СОЦИАЛЬНЫЙ МАЗОХИЗМ И

ПАТТЕРНЫ САМОУНИЧТОЖЕНИЯ:

ПОКОРЕННЫЙ РЕБЕНОК

С исторической точки зрения мазохизм следует рассматривать в двух плоскостях. Во-первых, сексуальный мазохизм — очевидная сексуальная перверсия, проявляющаяся в том, что боль, унижение и деградация, приобретаемые в сексуальном контексте, либо сами по себе доставляют наслаждение, либо влияют на интенсивность сексуального наслаждения. Во-вторых, мазохизм можно рассматривать, как более устойчивую склонность вовлекаться в широкую гамму саморазрушительного поведения в социальной, эмоциональной и профессиональной жизни. Фрейд (1924) назвал это «моральным» мазохизмом, a Reik (1941) мазохизмом «социальным». Эта глава посвящена именно этой второй форме «стиля жизни», поскольку она может рассматриваться в качестве отражения главных экзистенциальных жизненных проблем, связанных с самоопределением и самоконтролем. Сексуальный мазохизм может сочетаться с общим социальным мазохизмом, но далеко не всегда.

ЭТИОЛОГИЯ

Суть представляемой здесь теории развития характера состоит в интеракции между тремя переменными. Первая из них — это проявление в развитии врожденных потребностей, специфических для человеческого существа. Вторая — это способность окружения подстраиваться и реагировать на эти потребности. Третья касается естественной эволюции эмоциональных, бихевиоральных и когнитивных способностей преодоления неудач в попытках окружения приспособиться к этим врожденным потребностям.

В соответствии с этой моделью, проблема мазохизма — это производная влияния этих трех переменных на проблему независимого самоопределения, то есть на проблему воли. Хотя примеры детской воли можно обнаружить уже на первом году жизни, всеже более устойчивая экспрессия детской потребности самостоятельно распоряжаться собственной экспрессией self и сопротивляться требованиям других людей в подавляющем большинстве случаев появляется только тогда, когда будет полностью освоен навык прямохождения и когда проявятся простые речевые навыки. До этого момента при появлении каких-либо форм собственной воли грудного младенца можно легко заинтересовать другой активностью и, таким образом, избежать долгих баталий с его намерениями. При более развитых двигательных, манипулятивных, языковых навыках и памяти у ребенка возникает все больше поводов предпринимать самостоятельные действия и лучше организовывается способность к их поддержанию. Таким образом, повышается вероятность появления конфликта между его личными желаниями и тем, что от него ожидают опекуны. По мере развития этих умений наблюдается прогресс в сфере потребности в социализации, касающийся принятия пищи, общественных интеракций и контроля за функциями выделения. Все это неуклонно повышает вероятность возникновения конфликта воли. Согласно моему опыту, там, где имело место сокрушительное поражение в баталии, достигнутое за счет упорного, безжалостного и часто садистского подчинения воли ребенка, мазохистское поведение и саморазрушение приобретают наиболее дисфункциональные и очевидные формы. Одновременно в этих же случаях паттерн саморазрушения начинает принимать характер упорного уничтожения и использования других людей оказывается исключительно стойким к любым попыткам изменения.

В каждой характерологической экспрессии наиболее интересна особая коллекция психологических механизмов, определяющих тип характера, и специфический отпечаток, который накладывают эти механизмы в процессе развития. Он определяет вероятный возраст, в котором они (эти механизмы) впервые дали о себе знать. Эти данные с большой вероятностью указывают на возможный период блокировки развития каждой характерологической экспрессии. Они также имеют клиническое значение, поскольку предоставляют сведения, касающиеся характера психологического развития, который находит свое отражение в способе адаптации к отдельным характерологическим проблемам. Они информируют нас о природе человеческих потребностей, которые были подвергнуты фрустрации, о характере полученной травмы и переживания боли, а также о природе форм защиты, примененных с целью продления этой боли.

Когда дети вырастают, психологические механизмы и защита становятся все более искусными, сложными и запутанными. В случае мазохизма некоторые из этих наиболее укорененных механизмов уже функционируют и в минуты, когда ребенок сознательно ощущает желание выразить и утвердить свою волю, они отчасти отвечают за закрепление этих паттернов. Ребенок, зачастую бессознательно, сохраняет воспоминание о том, как была сломлена его воля и помнит, что, несмотря на это, он выжил. Остается также неистощимое желание противостоять поражению и утвердить собственную волю, даже если это происходит в укрытии, тайно и сопровождается тяжелым страданием. Чтобы идентифицироваться с мазохистской личностью, полезно припомнить себе такой момент из собственной жизни, когда мы были грубо подчинены и не имели возможности отомстить. Упрямая и бессильная ярость, которую мы тогда могли испытывать, в чем-то сродни бессознательной, а иногда наполовину сознательной ярости, которую питает мазохистская личность. «Я не буду злиться, я отомщу» — эта фраза кратко выражает скрытую феноменологию мазохизма. Однако проблема такой личности заключается в такой огромной разнице сил, что даже невозможно бывает воспользоваться единственной безопасной формой мести — самоуничтожением, актом, который позволил бы сохранить чувство гордости за себя. Единственным путем к победе над другой личностью была наука, как находить радость в собственном поражении, демонстрировать это миру и отвергать любые попытки изменить такое положение. Поучительное сравнение можно получить, если отнести мазохистские паттерны к пассивному сопротивлению, которое появляется, как реакция на наиболее тоталитарные и садистские политические режимы. Например, во время засилья нацизма в Европе любой открытый акт сопротивления мог вызвать репрессии в отношении случайных гражданских лиц, не исключая массовых экзекуций. Именно поэтому акты саботажа должны были выглядеть, как события совершенно случайные. Аналогично аутосабо-таж, вызываемый бессознательно, становится самым скрытым актом агрессии. Удовольствие от такого унижения self по соображениям безопасности тщательно скрывается.

Изучение процесса развития детей подтверждает, что в возрасте двух лет, когда они оказываются перед лицом конфликта между уступчивостью в отношении желаний других и жаждой более независимых действий, они уже располагают умеренно сложным комплексом когнитивных умений. Чтобы уяснить себе эту ситуацию, давайте вспомним, что именно между первым и вторым годами жизни дети демонстрируют способность припоминать прошлые переживания (Ashmead, Perlmutter, 1980; Daehler, Greco, 1985), а также повторять и воспроизводить последствия текущих событий (Mandler, 1983; O'Connell, Gerard, 1985). Эти положения очень важны, поскольку подтверждают, что двухлетний ребенок уже обладает хорошо развитой способностью предвидеть последствия своих поступков. Gopnik; Meltzolf (1987) в своих исследованиях относят первые проявления применения инсайта и попытки разрешения проблем приблизительно к восемнадцатому месяцу жизни. Очень многие исследователи замечали, что именно в возрасте двух лет ребенок начинает демонстрировать склонность к исполнению желаний других людей (Golden, Montare, Bridger, 1977; Корр, 1982; Vaughan, Kopp, Krakow 1984). Wenar (1982) же приходит к выводу, что в это же время дети также начинают серьезно сопротивляться подчинению. Ceppert и Kuster (1983) обнаруживают также, что примерно около второго года жизни дети начинают открыто добиваться независимого выполнения разных действий. Более того, как раз в это время — конечно для каждого ребенка оно будет более или менее разным, в зависимости от индивидуальных особенностей развития, проявляется весь комплекс когнитивных умений, способствующих более искусным и сложным социальным действиям и внутренним процессам, которые до сих пор были недоступны. Stern (1985), например, считает возраст двух лет моментом, в котором развивается способность к Симбиотической игре и мышлению; и с которого начинается настоящее речевое развитие. До сих пор ребенок использовал лишь несколько простых слов. Bretherton и Beeghly (1982), а также Fisher же (1980) открывают, что после своего второго Дня рождения ребенок демонстрирует свои первые репрезентации self и дает понять, что может думать о себе, как о реальном живом существе. Идентичное значение имеют положения Bertenthal и Fischer (1978), а также Brooks-Gunn и Lewis (1984) — двухлетний ребенок демонстрирует самоосознание.

Heltzer (1931) заметил, что именно на втором году жизни детская игра в гораздо большей степени направлена на удовольствие, которое дают какие-нибудь результаты их действий, нежели на простую заинтересованность и манипуляции с объектами.

Возможность того, чтобы мазохизм мог формироваться как следствие несоответствующего подавления и вмешательства в рамках какой-то жизненной проблемы, допустимо. Но, как мне кажется, для того, чтобы действительно дело дошло до возникновения мазохистской реакции, личность должна обладать хорошо развитой идентичностью собственного self и гордостью, которая этому сопутствует. Другими словами, для того, чтобы защищаться типично мазохистским способом, необходимо сознательное чувство интегральности self. Именно поэтому, несмотря на то, что между первым и вторым годами жизни могут появиться усилившиеся конфликты между ребенком и его опекуном, полного мазохистского приспособления, скорее всего, не произойдет до тех пор, пока не будет перейден рубеж двух лет. Считается также, что для возникновения столь болезненного компромисса паттерна самоуничтожения, каким является мазохизм, необходим обширный конфликт воли.

В этом контексте мы рассмотрим проблему тренинга чистоты, не в качестве условия, необходимого для возникновения мазохизма, а скорее в качестве универсальной проблемы социализации, которая появляется именно в этот период жизни. Это та ситуация, когда потребности, амбиции и склонности ребенка могут оказаться мягко включенными в сетку требований родителей и общества либо могут стать поводом для неприятного расхождения желаний, породить страх, стыд и чувство подавленности. Временная организация оптимального тренинга чистоты не только зависит от очевидной готовности ребенка осуществлять контроль за деятельностью кишечника и мышц сокращения. Оптимальное приспособление ко времени требует также принять во внимание детскую способность реагировать на собственные внутренние сигналы развивающегося умения использовать речь для того, чтобы сигнализировать о собственной готовности, возросшей потребности имитирования родителей, родственников и ровесников, а также естественным образом появляющегося удовольствия как от доставления удовольствия другим, так и от оценки собственных достижений. Если ребенок находит чуткое отражение и уважение по отношению ко всем этим его тенденциям, тренинг чистоты и другие задачи социализации могут реализоваться относительно мягко и без травмирующих переживаний. Такого рода эффективное отражение должно также предполагать толерантность в отношении таких моментов, когда тенденция к отрицанию чужих требований и к независимому действию оказывается сильнее, чем склонность уступать и доставлять другим удовольствие. Приобретение навыка в таком оптимально отражающем доме однозначно не является ни быстрым, ни лишенным ошибок, но все же относительно свободно от страха, конфликтов воли и стыда.

Однако, как видно по количеству умений и склонностей, которые необходимо чутко отслеживать, есть много моментов, когда опекун может совершить ошибку. К тому же, этих ошибок впоследствии бывает очень трудно раскрыть, поскольку они могут проявляться не только в самом тренинге чистоты, но и в других сферах эмоций и поведения. К ним могут относиться сложности в интимной жизни, бессонница, излишняя приверженность к порядку или чистоте, а также другие страхи и опасения. Стоит прибавить, что тренинг чистоты являет в этих рассуждениях интересный пример, поскольку касается волевого контроля над чем-то, что до сих пор было непроизвольным. Такой деликатный процесс легко может отяготиться чувствами страха и ярости, естественным образом появляющимися в процессе обучения, если он не соответствует своему времени, протекает под влиянием силы, либо — если ребенок сталкивается с пристыжением или реакциями страха со стороны опекуна. Более того, борьба за возможность контроля над этой областью может быть еще более острой, поскольку органические процессы могут целиком оставаться вне контроля ребенка, либо он может его сознательно или бессознательно отвергать.

Еще раз подчеркиваю: я не утверждаю, что мазохизм есть результат несоответствующего тренинга чистоты. Я лишь считаю, что эта универсальная проблема дает уникальную иллюстрацию тренинга социализации, который может вызывать такие родительские поступки, а впоследствии — такие родительско - детские интеракции, которые по ходу приводят к формированию мазохистской адаптации. Тренинг чистоты, как никакой другой, этому способствует, если принять во внимание период жизни, в котором он чаще всего осуществляется, природу изменений — от того, что было процессом непроизвольным, к волевому контролю — и изначальную трудность этого процесса, являющую собой исключительно благодатную почву для переживания стыда, страха и для конфликта воли.

Все описанные в этой книге структуры характера формируются как итог ошибок окружения, чаще же всего — ошибок родительских, которые, в лучшем случае, проявляются в несовершенной подстройке к потребностям развития, ограничения и появляющимся способностям ребенка, а в худшем — представляют самые неприятные и скандальные примеры бесчувственности и использования ребенка. Именно в этой области — области контроля над ребенком — мы располагаем исторически документированными примерами санкционированной поддержки плохого отношения к детям. Alice Miller (1983, s. 8-91) оказала нам неоценимую помощь, сделав обзор мелких исторических трудов, авторы которых обратились к учебникам и эссе, касающимся воспитания детей. С глубочайшей уверенностью в собственной правоте они инструктируют родителей, как применять самые жесточайшие методы с целью установления железного родительского контроля и сломления воли ребенка. Эти методы основываются на использовании силы, обмана, манипуляции, стыжения и открыто жестокого унижения. Все это, естественно, красиво рационализировано — «ради блага ребенка».

Рекомендуемые методы установления абсолютного контроля относятся уже к первым месяцам жизни и в выборе техник подчинения пользуются знаниями развития. Jay Sulzer (1748, цит. по Miller, 1983), например, пишет в An Essay on Education and Instruction of Children (Эссе на тему образования и воспитания ребенка):

Одним из благоприятных моментов первых лет жизни является то, что можно использовать силу и принуждение. Дети все равно забудут все, что с ними происходило в раннем детстве. Если в этот период сломить их волю, то они потом уже никогда и не вспомнят, что она у них когда-то была[...]

Тот же автор приводит идеальный пример основанной на нерушимой уверенности в себе рационализации этого поведения:

Советую всем тем, кто занимается воспитанием детей, чтобы главной их задачей стало искоренение проявлений воли, и чтобы они не останавливались до тех пор, пока не достигнут этой цели. Как я уже говорил, логическое убеждение малого ребенка невозможно; поэтому его воля должна методично уничтожаться. А ничего другого для реализации этой задачи не существует, как только дать понять ребенку, что с ним поступают серьезно. Если вы уступите его желаниям один раз, то следующее проявление будет более значительно и трудно усмиряемо [...] Если родителям удастся искоренить волю уже в самом начале с помощью таких средств как порицание и палка, то они обретут послушного, покорного и хорошего ребенка, который в последствии сможет получить дальнейшее хорошее образование. Если мы хотим создать соответствующую основу для такого образования, то нам нельзя ослаблять усилий до тех пор, пока мы не увидим, что всякие проявления самостоятельной воли исчезли, поскольку здесь для них абсолютно нет места. Пусть никто не думает, что добьется хороших результатов не устранив предварительно эти две серьезные ошибки [...] Таким образом это — два главных вопроса, которыми следует заняться в первый год жизни.

Затем автор переходит к поучению родителей относительно того, каковы две самые важные проблемы, которыми они должны заняться на втором году жизни ребенка. Это порядок и покорность.

Все должно быть подчинено правилам порядка. Еда и питье, одежда, сон и собственно все маленькое домашнее хозяйство ребенка должно быть упорядочено Нельзя менять ни малейшей мелочи, чтобы так подчинить его волю и капризы, чтобы он мог уже в самом раннем детстве непосредственно придерживаться правила порядка. Последовательно отдаваемые приказы имеют неоспоримое влияние на жизнь ребенка. И если он привыкнет к наказанию в этом самом младшем возрасте, то позже оно будет для него совершенно естественным, поскольку он не будет даже подозревать о том, что это было привито ему искусственным образом [...]. Другая главная задача, которой следует уделить внимание в начале второго и третьего года жизни ребенка, это безусловная покорность по отношению к родителям, а также пер-востепенность и полное одобрение всего, что они делают. Эти черты не только абсолютно необходимы, если мы хотим добиться успеха в воспитании ребенка, но имеют также очень сильное влияние на общее его образование. Их важность объясняется тем, что они уже сами по себе привносят упорядоченность и дух подчинения закону. Ребенок, который был послушен родителям, также охотно подчинится закону и принципам порядка в будущем, когда он уже будет жить самостоятельно и сам себе будет господином. Ведь он уже привык не действовать по собственной воле. Послушание имеет такую огромную важность, что по сути все образование — это только наука того, как быть послушным.

К сожалению, исторические исследования свидетельствуют о том, что взгляды Sulzer это не отдельный случайный пример. Особенно если рассматривать проблему конфликта воли.

Единственным злом, обязывающим прибегать к насилию является упрямство [...]. Если твой сын не хочет учиться потому, что это — твое желание, если он плачет, желая противостоять тебе, если он делает вред, чтобы ранить тебя, словом если он упорно поступает по-своему, то отлупи его хорошенько, пока он не начнет умолять: «Папа, нет, нет!» Такое неподчинение равнозначно декларации начала войны против тебя. Твой сын пытается узурпировать твои права, поэтому ответ насилием на насилие оправдан, если ты хочешь укрепить свою позицию. Без этого ты не сможешь его тренировать. Удары, которые ты ему наносишь не должны быть простой игрой, они должны убедить его, что ты — его господин [...] Если он поймет, что уже после первого удара оказался подчинен и вынужден покориться тебе, то не найдет смелости возобновить попытки сопротивления. (J.G. Kruger, 1752, Miller, 1983).

Воспроизведем также советы J.B.Basedow содержащиеся в его Handbook for Fathers and Mothers of Families and Nations (Учебник для отцов и матерей семей и народов; 1973, цит. из Miller, 1983):

Если после физического наказания физическая боль в течение какого-то времени остается, неестественно сразу запрещать плач и жалобы. Но если наказанный ребенок использует эти неприятные звуки в качестве мести, тогда следует отвлечь его внимание, дав ему какое-нибудь мелкое поручение или задание. Если это не помогает, позволительно запретить плакать и наказывать до тех пор, пока он окончательно не утихнет под угрозой нового наказания.

Эта цитата напоминает мне одного моего клиента, которому отец регулярно угрожал, а затем воплощал слова в действие:

Я буду бить тебя до тех пор, пока ты не начнешь плакать, а потом буду бить тебя за то, что ты плачешь.

Стоит также заметить, что эти учебники по воспитанию кроме пропаганды порядка, послушания и покорения воли ребенка, также рекомендуют подавление стихийности и эмоциональности. Например, S. Jandemann (1896, цит. из Miller, 1983) в работе под названием «On Character Fault of Exuberance in Children» («O характерологической ошибке стихийности у детей»):

Также, как и в случае всех других болезней, трудно поддающихся лечению, в случае психической ошибки стихийности больше всего внимания нужно уделить профилактике нарушения. Проще всего научиться добиваться этой цели, если мы будем неизменно придерживатъся принципа всесторонней защиты ребенка от любых влияний, которые могли бы их эмоционально взволновать — будь то влияния приятные или болезненные.

Рассмотрим также следующую точку зрения по вопросу дисциплины:

Дисциплина, как она представлена в Ветхом Завете, носит главным образом характер физического наказания. Коварная воля, которая на собственную погибель или на погибель других, не подчиняется контролированию, должна быть сломлена [...] Обсуждение идеи наказания показывает, что в образовательных целях здоровая дисциплина всегда должна подразумевать физическое наказание. Ее раннее и решительное, хоть и ограниченное, применение — есть глубочайшая основа любой настоящей дисциплины. А то, что более всего требует преодоления — это животная сила тела [...] (Enzy Klopadic, цит. из Miller, 1983).

Эти учебники по воспитанию детей конечно же несколько устарели, но, как точно заметила Miller, проблема контроля за детьми была проблемой всегда и во всех культурах, а укорененные в данной культуре представления не исчезли, но в значительной степени ушли под землю. Это становится особенно верным, когда взрослые бессознательно выражают желание обладать властью над другим человеком и упорно копируют паттерны доминирования, которые испытали на себе. Особенно этой форме повторения присущ скрытый характер. Случаи вовлечения в бесконтрольное применение силы, которые было бы столь же трудно распознать, чрезвычайно редки. Как еще в 1748 году точно заметил Sulzer, маленькие дети «забудут все, что с ними приключилось [...] никогда потом не вспомнят, что она [воля] когда-то была у них».

Мне кажется, что, как и в каждой другой проблеме, мы можем здесь различить своеобразный континуум. Чаще всего мы слышим историю, в которой опекуны действовали садистски, безжалостно вмешивались, унижали и в высшей степени подчиняли ребенка. В таких обстоятельствах плохие объекты, которые сами часто являются психотичными, имеют органические нарушения мозга, borderline, социопатичны или характеризуются нарушениями другого рода, «создают» детей, которые являются отсталыми (недоразвитыми) во многих важных областях жизни и у которых часто можно идентифицировать нарушение личности borderline. Детей этих часто физически, сексуально или психологически угнетают такими действиями, как ритуальное насилие, регулярные клизмы, еда под принуждением, родительские взрывы гнева и разные чрезвычайно унизительные и неприятные испытания, которые садистским образом проявляют их слабость и чувствительность. В этой ситуации они не могут сделать ничего другого, как только интернализовать плохие объекты и жить жизнью, детерминированной интрапсихическими отношениями с ними. Они, как правило, испытывают трудности со всеми или большинством основных экзистенциальных проблем, которые мы описываем в этой книге. Представляемая здесь точка зрения на мазохизм будет особенно полезна, если мы будем уметь представлять те аспекты приспособления детей к насилию, которые представлены саморазрушением, а также расширением и поддержанием связей с плохим объектом при одновременном выражении сопротивления, бунта и жажды мести по отношению к нему. На другом конце континуума появляются личности, выросшие в окружении родителей или опекунов, которые в других вещах, смогли обеспечить им соответствующие условия, но все же в очень ограниченной области допускали детскую оппозицию. От первого «нет» на втором году жизни и до последних мелких протестов подростка против навязанных ему запретов наказание за всяческое сопротивление было скорым, неизменным и бескомпромиссным. Такого рода контроль осуществляется чаще всего с глубокой уверенностью в себе, даже с убежденностью в собственной правоте и в том, что он служит исключительно благу ребенка. В таких семьях может существовать любовь, соответствующее отражение и признание, аутоэкспрессия может допускаться и одобряться, но отсутствует толерантность к оппозиции и всяким проявлениям неуважения. Ребенок, который особенно часто проявляет свою волю и противопоставляет себя родителям, может также провоцировать их реакции чаще, чем тот ребенок, которого легче контролировать. Личности, выросшие в таком окружении интернализируют несомненно более здоровый, но все же по-прежнему подавляющий и контролирующий их объект, им чаще бывает присуще хроническая инертность и сниженная энергия, в то же время они ведут жизнь в соответствии с социально санкционированными ролями и обязанностями. Хотя такие лучше функционирующие личности фактически представляют собой солидный скелет многих общественных организаций, включая, естественно, собственную семью, однако чаще всего им присуща относительно ограниченная спонтанность, низкие творческие способности, слабо выраженные оригинальность и остроумие. Их фальшивое self податливо, услужливо и терпеливо, способно выдерживать довольно сильную фрустрацию и готово на самопожертвование. Это зачастую те люди, которые берутся за скучную и грязную работу, потому что «кто-то должен это делать» и действительно оказываться в этой роли лучшими, чем большинство из нас. Личности, выбирающие такой мазохистский стиль, на каком бы месте они ни оказались, везде являются, казалось бы, идеальными работниками бюрократических структур.

СИМПТОМЫ, МОДЕЛИРУЕМЫЕ,