительницу Лору Крофт.

Сотни решительных «игрушечных» солдатиков с такими символическими именами, как Буч (мясник) Мит-хок, Ник Нитро или Кип Киллаган (убей еще раз), ведут безжалостную войну против своих игрушечных врагов (запрограммированных на то, чтобы прятаться) и девяти человеческих существ. Девиз электронной «Элитной команды» – «Никакой пощады!» Беспечные взрослые оказываются совершенно не приспособленными к жестокой борьбе за выживание, зато подростки весело калечат, убивают и ломают солдатиков после того, как последние обрушиваются на детей со своими ружьями, огнеметами, бомбами и игрушечными вертолетами (которые заходят на цели под музыку «Полета Валькирий», как в фильме «Апокалипсис наших дней»).

Сцены «Маленьких солдатиков» заполнены отнюдь не «действием», они полны насилия. Насилие преподносится также в виде товаров и предметов, используемых в кино и на телевидении, и оно поражает прежде всего детей, вне зависимости от того, для какой аудитории предназначено. Образы, почерпнутые в электронных играх, фильмах и телевизионных шоу, также часто поражают детей, хотя изначально они, возможно, и были предназначены для взрослых. Компания «Хасбро», специализирующаяся на производстве игрушек, одновременно с фильмом выпустила в продажу двенадцать игрушек на темы фильма. «Сони Плейстейшн» выпустила видеоигру «Маленькие солдатики», а «Бургер Кинг» выпустила набор миниатюрных персонажей фильма – «Элитную команду» и горгонитов.

Моральный аспект свободной продажи изделий «Бургер Кинг» во всей своей зловещей красе проявился в Спрингфилде, штат Орегон. Имя одного из маленьких солдатиков – Кип Киллаган («убей еще раз», «kill-again») – до странности напоминает имя пятнадцатилетнего мальчика, который [26] за два месяца до выхода фильма, 10 июля 1998 года, убил своих родителей, двоих одноклассников и ранил двадцать четыре. «Спрингфилд Бургер Кинг» выбросила на рынок боевую куклу под именем Кипа Киллагана для того, чтобы он служил печальным напоминанием покупателям, а также потому, что, подобно злосчастному школьнику, его игрушечный двойник тоже был бездумно стреляющим убийцей. Хотя расстрел в Спрингфилде стал трагедией национального масштаба, «Бургер Кинг» и «Toys «R» Us» продолжали продавать свою коллекцию по всей стране, и их изделия вошли в первую десятку самых продаваемых игрушек в Соединенных Штатах.

Через две недели после выхода на экраны «Маленьких солдатиков» «Дрим Уоркс» выпустила еще один фильм – «Спасение рядового Райана», который возвестил зрителям, что война – это ад. Стивен Спилберг отказался продать кому бы то ни было права на производство игрушек, изображающих героев этого серьезного фильма. Тем не менее его же компания продолжала выпускать для детей миллионы копий игрушек, символизирующих героев «Маленьких солдатиков», фильма, провозгласившего, что война – это забава.

Трагедии, подобные спрингфилдскому или литтл-тонскому расстрелам, высвечивают то, что стало привычным насилием, которое регулярно скармливают американцам. Рок-концерты, Конвенты национальной стрелковой ассоциации и соответствующие телевизионные шоу можно тщетно временно отменять, переносить на непрестижное время, но насилие проникает повсюду, пролезая во все щели.

Симптом пятый: мы любим технологию

как игрушку

В игру вступает финансовое изобилие. Недавно американцы назвали своим главным приоритетом стремление «получить удовольствие». Следующими пунктами в этом списке значатся похудение и лучшая организация времени. [27]

В сегодняшней Америке досуг все больше скатывается в сторону отвлекающих развлечений – в нечто, заполняющее время, – например, многочисленные фильмы. Но попытка расслабиться или отдохнуть в Америке – это все равно что попытка заснуть в магазине видеокассет. В обществе, где доминирует потребительская технология, досуг становится нетребовательным и воспринимается пассивно. Мы занимаемся электронными развлечениями, словно не можем сделать ничего более стоящего со своим временем. Живя в Зоне, Отравленной Технологией, мы воображаем, что телевидение – это и есть расслабление.

Мы хотим иметь, мы страстно желаем заполучить, нам до зарезу нужен этот превосходнейший горный велосипед или сотовый телефон «Нокиа» со съемными панелями, которые можно подобрать к цвету нашей одежды. Мы не можем обойтись без прозрачного мандарина iMac (марка компьютеров). Потребность ежедневно получать рождественские подарки в обществе, погрязшем в высокотехнологичных игрушках, ввергает нас в бесконечный цикл непрерывных улучшений и усовершенствований. Технологические безделушки, столь сильно занимающие детское воображение, накатывают на общество волна за волной, месяц за месяцем и искушают нас, взрослых людей. Большинство технологичных игрушек забавляет нас весьма непродолжительное время. Всегда появляется что-то лучшее и по более низкой цене.

Николас Негропонте, руководитель лаборатории средств массовой информации Массачусетского технологического института (МТИ) весьма доходчиво и сжато описывает сходство промышленности, производящей игрушки, с электронной промышленностью. «Каждый год обновляется 75% игрушек, то есть игрушек, сконструированных в текущем году. Игрушечная индустрия целиком и полностью зависит от изобретений. Игрушки потоком льются в дома американцев на Рождество и Хану [28] icy, на дни рождений и множество других, ничем не примечательных дней в году. Такой огромный оборот означает, что игрушки превосходно гармонируют с темпом изменений, характерным для цифрового мира». Неудивительно, что новыми партнерами МТИ стали такие фирмы, как «Лего», «Дисней», «Мэттел», «Хасбро» и «Тойз ар ас». «Многие обвиняют лабораторию средств массовой информации МТИ в том, что она превратилась в громадный ящик с игрушками, – продолжает Негропонте. – Что ж, эти люди правы. Это цифровая страна чудес, заполненная невероятными игрушками. Нелегко оставаться ребенком, но в этом сильно помогает неиссякаемый поток новых игрушек».

Мы бесстыдно наслаждаемся игрушками для взрослых, поскольку технология потребления развивалась в направлении от роскоши и необходимости к игрушкам.

Например, в самом начале двадцатого века автомобиль считался завидной роскошью. К пятидесятым годам вся Америка была уже на колесах, и вся наша культура формировалась под влиянием автомобиля. Переселение в пригороды, большие торговые ярмарки и массовые перемещения сделали машину необходимостью. Сегодня мы покупаем автомобиль, как покупают игрушку, – «фольксваген-жук» из-за ностальгии, «смарт» для развлечения и «хамви» для того, чтобы привлечь внимание. Николас Гаек – основатель и руководитель «Swatch Group», один из производителей игриво-самобытного «смарта», поведал нам: «Можно получить настоящее чудо, если соединить мощную технологию с фантазией шестилетнего ребенка».

Игрушки для взрослых вездесущи. Воспоминания детства пробуждаются под влиянием «новых и улучшенных» высокотехнологичных вариаций любимых детских игрушек. За восемь тысяч долларов вы можете купить похожую на детскую коляску рамку на колесах, развивающую скорость более ста миль в час и разгоняющуюся от нуля [29] до шестидесяти миль в час за четыре секунды, давая перегрузку в 2G. Если же вы не столь склонны к риску, то вам предложат взрослый электрический самокат, развивающий скорость до 13 миль в час. Эта игрушка легко складывается и умещается в багажнике автомобиля. Вы можете оживить в памяти те мгновения, когда играли во дворе в разведчиков, и купить себе переносную радиостанцию фирмы «Моторола». Эти приемники-передатчики будет потрескивать, как настоящие армейские приборы, которые вам так хотелось иметь в детстве. Правда, у нынешних игрушек лучше расцветка. Пара таких уоки-токи стоит от двухсот до четырехсот долларов.

Список таких игрушечных удовольствий не исчерпывается только мальчишескими забавами. Игра в домашнее хозяйство перестала быть исключительной привилегией маленьких девочек с игрушечными плитами и «хозяюшкой Сьюзи». Взрослая хозяйка может теперь дома испечь хлеб в виде морды панды. Это очень легко сделать с помощью ярко-желтого тостера фирмы «Саньо», украшенного изображением панды. Можно вычистить дом с помощью пылесоса, сделанного в форме игрушки. Такие игрушки для взрослых продаются всего за 40 долларов. «Кенмор» поощряет такие игры в своей рекламе: «Закупайте наши новые блестящие игрушки, играйте на кухне и получайте удовольствие».

И где же мы покупаем наши взрослые игрушки? Мы делаем покупки на ярмарках, подобных Миннесотской американской ярмарке, которая необыкновенно изобретательно «заставляет взрослых чувствовать себя детьми», по меткому выражению Джеймса Фаррелла, профессора истории расположенного неподалеку колледжа Сент-Олаф. Или в таких городах, как Чикаго, где людям усиленно предлагают чертово колесо на берегу озера, скользящие по реке лодки, удобные бухточки, велосипедные дорожки и торговый центр «Петля» с его лозунгом «Живи, работай, играй». Или в торговом центре Сиэтла площа [30] дью 80 000 квадратных футов, где взрослые могут поиграть (как в детском саду) за водяным столом, испытывая разные фильтры для воды и очистители или полазить по самой большой в мире шведской стенке. Там можно также походить по «девственному лесу» в специальной походной (высокотехнологической) обуви или испытать водонепроницаемое походное снаряжение под искусственным дождем в специальном зале. Надев шлем с эмблемой «Диснея», можно испытать массу имитационных приключений. В магазине «Найк» можно побросать баскетбольный мяч с портретом Майкла Джордана. Посмотреть в реальном времени видеофильмы в магазине «Сони» или насладиться всем спектром музыкальной продукции в «American Girl». Мы приносим домой сумки и пакеты, набитые барахлом, купленным в этих и подобных им магазинах и развлекательных центрах или заказываем его по всемирной сети. Потом нам приходится сортировать покупки и выбрасывать лишние вещи, избавляясь от ненужного хлама. То, что мы не выбрасываем, мы храним. Объем продаж мини-складов достиг рекордной цифры в девять миллиардов долларов в год. Эти склады продаются только затем, чтобы мы могли хранить то, что больше не умещается в наших домах.

Будучи детьми, мы осваиваем новые игрушки, находим для них место в наших комнатах и быстро привыкаем к новому развлечению. Будучи взрослыми, мы быстро осваиваем новые потребительские товары – которые все больше становятся высокотехнологичными – и находим для них место в наших домах, которые стали достаточно большими, чтобы вместить все, что мы потребляем. Из небольших комнаток возникли домашние офисы, набитые компьютерами, динамиками, факсами, принтерами, сканерами и компакт-дисками. Наши гостиные, бывшие когда-то тихой гаванью с удобными креслами и каминами, теперь напоминают торговые пассажи с современными телевизорами, видеомагнитофонами, стерео- и игро [31] выми системами. Гаражи забиты походным снаряжением и садовыми игрушками.

Одержимость современной Америки играми видна невооруженным глазом и кажется осязаемой, хотя большинство наших недавних предшественников довольствовались немногими игрушками, когда находилось в детском возрасте. У бабушки Наны Лиллиан, родившейся в 1906 году, была только одна кукла и ни одной книжки. У Джона, родившегося в 1929 году, была пригоршня оловянных солдатиков и одна книжка с картинками, на которых были изображены могучие корабли, бороздившие Атлантику. Нана, родившаяся в 1957 году, получала подарки только на Рождество и на день рождения. Со своими братьями и сестрами она делила полку с книгами, множество кукол с комплектами кукольной одежды, строительные кубики, мячи и металлические роликовые коньки.

Дуглас, который родился в 1964 году, имел практически такие же игрушки, но получал он их круглый год. К двенадцати годам у него были собственная стереосистема и двухколесный велосипед со страховочными колесами, игрушечные солдатики Джо и Биг Джим, игрушечный мотоциклист на электрическом мотоцикле, электрические гоночные машинки, набор юного химика и копии картин Рембрандта. В семье были и такие игрушки для взрослых, как мотоциклы, парусные лодки, моторные лодки, водные лыжи и горные лыжи. И хотя количество и качество игрушек, которые родители покупают своим детям, зависит от дохода семьи и места жительства, все же в среднем культура игр глубоко внедрилась в культуру американского общества. Сегодня более половины детей в Америке имеют у себя в спальне собственный телевизор, а у одного из пяти к этому телевизору подключен видеомагнитофон или игровая приставка. У средней американской девочки восемь кукол Барби. Восемьдесят процентов американских мальчиков регулярно играют в ви [32] деоигры. Ящики с игрушками разрослись до размеров комнат с игрушками.

Две недавно появившиеся рекламы суммируют нашу одержимость технологическими игрушками. В рекламе фирмы «Зенит», касающейся телевизора с большим экраном, говорится: «Какое большое удовольствие, не так ли?» В журнальной рекламе «мерседеса» мы видим картинку, изображающую двух детишек в пижамах, увлеченно дерущихся подушками в комнате, где нет ни дороги, ни машин, ни взрослых, которые могут испортить игру. Подпись под фотографией проста, как правда: «Удовольствие!»

Второй президент Соединенных Штатов Джон Адаме почти предвидел такое размножение игрушек. В 1780 году он писал своей жене Абигайль: «Я должен изучать политику и военное дело, чтобы мои дети имели возможность изучать математику и философию, чтобы в свою очередь дать своим детям право заниматься живописью, поэзией, музыкой, архитектурой, скульптурой, вышивкой и фарфором». Адаме мог бы заключить свое письмо так: «...и чтобы их дети изучали живопись, поэзию и музыку, чтобы дать своим потомкам возможность основать индустрию игр».

Электронные игрушки доставляют опьяняющее удовольствие, но они же отвлекают нас от важнейшей составляющей части игры – от досуга. Десять лет назад британский философ профессор Сирил Барретт писал: «Досуг и отдых – отнюдь не тривиальная цель, не плохое отношение к труду и не вакуум в работе, который мы должны заполнять не важно чем. Досуг – это период, который мы должны проживать со всей возможной полнотой и богатством ощущений во всей их сложности». В своем самом глубоком смысле досуг позволяет четко проявиться вопросам о смысле и цели жизни. Досуг требует спокойствия, терпения, внимания и искренности. Досуг не основывается на желании потреблять, или на пассив [33] ной релаксации, или на стремлении к безудержным развлечениям».

Тишина питает размышления, рефлексия развивает мудрость, умение слушать делает человека человечным. Там, где нет тишины, нет места размышлениям. Мы настолько проникаемся шумом, что перестаем его воспринимать. Нет ничего удивительного, что в нашем звенящем, гудящем и сигналящем клаксонами мире насчитывается 77 миллионов детей, которые бродяжничают в поисках смысла.

Симптом шестой: мы живем в отчуждении

и рассеянности

Британский художник Дэмиен Херст написал книгу под названием «Я хочу провести остаток жизни со всеми, один на один. Навсегда. Сейчас». Это почти идеальная метафора интернета и того, как мы чувствуем себя, связанные сотовыми телефонами, электронной почтой и модемами. Интернет заполнен миллионами персональных сайтов, люди делятся своей личной жизнью везде, со всеми, сейчас и навсегда.

Мы дошли до того, что вырвались в космос, достигнув единения с вселенной. Некая компания под названием «Встреча 2001» берется разместить ДНК любого человека на космическом корабле, который, пройдя мимо Плутона, покинет Солнечную систему, всего за сорок девять долларов девяносто пять центов. Тимоти Лири и другие, первыми организовавшие вывод на околоземную орбиту своего праха, вернутся в атмосферу Земли через восемь лет. Новые заказчики фирмы «Селестис Инк., 2001», точнее их останки, будут вращаться вокруг нашей планеты в течение двухсот сорока лет.

Интернет и сотовые телефоны обещают связать нас со всем миром. Но в каких случаях это нужное и полезное дело и в каких – ничто, кроме отвлечения? Сидение [34] в комнате в полном одиночестве и «разговор» по интернету в чате есть совершенно новый социальный феномен, отнюдь не заменяющий человеческой общности. Электронная почта в учреждении объединяет и соединяет работников, но многие люди посылают сообщения своим сотрудникам, сидящим в том же зале, а потом жалуются на немыслимое количество сообщений, которое приходит к ним самим. Сотовые телефоны и портативные плейеры заставляют воспринимать звуки прибоя как побочный шум. Портативный компьютер во время отпуска соединяет нас с работой, но отвлекает от того факта, что мы отдыхаем. Открывая банковский счет с помощью компьютера, вы навсегда лишаете себя возможности поговорить с кассиром. Делая покупки по электронной почте, вы никогда не сможете пообщаться с продавцами. Шум этих технологических достижений – как буквальный, так и фигуральный – способен изолировать людей друг от друга, от природы и от самих себя. Технология может создать физическое и эмоциональное отчуждение и отвлечь нас от нашей собственной жизни. Является ли такое отчуждение платой за возможность пользоваться технологическими достижениями? Следует ли нам рассматривать такое отчуждение как награду?

Звон и шепот технологии соблазнителен, но мы не осознаем в полной мере, насколько сильно они отчуждают и отвлекают нас от нашей собственной, единственной и неповторимой жизни. Некоторые из нас просто перестали задавать себе вопросы о том, что сотовые телефоны, электронные игры, телевидение или фотоаппараты добавляют к качеству нашей жизни или что они от него отнимают.

Технология смущает нас своими обещаниями сделать из жизни долговременный документ. Фотоаппарат был изобретен в конце тридцатых годов девятнадцатого века, и в наши дни сложные недорогие аппараты и дешевая проявка пленки и печать снимков позволяют нам с доку [35] ментальной точностью фиксировать волшебные моменты жизни. (Американцы делают за год более семнадцати миллиардов фотографий.) Камеры щелкают и, громко жужжа, перематывают пленку на выпускных вечерах, школьных баскетбольных первенствах, скрипичных конкурсах и бейсбольных чемпионатах – везде мы видим родителей с замысловатыми фотокамерами вместо человеческих лиц. Но что в результате видят дети? Они видят только нацеленный на них объектив фотоаппарата. Действительно ли камеры превращают в документ наиболее важные события жизни или отвлекают нас от важнейших эмоций и переживаний, от вида и незабываемых звуков запечатлеваемых событий? Вероятно, фотоаппарат скорее заставляет нас упустить момент, нежели зафиксировать его. Одно только обладание видеокамерой или фотоаппаратом заставляет нас непрестанно пользоваться ими, а потом составлять архив из полученных изображений. И мы в результате становимся обществом, складирующим документы, но для какой конечной цели мы это делаем? Технология соблазняет и отвлекает нас также своими обещаниями развлечь и отвлечь. Огромные экраны с головокружительными цветами и стереозвуком предоставляют в наше распоряжение точную до мельчайших деталей информацию и полную действий драму. Метафора телевизора, как современного «домашнего очага», выглядит чересчур оптимистично. Члены семьи разбредаются по разным комнатам и смотрят каждый свои любимые передачи и фильмы или слушают каждый свою любимую музыку, наслаждаясь этими развлечениями в полном, по сути, одиночестве. Сегодня многие американцы живут под одной крышей, но в полной изоляции друг от друга. [36]

Что такое «высокая технология –