Тема 10. НАУКА КАК СПЕЦИАЛИЗИРОВАННАЯ ФОРМА ПОЗНАНИЯ

Многообразие научных дисциплин и их основания.— Динамические и статистические закономерности. — Понятие объективности. — Критерии научности. — Объем логического критерия научности. — Объем логического критерия научности и понятие когерентности. — Уязвимость процедуры объяснения. — Расчленяющее (аналитичес­кое) и обобщающее (синтетическое) знание. — Гносеологическая це­почка: вопрос — проблема — гипотеза — теория — концепция. — Что есть истина?— Анализ технических наук как особое направление философии науки. — Изобретение и усовершенствование.

В настоящее время помимо общественных, технических и естествен­ных наук различают также науку фундаментальную и прикладную, тео­ретическую и экспериментальную. Наука сегодня проявляется в широком многообразии научных дисциплини развивается с учетом глубокой специ­ализации, а также на стыках различных междисциплинарных областей. Научное знание как форма сознательного поиска истины многообразно: это фактуальное и гипотетическое, экспериментальное и теоретическое, классификационное и концептуальное, математическое и естественно­научное. Говорят о большой науке, твердом ядре науки, о науке передне­го края, подчеркивая ее гипотетичность. Однако все научные знания дол­жны отвечать определенным стандартам и иметь четко выверенные осно­вания.В качестве используемых в науке познавательных норм и средств принято выделять:

• идеалы и нормы познания, характерные для данной эпохи и кон­кретизируемые применительно к специфике исследуемой области;

• научную картину мира;

• философские основания1.

Вместе с тем для математических знаний приемлема и эффективна кумулятивная модель развития, именно они стремятся к непротиворечи­вому росту и расширению. Весь массив естественнонаучного знания пе­реживает разломы научных революций и не может отвечать кумулятив-


ной модели развития — простому накоплению и сохранению накоплен­ного. В результате научных революций принципиально меняется видение мира. Опровергаются существующие каноны и объяснительные модели. Это ставит под удар проблему объективности, делает чрезвычайно акту­альной процедуру теоретической нагруженное™ наблюдения. Мы наблю­даем, но то, что мы видим и замечаем, имеет тенденцию канализиро­ваться в информацию, окрашенную опытом знакомого и привычного.

Наука всегда стремилась видеть реальность как совокупность причинно обусловленных естественных событий и процессов, охватываемых законо­мерностью. Науке присуща строгость, достоверность, обоснованность, доказательность. Она ратует за естественный порядок, который может быть выражен законами физики и математики. Причинность и закономерность — вот та фундаментальная константа, царствующая во всех сферах дисцип­линарных областей. Другое дело, что закономерностимогут носить динами­ческийили статистическийхарактер. Статистические закономерности фор­мулируются на языке вероятностных распределений и проявляются как законы массовых явлений на базе больших чисел. Считается, что их дей­ствие обнаруживается там, где на фоне множества случайных причин су­ществуют глубокие необходимые связи. Они не дают абсолютной повторя­емости, однако в общем случае правомерна их оценка как закономернос­тей постоянных причин. В общезначимом смысле статистические законо­мерности отражают такую форму проявления взаимосвязи явлений, при которой данное состояние системы определяет все ее последующие состо­яния не однозначно, а с определенной долей вероятности. Вот как инте­ресно иллюстрировал статистические закономерности известный логик и философ науки Рудольф Карнап. Он обращал внимание на то, что специ­алисты разных областей могут увидеть разные причины того или иного со­бытия. Так, в случае с дорожным происшествием автодорожный инженер может усмотреть причину в плохом автодорожном покрытии, которое слиш­ком скользкое. Дорожная полиция увидит причину в нарушении правил дорожного движения. Психолог может заключить, что водитель был в со­стоянии тревоги. Инженер конструктор, возможно, обнаружит дефект в конструкции автомашины. В данном случае существует множество компо­нентов, относящихся к сложной ситуации, каждый из которых влияет на происшествие в том смысле, что если бы этот компонент отсутствовал, то катастрофа могла бы не произойти. Но если бы кто-то это знал, он мог бы предотвратить столкновение.

Итог такого анализа можно резюмировать следующим образом: при­чинное отношение означает предсказуемость, но скорее — потенциаль­ную предсказуемость. «Если будут даны все относящиеся к событию фак­ты и законы природы, возможно предсказать это событие до того, как оно случится. Это предсказание является логическим следствием фактов и законов. Иными словами, существует логическое отношение между пол­ным описанием предыдущих условий, относящихся к ним законов и пред­сказанием события. <...> Мы должны включить сюда, хотя мы этого не делаем в повседневной жизни, процессы, которые являются статически­ми», — специально подчеркивает Карнап-'. Статистические процессы, на


конечный результат которых влияет множество факторов, обозначают любую последовательность состояний физической системы, как изменя­ющихся, так и неизменных.

Таким образом, специфика научного подхода к миру, традиционно обращенная на выявление закономерности, должна учесть атрибутив­ность статистических закономерностей. Другой отличительной характе­ристикой науки как формы общественного сознания являлось то, что разнообразные науки были обращены к явлениям и процессам реально­сти, существующим объективно (вне человека, независимо ни от чело­века, ни от человечества). Закон тяготения, квадратные уравнения, пе­риодическая таблица химических элементов, законы термодинамики объективны. Их действие не зависит ни от мнений и настроений, ни от личности ученого. Свои выводы наука формулирует в теориях, законах и формулах, вынося за скобки индивидуальное, эмоциональное отноше­ние ученого к изучаемым явлениям и тем социальным последствиям, к которым может привести то или иное открытие. Рациональное научное знание предметно и безличностно объективно. Иначе говоря, все, что наука делает своим предметом, выступает в новом качестве от имени закономерностей и регулярных каузальных связей.

Объективностьвсегда выступала идеалом и основным критерием науч­ного знания. При этом объективность мыслилась, во-первых, как процеду­ра, фиксирующая совпадение знания со своим объектом, во-вторых, как процедура устранения из знания всего, что связано с субъектом и сред­ствами его познавательной деятельности. Этот второй смысл объективнос­ти, как отмечает В. Порус, в контексте европейской христианской культу­ры был связан с представлением о греховной, «испорченной» природе че­ловека, которая тяготеет над его познавательными устремлениями3.

Однако на самом деле знание трудно оторвать от процесса его получе­ния. Объекты микрофизики, например, оказываются составными частя­ми ситуации наблюдения, на что, в частности, указывал В. Гейзенберг. Привлекает к себе внимание замечание Ф. Гиренока, который пытается дать дефиницию принципу объективности следующим образом: мир пол­ностью определен, если его полнота сложилась с человеком, но незави­симо от мышления4.

На сегодняшний день можно зафиксировать неоднозначность в пони­мании объективности. Иногда с объективностью связывают общезначи­мость и интерсубъективность. Часто под объективностью подразумевают нечто инвариантное, неизменное ни при каких обстоятельствах. Наибо­лее распространено представление об объективности как сочетании и со­впадении множества условий: логических, методологических, философс­ких. Независимость от субъекта при этом остается важной и основопола­гающей чертой объективности. Отождествление интерсубъективности и объективности состояться не может, поскольку в интерсубъективности, претендующей на то, чтобы знания были общими для всех субъектов (или, как говорит Э. Агацци, в «публичном дискурсе»), присутствует яв­ный конвенциальный контекст. Одним словом, интерсубъективность пред­полагает конвенцию, согласие и договоренность как неустранимый эле-


мент такого публичного дискурса. Нужно, чтобы было «очевидное

сие в способе употребления понятия, а без этого научное рассуждение

теряет смысл»5.

Уместно вспомнить, что традиционно объективность предполагает игнорирование, если не отрицание, субъекта. Научный дискурс, претен­дуя на объективность, отбрасывает все те высказывания и суждения, в которых сохраняется явная причастность к характеристикам индивиду­ального мышления.

Методологи говорят об «удачливых науках», подразумевая под этим, что они преуспели в определении четких критериев научного познания и в шлифовке категориального аппарата. Такие «удачливые науки» заимствуют уже готовые инструменты из математических дисциплин или пользуются ими при некоторой их доработке и устремлены к математизации своей области. Однако объективность не означает просто строгость и категори-альность понятийного аппарата. Объективность направлена прежде всего на изучение сущности самой вещи, процесса или явления.

Наука универсальна в том смысле, что может сделать предметом на­учного исследования любой феномен, может изучать все в человеческом мире, будь то деятельность сознания или же человеческая психика. Но в этом случае она рассматривает выбранный предмет с точки зрения его сущностных связей.

Со времен первых позитивистов наука откровенно провозглашается как высший этап развития человеческого познания, опирающийся на опыт, логику, критику. В мощном здании науки опыт отвечает за фактуальность и достоверность исходного базиса науки. Логика обеспечивает системати­зацию, связность и обоснованность результатов научной деятельности. Критика направлена на обновление сложившейся совокупности уже при­вычных норм и канонов в ситуации их встречи с контрпримерами. Науч­ное познание всегда считалось формой адекватного отражения действи­тельности, процессом приобретения знания, имеющим структуру, уров­ни, формы, методы и конкретно-историческую природу. Познание пони­малось как процесс постижения человеком или обществом новых, преж­де неизвестных фактов, явлений и закономерностей действительности. В традиционной гносеологии, весьма древней дисциплине, изучающая при­роду, предпосылки и критерии познавательного процесса, структура по­знания предполагает наличие субъекта, объекта и средств познания. Под субъектом познания понимается активно действующий индивид, наде­ленный сознанием и целеполаганием, или группа индивидов (общество). Под объектом понимается фрагмент реальности, часть природного или социального бытия, то, на что направлена активность человека (субъек­та). Субъект и объект познания находятся в процессе постоянного взаи­модействия. Принципиальную возможность познания мира отрицали аг­ностики. Скептики, в отличие от агностиков, лишь сомневались в воз­можности познания мира. Большинство ученых и философов уверены в том, что мир рационально познаваем.

Но коль скоро исторично человеческое бытие, исторично и научное познание. Историчны и подвержены старению критерии научности,обыч-


но определяемые как правила оценки продуктов познания на их соответ­ствие стандартам науки. Считается, что именно критерии научности по­зволяют субординировать продукты познания с позиций принадлежности или отдаленности их от науки. Автор монографии «Критерии научности» В. Ильин подчеркивает, что критерии научности задаются диспозициями (набором предписаний, инструкций, рекомендаций, императивов, зап­ретов), санкциями (вступающими в силу вследствие игнорирования или деформации диспозиций), условиями (фиксирующим»! особенности воз­можных ситуаций в науке). Поскольку критерии научности неоднопоряд-ковы, их следует классифицировать и, согласно мнению В. Ильина, под­разделить на три группы.

1. Критерии группы «А» отделяют науку от ненауки при помощи фор­мальной непротиворечивости, опытной проверяемости, рацио­нальности, воспроизводимости, интерсубъективности.

2. Критерии группы «Б» представляют собой исторически преходя­щие нормативы, требования к рнтологическим схемам, гипоте­зам существования. Они фиксируют культурно-стилистические раз­мерности мышления ученых.

3. Критерии группы «В» составляют дисциплинарные критерии на­учности, предъявляемые к профессионально расчлененным от­раслям знания. Они представляют собой инструмент аттестации конкретных видов знания и деятельности, отображающие част­ные параметры науки6.

Исследования, многократно предпринимаемые учеными и методоло­гами на современном этапе развития рационализма, приводят к утверж­дению о невозможности исчерпывающего реестра критериев научности. Это справедливо в связи с постоянным прогрессирующим развитием на­уки, ее трансформацией и вступлением в новую, постнеклассическую стадию, во многом отличную от предшествующих — классической и не­классической. Теперь уже и повторяемость не столь необходима, и объек­тивность невозможна без наблюдателя, и сама вещь способна к много­различным функциональным изменениям в связи с эффектами систем­ного воздействия. А о практике как критерии истинности и говорить не приходится. Давно известно, что фундаментальные открытия делаются на кончике пера и что практика в качестве критерия истины столь же определенна (чтобы не позволить смешать знания с безосновательными предположениями), сколь и неопределенна (чтобы не позволить достиг­нутому уровню человеческих познаний превратиться в абсолют). И тем не менее, чтобы заполнить пустующую нишу критериев, указывают на та­кие новомодные понятия, как прогрессизм, или нетривиальность, досто­верность, критицизм, опытную оправданность,

Выделяемые прежде критерии, среди которых на первом месте пред­метно-практическая деятельность, а на втором и третьем — логическая и эстетическая организованность, также корреспондируются в список кри­териев научности, но, не исчерпывая его, присоединяют к себе еще и характерные особенности стандартов научной рациональности, прояв­ляющихся в сфере большой науки или науки переднего края. Здесь глав-


ное внимание уделено информативности, полифундаментальности, эв-ристичности. В последней — эвристичност и — фиксируется спо­собность теории к экспансии, т.е. присущее ей свойство выходить за соб­ственные пределы, саморасширяться. И несмотря на то, что энциклопе­дическое истолкование эвристичности связано с поиском в условиях нео­пределенности, именно эвристичность отвечает за появление принципи­ально нового и нетривиального. Эвристичность, присвоив себе статус им­перативности, отбрасывает оценкой «Это не эвристично!» все, чтоофе обеспечивает прироста информации.

В объем логического критерия научностипомещены требования непротиворечивости, полноты, независимости. Среди этих составляющих непротиворечивость, которая в своей первой редакции, согласно сформулированному Аристотелем закону непроти­воречивости, звучит гак: невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время и было присуще и не было одному и тому же в одном и том же отношении, — занимает самую шаткую позицию. По отношению к мно­гим основополагающим логическим системам в отношении их содержа­тельных выводов (например, теорема Геделя) можно усмотреть указание на их принципиальную противоречивость как на величайшее открытие. И выдвинутый принцип фаллибилизма обыгрывает именно ограниченность императива непротиворечивости. Существенные изъяны очевидны и в тре­бованиях полноты как компоненты логического критерия научности. Се­мантическая и синтаксическая полнота — всего лишь желаемый идеал всестороннего описания действительности, а не реальность бурно изме­няющегося и постоянно развивающегося мира. С требованием независи­мости связывают ситуацию невыводимости одной аксиомы из другой и условие соблюдения принципа простоты в науке. Однако независимость как составляющая логического критерия в конечном счете упирается в конвенции, в соглашения ученых взять ту или иную систему отсчета за исходную и базовую.

Особое внимание привлекает к себе принцип простоты, который может быть обоснован как онтологически, со ссылкой на гар­монию и завершенность, объективно присущую миру, так и с синтакси­ческой и прагматической точек зрения. Понятие синтаксической просто­ты, как отмечают исследователи, задается представлением оптимально­сти, удобства применяемой символики, способов кодирования, трансля­ции. Понятие прагматической простоты эксплицируется контекстуально посредством введения представлений о простоте экспериментальных, тех­нических, алгоритмических аспектов научной деятельности. И именно из этого принципа простоты, с которым связывают стройность, изящность, ясность теории, вытекает эстетический критерий научности. В высказыва­ниях многих ученых прочитывается тяга и тоска по красоте теории. «Тем­ные понятия» уже с самого первого взгляда свидетельствуют о неудовлет­ворительности теории.

Когда речь заходит об эстетическом критерии, тос необходимостью следует ссылка на Пола Дирака, которому принадлежит суждение: «Красота уравнений важнее, чем их согласие с эксперимен-


том». Альберт Эйнштейн также предлагал применять к научной теории критерий внутреннего совершенства.

Внедрение идеалов эстетичности в чуждую эстетике и художественно­му видению мира автономную сферу строгой науки само по себе являет­ся огромной проблемой. Кеплеру (1571—1630) принадлежит труд с приме­чательным названием «Гармония мира». В эпоху средневековья идеи, свя­занные с постижением скрытых и тайных свойств природы, формирова-лисьчна основе магико-символического описания явлений. Идея гармонии мира и образ Солнца как центральный объединяли и древнюю тайную мудрость герметизма, и новое видение мира, связанное с деятельностью Кеплера и Галилея (1564—1642). Например, принцип, используемый Бру­но (1548—1600) и Коперником, состоящий в том, что Земля есть некото­рый организм, части которого вынуждены двигаться вместе со всем це­лым, по свидетельству П. Фейерабенда, мог быть взят из Discourse of Hermes to Tot. Коперник однажды упоминает Гермеса Трисмегиста, об­суждая положение Солнца, а именно: «Однако в центре покоится Солн­це... которое Трисмегист называет видимым Богом»7. Тем самым уже в древ­ней герметической философии мы сталкиваемся с совершенно правиль­ным восприятием гелиоцентрической Вселенной, которое основывается на весьма отличной от научно-рациональной в современном смысле это­го слова аргументации. Однако для обоснования гелиоцентричности Все­ленной греческой и европейской цивилизации потребовался длительный, исчисляемый веками и множеством заблуждений путь.

Особое место в массиве критериев научности отведено когерент­ности. Она обеспечивает согласованность, взаимосвязанность получен­ных исследовательских результатов с теми знаниями, которые уже были оценены как фундаментальные. Тем самым когерентность обеспечивает сохранность науки от проникновения в нее претенциозных, не имеющих достаточных оснований суждений и положений.

Нередко указывают также и на прагматический критерий научного знания, логически вытекающий из существующего как импера­тив требования простоты. Критерий строгрсти в науке имеет так­же немаловажное значение. Понятие научной строгости входит в крите­рий объективности. Э. Агацци определяет научную строгость «как усло­вие, предполагающее, что все положения научной дисциплины должны быть обоснованными и логически соотнесенными»8.

Иногда законы природы сравнивают с запретами, в которых не утвер­ждается что-либо, а отрицается. К примеру, закон сохранения энергии выражается в суждении типа: «Не существует вечного двигателя». Посколь­ку мы не можем исследовать весь мир для того, чтобы убедиться в несу­ществовании всего того, что запрещается законом, того, что «нечто не существует, никогда не существовало и не будет существовать», с проце­дурой фальсифицируемости связывают исключительно эмпирический кри­терий научности. В отличие от фальсифицируемое™ фальсификация пред­ставляет собой методологическую процедуру, устанавливающую ложность гипотезы или теории в соответствии с правилами классической логики. При фальсификации должны быть сформулированы научные правила,


усматривающие, при каких условиях система должна считаться фальси­фицируемой. Фальсификация основывается на фальсифицируемой гипо­тезе, которая имеет эмпирический характер. Поэтому не следует согла­шаться с позицией, пытающейся отыскать и провозгласить окончатель­ный критерий научности. Такой критерий представал бы как абсолютный и внеисторичный, ибо никак не зависел от конкретно-исторической фор­мы развития и науки, и практики.

Одной из наиболее^ важных процедур в науке всегда считалась процедур ранаучного объяснения,да и сама наука частенько трактовалась как чи­сто «объяснительное мероприятие». Впрочем, объяснение всегда сталки­валось с проблемой контрфактичности и было уязвимо в ситуации, где необходимо строго провести разграничение между объяснением и описа­нием. Самое элементарное истолкование объяснения звучит как сведение неизвестного к известному, незнакомого к знакомому. Однако последние достижения науки показывают, что в основании современной релятиви­стской физики лежит геометрия Римана, человеческое же восприятие орга­низовано в пределах геометрии Евклида. Следовательно, многие процессы современной физической картины мира принципиально непредставимы и невообразимы. Это говорит о том, что объяснение лишается своего мо­дельного характера, наглядности и должно опираться на чисто концеп­туальные приемы, в которых сомнению подвергается сама процедура све­дения (редукции) неизвестного к известному.

Возникает и еще один парадоксальный феномен: объекты, которые необходимо объяснить, оказывается, нельзя наблюдать в принципе! (При­мер кварка— ненаблюдаемой сущности.) Таким образом, научно-тео­ретическое познание приобретает, — увы! — внеопытный характер. Вне-опытная реальность позволяет иметь о себе внеопытное знание. Это зак­лючение, у которого остановилась современная философия науки, .вне вышеприведенного контекста не всеми учеными воспринимается как на­учное, ибо процедура научного объяснения опирается на то, что объяс­ненным быть не может.

Самый общий взгляд на массив научного знания говорит о том, что знание может быть расчленяющим (аналитическим) и обобщающим (синте­тическим).Аналитическое знание позволяет прояснить детали и частно­сти, выявить весь потенциал содержания, присутствующий в исходной ос­нове. Синтетическое знание ведет не просто к обобщению, но к созданию принципиально нового содержания, которое ни в разрозненных элемен­тах, ни в их суммативной целостности не содержится. Кантовское синтети­ческое «априори» присоединяет к понятию — «созерцание», т.е. объединя­ет собой структуры разной природы: понятийную и фактуальную. Суть ана­литического подхода состоит в том, что основные существенные стороны и закономерности изучаемого явления полагаются как нечто содержащее­ся в заданном, взятом за исходное материале. Исследовательская работа осуществляется в рамках уже очерченной области, поставленной задачи и направлена на внутренний, имманентный ей анализ. Синтетический под­ход ориентирует исследователя на нахождение зависимостей за пределами самого объекта, в контексте извне идущих системных отношений.


Неоднозначность логики построения научного знания отмечена мно­гими философами. Так, М. Мамардашвили в монографии «Формы и со­держание мышления» подчеркивает, что в логическом аппарате науки необходимо различать два типа познавательной деятельности. К первому отнесены средства, позволяющие получить массу новых знаний из уже имеющихся, пользуясь доказательством и логическим выведением всех возможных следствий. Однако при этом способе получения знания не про­изводится выделение принципиально нового мыслительного содержания 9 предметах и не предполагается образование новых абстракций. Второй способ предполагает получение нового научного знания «путем действия с предметами», которые основываются на привлечении содержания к построению хода рассуждений9. Здесь речь идет об использовании содер­жания в каком-то новом плане, никак не следующем из логической фор­мы имевшихся знаний и любой их перекомбинации, а именно о «введе­нии в заданное содержание предметной активности».

Традиционная классическая гносеология и по сей день описывает дви­жение научно-познавательного процесса как ход мышления, простираю­щийся от вопроса к проблеме, затем к гипотезе, которая после своего достаточного обоснования превращается в теорию и рождает концепцию. Таким образом, скрепляет развивающееся научное знание гносеологи­ческая цепочка: вопрос — проблема — гипотеза — теория — концепция.О проблеме говорят, что это знание о незнании. Проблема понимается как совокупность суждений, включающая в себя ранее установленные факты и суждения о еще не познанном содержании объекта. Проблема выглядит как выраженное в понятии объективное противоречие между языком на­блюдения и языком теории, эмпирическим фактом и теоретическим опи­санием. Постановка и решение проблемы служат средством получения нового знания. Но и сама проблема определяется то как содержание, ко­торое не имеется в накопленном знании, то как реконструкция из имею­щейся исходной теории, наличествующего массива знания.

Гипотеза понимается как первоначальный этап создания теории. Гипо­теза (от греч. — «предположение») по форме представляет такого рода умо­заключение, посредством которого происходит выдвижение какой-либо догадки, предположения, суждения о возможных основаниях и причинах явлений. Энгельсу принадлежат слова о том, что формой развития есте­ствознания является гипотеза. Ньютону приписывают суждение: «Гипотез не измышляю», — в некотором роде опровергающее роль и значение гипо­тезы в научном познании. Когда гипотеза оказывается в состоянии объяс­нить весь круг явлений, для анализа которых она предложена, она перера­стает в теорию. Лейбниц предложил формулировку следующих условий обо­снованности гипотезы. Гипотеза наиболее вероятна, во-первых, чем более она проста, во-вторых, чем больше явлений ею может быть объяснено, и в-третьих, чем лучше она помогает нам предвидеть новые явления.

Гипотетичность познавательного процесса вызывает размышления над другой основополагающей целью науки — прогностической — и заставля­ет отметить по крайней мере два вида прогноза: тривиальный и нетривиальный. Тривиальный (по определению В. Налимова — авгуровый)

ПО


прогноз представляет собой проявление некоторой устойчивости доста­точно инерционной системы, отличительной чертой которой выступает неопределенность, задаваемая прошлым в системе причинно-следствен­ных отношений. Нетривиальный прогноз заставляет учитывать потенци­альную возможность факторов, не включенных «в модель в силу их весь­ма малой значимости в прошлом». Для нетривиального прогноза харак­терны следующие признаки. Во-первых, изменчивость и подвижность са­мой системы, котораягбыла бы открыта и могла бы строить свое функад*»' онирование, активно включая в себя реально действующие и внешние по отношению к ее собственной структуре факторы. Во-вторых, это прин­ципиально иной тип связи, при котором причинно-следственная зависи­мость не является основополагающей, аналогично тому, как «петля при вязании свитера не есть причина узора, хотя без нее он не может быть создан»10. Нетривиальный прогноз использует так называемый «фильтр предпочтений», создаваемый на основе образа желаемого будущего, и осуществляет выбор с учетом подобного многообразия предпочтений.

В контексте исследований по философии науки выделяются такие виды прогнозирования, как поисковый и нормативный прогноз. Суть поисково­го прогноза — в выявлении характеристик предметов и событий на осно­ве экстраполяции тенденций, обнаруженных в настоящем. Нормативный прогноз говорит о возможном состоянии предмета в соответствии с за­данными нормами и целями. Современный уровень развития привел к разработке и активному использованию таких прогностических методов, как «прогнозный граф» и «дерево целей». Графом называют геометричес­кую фигуру, состоящую из вершин — точек, соединенных отрезками-реб­рами. Вершины обозначают собой цели, ребра — способы их достижения. Причем на всем протяжении ребра могут встречаться прогнозируемые отклонения от предполагаемой прямой научного поиска. Тогда граф име­ет структуру с ответвлениями, отражающую реальный ход движения на­учной мысли. Графы могут содержать либо не содержать так называемые циклы (петли), могут быть связанными или несвязанными, ориентиро­ванными или неориентированными. Если связанный граф не содержит петель и ориентирован, то такой граф называют деревом целей, или гра-фо-деревом. Дерево целей строится с учетом того, что ветви, происходя­щие из одного ствола, должны быть взаимоисключающими и образовы­вать замкнутое множество, т.е. содержать в себе все элементы конечного множества. Сам же графический образ дерева выполняет во многом иллю­стративную функцию и может быть заменен списком альтернативных ре­шений. В последнем выдерживается принцип выделения все менее и менее значимых уровней и событий. Для оценки их значимости можно приписать каждому из них коэффициент относительной важности.

Что есть истина?В целом научное познание представляет собой доста­точно строгую форму организованности и характеризуется такими при­знаками, как непротиворечивость, доказательность, проверяемость, си­стемность. Принципиально специфичным для научного познания являет­ся стремление к достижению истины. «Горгоновый» лик истины ужасен, он заставляет ученого отречься от радостей бытия и всего себя посвятить


науке. Он страшен и тем, что никогда до конца неуловим, истина не дается раз и навсегда как истина в последней инстанции, она углубляет­ся, то сбрасывая наряды заблуждения, то облачаясь в них.

Проблема оснований истины — краеугольная проблема эпистемоло-гии — заставляет разобраться с этимологией самого понятия «истина». Спо­ры о нем не затихают и поныне, имея более чем 2,5 тысячелетнюю исто­рию. Платон весьма настоятельно рекомендовал отделять истинное зна­ние, как эпистеме, от доха— мнения. Аристотелю принадлежит опреде­ление истины, которое впоследствии получило название классического. Оно гласит: истина — это соответствие мысли и предмета, знания и действительности. В современной западной литературе классическую кон­цепцию истины именуют теорией соответствия.

Вместе с тем возникает вопрос о том, что чему должно соответство­вать. У Гегеля действительность должна соответствовать абсолютной идее. Материалисты пытаются доказать соответствие наших представлений ре­альности, тождество мышления и бытия. Различные философские школы относят к критериям истины разные признаки: всеобщность и необходи­мость (Кант), простота и ясность (Декарт), логическая непротиворечи­вость (Лейбниц), общезначимость (Богданов), а также полезность и эко­номность (Мах). Русский философ П. Флоренский утверждал, что истина есть «естина», то, что есть, и дается она с непосредственной очевиднос­тью в переживании. Существует эстетический критерий истины, согласно которому истина заключается во внутреннем совершенстве теории, про­стой (красивой) форме уравнений, изяществе доказательств. Согласно ло­гическому критерию истинности, все должно быть обосновано, непро­тиворечиво и самодостаточно, на основе выводов и доказательств.

Недостаточность всех подобных подходов состоит в том, что в них критерии истинности знания пытаются отыскать в нем самом, хотя выя­вить истину можно лишь при сопоставлении (соотнесении) знания с объектом. Поэтому прав был К.Маркс, утверждавший, что вопрос об истинности познания вовсе не теоретический, а практический. Обществен­но-историческая практика есть универсальный критерий истины.

В современной научной философии под объективной ис­тиной понимается знание, содержание которого не зависит ни от че­ловека, ни от человечества. Это не значит, что вне головы познающего субъекта существует пласт знания, содержащий в себе объективную ис­тину. Это означает лишь то, что истина не несет в себе никаких искаже­ний со стороны субъекта, а определяется самим познаваемым объектом.

История познания, по меткому определению Эйнштейна, есть «дра­ма идей», смена одних теорий другими, принципиально отличными от предыдущих. Ошибка метафизической теории познания состояла в том, что истина рассматривалась как некое законченное состояние, в кото­ром достигнуто исчерпывающее отражение объекта. При таком подходе не оставалось места для эволюции и развития. Впервые данное противоре­чие было осознано Гегелем, который показал, что истина— это не зас­тывшая система, а постепенный процесс все большего и большего совпа­дения предмета с понятием. «Истина не есть сухое есть, она по существу


своему представляет процесс», обусловленный взаимодействием субъек­та и объекта, выделением в объективной реальности все новых и новых фрагментов. Поэтому истину следует понимать не просто как соответ­ствие понятия предмету, мысли и действительности, а как процесс совпа­дения мышления с предметом, который неотделим от деятельности.

Понимание истины как процесса включает в себя понимание того, что истина всегда конкретна и включает в себя момент абсолютности и относительности. Термин «абсолютная истина» имеет три зна­чения.

1. Она представляет собой точное исчерпывающее знание, истину в «последней инстанции», некоторый своеобразный гносеологичес­кий идеал. В этом смысле истина не реализуется ни на одном из уровней познания, она недостижима, это метафора.

2. Понятие абсолютной истины приложимо к неким элементарным знаниям, которые носят инвариантный (постоянный) характер. Это так называемые «вечные истины», к примеру: Лев Толстой родился в 1828 г., химический элемент обладает атомным весом и т.п.

3. Под абсолютной истиной в собственном смысле слова понимает­ся такое знание, которое сохраняет свое значение и не опроверга­ется последующим ходом развития науки, но лишь конкретизиру­ется и обогащается новым содержанием; например, законы клас­сической механики Ньютона-после открытия теории относитель­ности Эйнштейна. Это наиболее важное значение термина «абсо­лютная истина». Целостная система знания включает в себя абсо­лютно истинные элементы знания и относительно истинные, ко­торые подвергаются пересмотру и отрицанию.

В западной философии науки анализ технических науквыделился в осо­бое направление сравнительно недавно. Еще Чарльз Сноу подчеркивал, что «у тех, кто работает в области чистой науки, сложилось совершенно превратное мнение об инженерах и техниках, кажется, что все, связан­ное с практическим использованием науки, совершенно неинтересно. Они не в состоянии представить себе, что многие инженерные задачи по чет­кости и строгости не уступают тем, над которыми работают они сами, а решение этих задач часто настолько изящно, что может удовлетворить самого взыскательного ученого»11.

Технические науки не всегда оценивались по достоинству. До XIX в. раз­рыв между исследованием, проектом и его фактической реализацией со­ставлял период в 150 лет. И хотя высшие технические учебные заведения возникли в XVII в., как, например, Политехническая школа в Париже (и по ее подобию строились многие европейские школы), программа общей технологии, направляющей развитие технических процессов Я. Бекмана, оставалась вне поля зрения ученых12.

Только к концу XIXв., когда профессиональная инженерная деятель­ность оформилась по образу и подобию научного сообщества, стало воз­можным осмысливать спецификацию технических наук. Однако ученые отмечали противоречие, возникающее между классической естественной наукой и техническими науками. Это абстрактность и аналитичность схем


и построений, к которым тяготел ученый— представитель классической науки, и фрагментарность и узкоспециализированное^ реальных объек­тов, с которыми имел дело технолог. Направление, связанное с изучени­ем технических наук, по большей части было представлено проблемами традиционного плана: исследование сущности техники, специфики тех­нических наук, соотношения техники и естествознания, оценки научно-технического прогресса. Отец философии техники Фридрих Рапп весьма критично оценивал результаты исследований в этом направлении. По его мнению, только одна из десяти работ может быть отнесена к исследова­нию высокого профессионального класса. Большинству работ свойстве­нен постановочный эссеистский характер.

Технические науки распадаются на две ветви: дескриптивную, нацели­вающую на описание того, что происходит в технике, и нормативную, формулирующую правила, по которым она должна функционировать. Однако глубина методологического анализа основ технических наук не велика. Для этой сферы, как полагают ученые, вообще характерно запаз­дывание форм ее осознавания. Вместе с тем именно технические науки и инженерная деятельность нуждаются в выверенных и точных ориенти­рах, учитывающих масштабность и остроту проблемы взаимодействия мира естественного и мира искусственного.

В технических науках принято различать изобретение, как со­здание нового и оригинального, и усовершенствование, как преобразование существующего. Развитие продуктивных способностей че­ловечества шло в направлении от присвоения готовых природных даннос­тей к их усовершенствованию в целях достижения большего эффекта при­способления. Создание искусственной среды обитания, а точнее, отдель­ных ее элементов, означало изобретение того, чем природа в готовом виде не располагает, аналогами чего не обладает. И если потребление готовых орудий труда и средств деятельности, а также наиболее адекватное приспо­собление к окружающей среде можно сравнить с универсальной активно­стью в мире живого с той лишь разницей, что в основании лежит не биоло­гический код, а социально значимая программа, то изобретение претенду­ет на особый статус. Оно опирается на многообразие степеней свободы и может бьггь осуществлено «по мерке любого вида». Иногда в изобретении усматривается попытка имитации природы, имитационное моделирование. Так, цилиндрическая оболочка— распространенная форма, используемая для различных целей в технике и быту — универсальная структура много­численных проявлений растительного мира. Совершенной ее моделью яв­ляется стебель. Именно у живой природы заимствованы решения оболочи-вания (от слова оболочка) конструкций. Велика роль пневматических со­оружений. Они помогли человеку впервые преодолеть силу земного притя­жения, открыть эру воздухоплавания. Их идея также взята из природы, ибо одним из совершеннейших образцов пневматических конструкций служит биологическая клетка. Некоторые плоды и семена приспособились к рас­пространению в природе при помощи своеобразных «парашютиков», «па­руса» или же крылатого выроста. Нетрудно усмотреть сходство между столь изощренными способами естественного приспособления и более поздни-


ми продуктами человеческой цивилизации, эксплуатирующими модель па­руса, парашюта, крыла и т.п. Технолог оборачивается на природу в под­тверждении правильности своих идей.

У изобретения-имитации больше оснований быть вписанным в приро­ду, поскольку в нем ученый пользуется секретами природной лаборато­рии, ее решениями и находками. Но изобретение — это .еще и создание нового, не имеющего аналогов. Осмысляй подобный конструктивный изоб­ретательский процесс, исследователи отмечают пять его этапов. Первый связан с формированием концептуальной модели, определением целей и ограничений. Второй — с выбором средств и принципов.- На третьем наи­более важным оказывается предпочтение того или иного рационального решения при заданном физическом принципе действия. Характерным здесь становится варьирование элементами и технологическими параметрами до нахождения наиболее целесообразного сочетания. Четвертый этап вклю­чает в себя определение оптимальных значений параметров заданного тех­нического решения. Пятый предполагает проективно-знаковое отображе­ние создаваемых структур с последующей их материализацией13.

Однако технические науки столь разнородны, что серьезной пробле-" мой становится поиск оснований для объединения их в единую семью. В качестве механизма объединения разнородных системно-технических зна­ний Н. Абрамова14 называет модель роста кристалла, где главное условие состоит в необходимости соблюдения соответствия между основанием и структурой питательной среды. В качестве основания мыслится трудовая деятельность, а питательной средой выступают принципы и понятия та­ких дисциплин, как гигиена труда, теория информации.

ЛИТЕРА ТУРА

1 См.: Степан B.C. идеалы и нормы в динамике научного поиска // Идеалы и нормы научного поиска. Минск, 1981.

2 См.: Карнап Р. Философские основания физики. М., 1971. С. 259, 348.

3 См.: Порус В.Н. Эпистемология: некоторые тенденции // Вопросы филосо­фии. 1997. №2.

4 См.: Гиренок Ф.И. Ускользающее бытие. М., 1994. С. 114-115.

5 Ильин В.В. Критерии научности. М., 1989. С. 34.

6 Там же.

' Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М.. 1986. С. 234.

8 Агацци Э. Моральное измерение навыки и техники. М., 1998. С. 11.

9 Мамардашвили М.К. Формы и содержание мышления. М., 1968. С. 26, 28.

10 Налимов В.В. Анализ оснований экологического прогноза // Вопросы фило­софии. 1983. № 1. С. 112-115. " Сноу Ч. Две культуры. М., 1973. С. 72.

12 См.: Философия техники в ФРГ. М., 1989. С. 317.

13 Лешкевич Т.Г. Неопределенность в мире и мир неопределенности. Ростов н/Д, 1994.С. 142-154.

14 См.: Абрамова Н. Т. Мозаичный объект: поиски основания единства // Воп­росы философии. 1986, № 2. С. 111.









Дата добавления: 2016-04-02; просмотров: 1255;


Поиск по сайту:

При помощи поиска вы сможете найти нужную вам информацию.

Поделитесь с друзьями:

Если вам перенёс пользу информационный материал, или помог в учебе – поделитесь этим сайтом с друзьями и знакомыми.
helpiks.org - Хелпикс.Орг - 2014-2024 год. Материал сайта представляется для ознакомительного и учебного использования. | Поддержка
Генерация страницы за: 0.044 сек.