Атаманы гнезда Сокола

К северу от Киева и Чернигова, в глухих лесных хуторах киевского Полесья, долгое время гремела мятежная слава анархистского атамана Александра Савицкого, родом из Новозыбкова, который в 1907–1909 годах партизанил против царского режима. Сын акцизного чиновника, ученик реального училища, Савицкий в первый раз был арестован за то, что выстрелил в портрет Николая II. Сбежав из тюрьмы, он стал атаманом отряда анархистов, совершивших дерзкие нападения на полицейских, магазины, кассы. Большую часть своих трофеев Савицкий раздавал бедным семьям.

Спустя десяток лет, в ноябре 1918 года север Киевщины поддержал восстание Петлюры. Из этих мест на штурм Киева и Житомира выступило несколько тысяч крестьян, объединенных в крупные повстанческие отряды. Наиболее сильным и многочисленным был отряд Радомышлянского уезда под командованием братьев Соколовских.

Братья Дмитрий, Василий и Алексей Соколовские происходили из села Горбулев Радомышльского уезда, из многодетной крестьянской семьи, в которой было четыре сына и четыре дочери. Алексей и Дмитрий учительствовали в школах уезда, а с началом мировой войны ушли на фронт. Вернувшись на родину, они организовали в уезде отделение «Вольного казачества», некоторое время пребывали в армии УНР. Алексей Соколовский участвовал в крестьянском восстании против гетмана Скоропадского и в штурме Радомышля в ноябре 1918 года.

Но в начале следующего года Соколовские отошли от Петлюры, начав «карьеру» самостоятельных атаманов, исповедовавших идею независимости Украины и более «левые» идеалы, нежели Директория Петлюры, но в то же время более «правые», чем большевики. В январе 1919 года в бою против большевиков Алексей погиб и повстанческий отряд возглавил его старший брат Дмитрий.

Об атамане Дмитрии Тимофеевиче Соколовском известно, что он родился 23 октября 1894 года в селе Горбулев Радомышльского уезда, а погиб 8 августа 1919 года.

В конце февраля 1919 года Дмитрию Соколовскому удалось на шесть дней выбить большевиков из Радомышля и установить там свою атаманскую власть. «Радомышльская повстанческая республика Соколовских» то включала в себя уездный центр, то сокращалась до нескольких лесных сел.

В создании этой «республики» активное участие принимали: отец братьев Соколовских Трофим (как начальник штаба повстанцев), уездный комиссар от Директории Максим Середенко‑Телищенко; бывший комендант Радомышля времен Директории Юлиан Мордалевич, агрономы братья Кривоносы, атаман Петр Филоненко, священик Степан Соколовский...

8 марта 1919 года Дмитрий Соколовский снова ворвался в Радомышль, но смог удержать его только сутки. Численность этого отряда, который тогда именовался Повстанческой бригадой, колебалась от 500 до двух тысяч бойцов при 22 пулеметах и двух пушках. Против атамана большевики направили два регулярных стрелковых полка и несколько чекистских частей.

Действия отряда Соколовского отличались повальными казнями коммунистов в контролируемых селах и местечках. Дмитрий Соколовский – Сокол – стал единоличным атаманом Радомышлянских лесов, а отец атаманов, старый Тимофей Соколовский (бывший местный дьяк), возглавил Повстанческую раду севера Киевщины, которая объединила до десятка местных атаманов.

В определенный момент повстанцам Соколовского в Коростенском уезде удалось занять несколько населенных пунктов и разрушить железную дорогу. Но в 20‑х числах апреля 1919 года они были разбиты Красной армией (44‑й Киевской дивизией). Соколовский отошел к северо‑востоку от Житомира, сдав занятые им ранее Изяславль и Полонное.

В середине мая 1919 года большой отряд атамана Сокола снова выбил гарнизон красных из Радомышля. Еврейские источники сообщали, что тогда в местечке начался страшный погром: «Рано утром, когда население еще спало, отряд атамана Соколовского ворвался в город, рассыпался по еврейским квартирам и начал убивать и грабить... Было зарублено свыше 400 человек разного пола и возраста, от стариков до младенцев». В местечке Дубово казаки Соколовского согнали несколько десятков евреев в свой штаб, а потом выводили их в подвал, где два палача шашками рубили головы несчастным...

Из 20‑ти волостей Звягельского уезда 12 восстали против большевиков. Большинство восставших были вооружены палками, топорами, косами. 8 июля повстанцы (около трех тысяч крестьян под командованием Соколовского) захватили Звягель, который оборонял караульный патруль из 500 человек. 300 красноармейцев перешли на сторону восставших, а 150 бежали из города. На позициях остался только взвод китайцев. Захватив город, повстанцы вырезали более 100 большевиков и евреев. Им отрезали руки и живьем закапывали в ямах.

Позднее в справке «О политпрошлом и политическом состоянии Новоград‑Волынского округа» сотрудники ЧК отмечали: «В период гражданской войны почти все население Новоград‑Волынского округа, за редким исключением, принимало активное участие в повстанческом движении против Соввласти вместе с оперировавшими на территории округа бандами Соколовского и др. более мелкими политбандами... Враждебность населения Новоград‑Волынского округа в период организации Советской власти объясняется главным образом тем, что население районов, входящих в состав нынешнего Новоград‑Волынского округа, будучи расселено по Столыпинско‑хуторной реформе, успело до революции окулачиться, и в основном большинство крестьянских хозяйств по своему соцположению относилось к зажиточно‑кулацким хозяйствам».

6 августа восставшие под руководством атаманов Соколовского, Колесниченко и Палиенко захватили Новоград‑Волынский. На съезде крестьян Новоград‑Волынского уезда повстанцы создали так называемые «Трудовые рады». На съезде было решено помещичью землю передать крестьянам, борющимся против Красной армии. Часть делегатов съезда заявила, что признает только советскую власть, но без «жидов, китайцев и чрезвычаек», другие требовали «демократического управления». В Новоград‑Волынском Соколовский оборудовал снарядную мастерскую, приступил к формированию кавалерийского дивизиона атамана Палиенко. Как сообщали 10 августа 1919 года «Известия», в Новограде‑Волынском было расстреляно около 200 человек, «преимущественно евреев». «Город был обречен на голодную смерть, т. к. он был обложен со всех сторон советскими войсками и подвоза никакого не могло быть», и поэтому уже через несколько дней войско Соколовского покинуло город.

В середине августа 1919 года Дмитрий Соколовский был убит диверсионным отрядом. Проникнув в село Горбулев, диверсанты обстреляли штаб атамана и забросали его гранатами. Отряд Сокола, потерявший атамана, был разгромлен прибывшим из Киева отрядом красных. Большевики обстреляли из пушек Горбулев во время похорон атамана. В селе Соловьевка (на границе Киевского уезда) был разбит крупный отряд Соколовского, причем 25 пленных повстанцев немедленно расстреляли.

После Дмитрия «Республику Соколовских» возглавил еще один брат – Василий Соколовский. Ему удалось снова собрать отряд повстанцев, с которым 15 августа 1919 года он захватил Радомышль и вырезал в городке гарнизон и всех представителей советской власти (до 500 человек).

В конце августа 1919 года повстанческая бригада Василия Соколовского присоединилась к войскам УНР, которые в тот момент штурмовали Киев. Соколовский был принят Симоном Петлюрой и даже признал его власть. Но через неделю Василия похитили агенты большевиков, которые вывезли его в Радомышль, где подвергли пыткам и расстреляли.

После Василия главой повстанцев стала бывшая гимназистка Александра Соколовская, воевавшая под псевдонимом Маруся. Она возглавила отряд в 800 человек, который назвала Повстанческой бригадой имени Дмитрия Соколовского.

В начале октября 1919 года бригада Маруси была сильно потрепана частями 58‑й советской дивизии у Радомышля. Разгром отряда привел к тому, что зимой 1919/20 года сводки Красной и Белой армий ничего не сообщали о «воинстве» Соколовских. Но в апреле 1920 года Маруся объявилась в повстанческом отряде своего жениха – атамана Куровского, который вел бои с частями Первой конной армии на юге Киевщины, сотрудничал с польской армией, в мае–июне 1920‑го удерживавшей часть Киевской губернии.

С ноября 1920 года отряд Маруси снова действует самостоятельно, громя продотряды и мелкие советские гарнизоны в Подолье. Смерть Александры Соколовской описывалась современниками по‑разному. Одни утверждали, что Марусю красные взяли в плен и расстреляли, другие – что атаманшу убил ее собственный адъютант, ставший агентом большевиков. Существует также версия, гласящая, что Маруся ушла в Румынию, а потом всплыла в Канаде.

Интересно, что уже после гражданской войны, 9 мая 1921 года, на заседании бюро РадомышЛьского партийного комитета КП(б)У разбирался вопрос о невесть откуда взявшемся «памятнике бывшему бандиту Соколовскому». Этот памятник появился в Горбулеве весной 1920 года. Бюро постановило созвать съезд местных комнезамов, на котором было решено: «Соколовскому памятника не нужно ставить, а необходимо его снести, как памятники царей и бандитов».

Осенью 2009 года в селе Корчевцы (где, вероятно, был похоронен Д. Соколовский) был открыт памятник атаману Дмитрию Соколовскому, а в селе Горбулев – семье повсанческих лидеров Соколовских.

власти, с весны 1919‑го действовал против Красной армии вдоль железной дороги Коростень–Шепетовка. Его отряд входил в состав Повстанческой бригады атамана Соколовского и атаманши Маруси.

Летом 1919 года Филоненко наладил связь со штабом Петлюры, откуда получил директиву действовать на железной дороге Коростень–Овруч–Звягель, перекрыв движение эшелонов. После гибели Александры Соколовской, в конце 1919 года Петр Филоненко присоединил разбитый отряд Маруси. Но предатель выдал место пребывания филоненцев, и большая их часть вместе с атаманом попала в плен. Филоненко доставили в штаб красной бригады, в городок Лугин. Несмотря на пытки, Петру удалось бежать из тюрьмы в волынские леса. Вскоре он снова собирал отряд повстанцев...

В апреле следующего года отряд Филоненко присоединился к 6‑й Украинской дивизии полковника Безручко, которая в составе 3‑й польской армии наступала на Киев. Когда армия УНР была разбита и интернирована в Польше, Филоненко со своими партизанами ушел на Волынь. В боях против красных атаман лишился правого глаза. В апреле 1921 года приказом Юрия Тютюнника Петр Филоненко был назначен командиром‑атаманом 9‑го повстанческого района; известный под кличкой Атаман Стах, он стал главой Волынского повстанкома в Новоград‑Волынском. Затем в августе Филоненко оказался в Польше, в Ровно, где группа атамана Нельговского готовилась к походу на советскую Волынь. В сентябре эта группа перешла советско‑польскую границу и начала партизанские действия у Звягеля. В следующем месяце партизаны Филоненко захватили в плен пополнение, направлявшееся в 9‑ю кавдивизию Котовского. А в ноябре того же года двадцать чекистов окружили дом, где находился Филоненко, но тому сноба удалось бежать из ловушки. В ноябре–декабре отряд Стаха помогал петлюровским войскам атаманов Тютюнника, Гопанчука, Палия и Нельговского, участвовавшим во Втором зимнем походе. В 1922 году Петр Филоненко возглавил так называемую Волынскую повстанческую армию, которая насчитывала всего 400–600 бойцов.

Украинские партизаны, действовавшие на территории Польши, в том числе и Филоненко, продолжали свои акции до 1939 года. 16 августа 1941 года гетман «Украинских вольных казаков»[59] назначил «старого партизана» Филоненко, которому тогда шел 45‑й год, организатором повстанческих групп в его родных местах, в районе Овруча. Тогда же Петр Филоненко получил звание полковника Украинских вооруженных сил (УВС). После Второй мировой войны бывший атаман обосновался в Германии, а потом – в США, где он прожил до середины 1970‑х годов.

* * *

Иная судьба была уготована атаману Юлиану Арсеновичу Мордалевичу‑Годаловацкому. Этот обладатель двойной фамилии происходил из крестьян села Забилочье в украинском Полесье. Хотя отец будущего атамана был простым лесником, его сын закончил семинарию в Коростышеве и Киевскую военную школу. В 1915–1917 годах Юлиан Мордалевич воевал на Юго‑Западном и Румынском фронтах, дослужился до звания поручика и должности дивизионного коменданта 36‑го корпуса.

В 1917‑м Мордалевич стал членом партии украинских эсеров, членом тайной украинской войсковой организации, был избран делегатом Всеукраинского войскового съезда. В период правления Центральной Рады будущий атаман участвовал в организации украинских военных подразделений. Летом 1918 года, уже при власти гетмана Скоропадского, за подготовку восстания Юлиан был арестован и приговорен к расстрелу. Не дожидаясь исполнения приговора, он бежал из тюрьмы и скрывался в полесских лесах, где организовал свой первый атаманский отряд. С декабря 1918 года уже от Директории он получил пост помощника уездного комиссара Радомышлянского уезда Киевской губернии.

В феврале следующего года, когда части Красной армии уже захватили Киев, Мордалевич вместе с войсками Директории отступил на запад. В марте того же года он неожиданно вернулся в Полесье, где стал одной из влиятельных фигур повстанчества – руководителем отдела агитации и командиром агитационного куреня в отряде атаманов братьев Соколовских.

В августе 1919 года отряд Соколовских под ударами красных сократился до 400 человек и откатился в густые чащи Полесья. После гибели Дмитрия и Тимофея Соколовских Мордалевич в октябре 1919 года был избран главой Повстанческой рады севера Киевщины. Ему удалось возродить повстанчество, подчинить своему влиянию несколько десятков атаманских отрядов общей численностью до трех тысяч бойцов. Базовый район Мордалевича на севере Киевщины – его «республика» – объединял до 20 сел. Только в Чернобыльском уезде местный атаман Струк никак не хотел ему подчиняться.

В апреле 1920‑го, когда польская армия вместе с войсками УНР вышла к Днепру, Мордалевич официально признал над собой руководство штаба Петлюры. Это подчинение принесло ему «подарок» в виде 500 винтовок и четырех пулеметов от польского штаба. В ноябре 1920 года Юлиан Мордалевич помогал атаманам Булах‑Балаховичу и Искре овладеть районом украинского Полесья.

В начале 1921 года приказом Партизанско‑повстанческого штаба армии Петлюры атаман Мордалевич был назначен командиром 2‑й Северной повстанческой группы с огромным районом действий – на запад от Днепра до польской границы и от Припяти до железной дороги Черкассы–Вапнярка (нынешняя Киевская, Житомирская, большая часть Черкасской областей). В приказе Повстанческо‑партизанского штаба отмечалось: «Всем атаманам отдельных отрядов этого района беспрекословно выполнять все его [Мордалевича] оперативные задания». Тогда же Юлиан Мордалевич получил звание полковника армии УНР.

В начале 1921 года в отряде Мордалевича воевало около 400 человек. Ему подчинялись атаманы Орлик – 150 повстанцев, Лисица – 170, Верховский – 80, Кречет – 50, Ярошевич – 50 (всего около 1200 бойцов). Но такой «армии» было явно недостаточно даже для сопротивления силам 132‑й советской бригады, которая была брошена против повстанцев украинского Полесья.

В апреле 1921‑го, когда большевики огласили в Украине амнистию в отношении добровольно сдавшихся повстанцев, Мордалевич тайно завязывал отношения со вчерашними врагами. Чекисты гарантировали ему и его отряду амнистию и полную свободу в случае добровольной сдачи повстанцев. В мае, в письме к красному комбригу Мордалевич писал: «Обогатив себя социальными познаниями, хочу пойти в народ и работать для блага и прекрасной будущности трудящихся масс... перехожу разделяющие нас границы не в силу какой‑либо необходимости или со злонамеренной целью, а в силу непреодолимого влечения к идеалам коммунизма».

Получив положительный ответ на свое письмо, атаман явился с повинной в штаб 132‑й бригады, а через неделю вывел из леса и «сдал» по амнистии свой отряд в 300 бойцов. Далее путь уже бывшего атамана лежал в Киев и Харьков – в «железные объятия» чекистов. В Харькове он удостоился встреч со всем руководством УССР: с главой украинского правительства Раковским, председателем ЦИК Петровским, с министром Затонским, с командующим вооруженными силами Украины и Крыма Фрунзе, с председателем Всеукраинского ЧК. Там же в Харькове Мордалевич встретился с бывшими украинскими эсерами Блакитным‑Елланским и Любченко, которые к 1921 году не только стали коммунистами, но и получили значительные посты в правительстве.

В то время Мордалевич написал несколько воззваний к повстанцам и писем к атаманам, призывая их перейти на сторону советской власти. В июле 1921 года он отправил письмо атаману Тютюннику, призвав его не уничтожать бесцельно людей, не разрушать Украину, а переходить «в ряды защитников УССР». В ответ на это письмо глава Повстанческо‑партизанского штаба ответил Мордалевичу, в частности, следующими словами: «Я не берусь судить Вас за перемену Ваших взглядов, потому что очень часто условия складываются не так, как нам хотелось бы, и перемена тактики – это еще не измена идеи. Я верю, что Вы не осудите меня за мое прежнее отношение к России, со стороны которой нет гарантий, что. не будет покушений на начальные завоевания, которые уже добыты... Жизнь – это борьба, и как отдельный индивидуум, так и целый народ должен бороться за свое существование. В такой борьбе будет возможен мир с Севером (Россией), но только тогда, когда будут гарантии отказа России от тактики Калиты, Петра Первого, Екатерины Второй, Александра Второго. А пока мы должны бороться и с оружием в руках, и без оружия. Всё вопрос тактики. Надеюсь, что останетесь истинным идейным работником, каким знают Вас все, и не будете ненавидеть нас, хотя бы наша тактика по Вашему была бы ошибочной».

Переход на сторону большевиков такого авторитетного атамана, как Мордалевич, вызвал шок и растерянность среди повстанцев. Его письма и воззвания подтолкнули к сдаче повстанцев и атаманов Холодного Яра и атамана Пугача, партизанившего в районе Звенигородки.

За свои «труды» в августе 1921 года Мордалевич получил оплачиваемый отпуск от Реввоенсовета республики (по логике вещей, если он получил отпуск от Реввоенсовета, значит, был принят на службу в это учреждение). После посещения родных мест Юлиан просил власти назначить его преподавателем курса социально‑политических наук или ручного труда в школу города Коростышев. Бывший атаман рассчитывал получить полную свободу и зажить жизнью простого обывателя. Но скромного места учителя он не получил – чекисты решили использовать его, оставив у всех на виду в Киеве.

Мордалевич писал Раковскому, возмущаясь слежкой, ограничением личной свободы и использованием себя как «пешки, фигуры с известной меркой специально для борьбы с повстанчеством», требуя «ввести меня в социалистическую семью... предоставить мне возможности свободного выбора области и места для моей дальнейшей деятельности». В октябре 1921 года он поступил в Харьковский институт народного хозяйства, пытался получить работу редактора в издательстве, просил разрешения писать мемуары.

Прожив в Советской Украине пять с половиной месяцев, Юлиан Мордалевич бежал в Польшу. Но там в начале 1922 года он был арестован как советский шпион и более трех месяцев находился под арестом в тюрьме при штабе 6‑й польской армии, пытаясь с помощью голодовок добиться освобождения. Основным алиби Мордалевича была версия о том, что он бежал на Запад, «чтобы поступить в европейские университеты». Возможно, не без помощи советских резидентов бывшему атаману удалось бежать из польской тюрьмы.

Вскоре он всплывает в Праге, которая тогда стала центром украинской и российской политической эмиграции. Мордалевич записался на филологический факультет пражского Карлова университета и в Украинский университет. После открытия в чешских Подебрах Украинской хозяйственной академии он записался на экономическо‑кооперативное отделение этой академии.

Петлюровская эмиграция отвернулась от Мордалевича, считая его, как и польская разведка, советским шпионом. Мордалевич и в Праге пытался «разлагать» противников Советов – он вошел в местное Общество социалистической молодежи им. Михаила Драгоманова, создал украинский марксистский кружок, стал активистом Комитета помощи голодающим в Украине. В 1926 году ему было разрешено вернуться в Советскую Украину, однако заместитель председателя ОГПУ Ягода посчитал «нецелесообразным в настоящее время использовать бывшего атамана Мордалевича и нежелательным предоставление ему визы на въезд в СССР».

Как дальше сложилась судьба бывшего атамана Полесья, а возможно, и чекистского агента Юлиана Мордалевича, история умалчивает. Не исключено, что он продолжал действовать в советской резидентуре на Западе, но уже под другой легендой...

* * *

Уже неоднократно упоминавшийся нами Илько Тимофеевич Струк родился в декабре 1896 года в Чернобыльском уезде, на киевском Полесье, в крестьянской семье. Закончив земскую школу, полтора года проработал народным учителем. С 1914 года Илько – балтийский военный моряк, воевал «против германца» на корабле «Штандарт». Но с морем пришлось распрощаться... К 1916 году он закончил юнкерскую школу и перешел в пехоту прапорщиком. В 1917 году Струк оказался в тылу, где организовал отряд «Вольного казачества» Горностайопольской волости, откуда сам был родом.

Илько Струк оставил нам уникальные воспоминания, записанные с его слов сотником армии УНР Обидным. Воспоминания эти и свои фотографии Струк передал в Украинский национальный музей‑архив в Праге, очевидно, чтобы по ним будущие поколения изучали историю Украины. Однако в этих воспоминаниях реальные события фальсифицированы настолько, что их зачастую просто трудно узнать. Так, Струк утверждал, что в 1919 году на два дня захватил Киев, не уточняя, правда, что на два дня были захвачены только окраины города. Дальше больше. Струк заявлял, что брал самостоятельно Киев еще и в декабре 1920‑го и в апреле 1921‑го! Это уже была откровенная ложь – Киев в эти месяцы жил относительно Мирной жизнью.

В своих воспоминаниях атаман Струк представляется фигурой всеукраинского масштаба, вершителем судеб Украины, он преподносит себя не только храбрецом, «гениальным полководцем», но и террористом. Он утверждал, что по приказу Петлюры в декабре 1917 года был направлен в Харьков, чтобы убить руководителей Советской Украины Бош, Затонского и других. Террористические акты не были совершены по причине ареста «киллера», который, не дожидаясь расстрела, бежал из тюрьмы. Струк писал, что принимал участие в боях против восставших рабочих киевского завода «Арсенал», а после падения власти Центральной Рады в Киеве был снова арестован, приговорен к расстрелу и снова бежал... На самом деле эти россказни не подтверждаются никакими источниками.

Волею судеб в ноябре 1918 года Струк оказался во главе повстанческого отряда, боровшегося против гетмана Скоропадского на севере Киевщины. Он считал себя сторонником Директории, но как только руководство УНР прислало на север Киевщины своего представителя – комиссара Мордалевича, Струк отказался подчиняться его приказам и фактически выступил против Директории. В конце декабря того же года он был арестован по указанию Петлюры за неподчинение приказам, бунт, погромы, разбои. Документы свидетельствуют, что Струк бежал из‑под стражи, хотя он сам утверждал, что следственной комиссией он был оправдан и освобожден.

В самый опасный и решающий для Директории момент атаман Струк предал Украинскую республику и пытался легализоваться уже как «красный командир» в Советской Украине. Архивные документы открывают «темные страницы» его биографии, о которых он ни словом не обмолвился в своих воспоминаниях. В феврале 1919 года Струк вел переговоры с командованием Красной армии о вступлении своего отряда в состав советских войск. Отряду Струка было даже дано название 20‑й советский полк Украинского фронта, и он был отправлен на фронт против петлюровских войск в район Бородянки. Но уже через неделю после пребывания на фронте Струк делает очередной крутой поворот – решает выступить против большевиков.

В марте 1919 года атаман собрал вокруг себя несколько сот повстанцев, недовольных политикой военного коммунизма, и перешел в подчинение Повстанческой рады атаманов Соколовских, принимал участие в совместных операциях повстанцев по захвату Овруча и Радомышля. В своих воспоминаниях Струк утверждал, что атаманы Зеленый и Соколовский признали его «центральную власть». На самом деле с Зеленым он установил союзнические отношения, а Соколовскому напрямую подчинялся.

Захватив маленький уездный городок Чернобыль, Струк объявил себя командующим Первой повстанческой армией. Он пытался распространить свою власть на весь Чернобыльский уезд. В начале апреля 1919 года Киев оказался окруженным повстанцами с трех сторон – с севера наступал Струк, с юга – атаман Зеленый, с востока – Соколовский и войска Петлюры.

9 апреля Струк решил «штурмовать» Киев. Он огласил в селах севера Киевщины мобилизацию и обещал своим бойцам отдать Киев «буржуев и евреев» на недельное разграбление. Поход намечался из сел Вышгорода и Межигорья в предместья Киева – на Куреневку и Подол. Сам атаман утверждал, что тогда его «армия» составляла до 35 тысяч бойцов, хотя реально эта цифра находилась в пределах от 2 до 3,5 тысячи повстанцев. Струковцы подошли к Киеву с севера, в то время как часть гарнизона большевики отправили на южные окраины города – на борьбу против атамана Зеленого. Ночью, пользуясь внезапностью, повстанцы Струка просочились в предместья Киева: на Приорку, Святошино, Куреневку, Подол. Но развить свое наступление они не смогли, так как «завязли» на Подоле, грабя еврейские квартиры. Против Струка были брошены последние красные резервы, которым удалось выгнать повстанцев с Подола.

После «киевской операции» отряды Струка отошли на север Киевщины, где в мае–августе 1919 года отражали ответное наступление Красной армии. Угрожая погромами, атаман обложил еврейское населения севера Киевщины большой контрибуцией, за счет которой и решил создавать свою «армию». Евреи были вынуждены заплатить 80 тысяч рублей на содержание отряда Струка, им было чего бояться в струковской «республике». Атаман призывал повстанцев к резне, надеясь кровью сплотить своих бойцов.

Пиком погромной волны на севере Киевщины стала середина апреля 1919‑го. Жуткие картины еврейских погромов описаны в «Чернобыльской хронике», помещенной в «Книге о еврейских погромах на Украине в 1919 году» С. Гусева‑Оренбургского (Петроград, 1922)[60]. Очевидец чернобыльской трагедии 1919‑го пишет: «Бандиты с голыми шашками носят тюки и драгоценности... каждого попадающегося молодого еврея принимают за коммуниста и убивают. Бандиты расхаживают по городу, грабят и ведут к реке... [где топили жертв. – В. С. ]».

Илько Струк оказался едва ли не единственным крупным украинским атаманом, который, наплевав на идеалы вольной Украины, перешел на службу к Деникину. В начале сентября 1919 года, в те дни, когда Киев заняли деникинцы, Струк со своим отрядом появился в предместье Киева – на Подоле, где начал громить евреев. В сентябре был подписан договор о вхождении Первой повстанческой украинской армии – отряда Струка – в состав армии Деникина. Необходимо отметить, что в «армии» Струка тогда насчитывалось всего около двух тысяч бойцов. Струковцы получали от штаба белогвардейцев Киевского округа ежемесячную плату, однако сохранили за собой свое желто‑блакитное знамя. Струк обязался держать общий фронт с белыми от Десны до Днепра, принимать участие в совместных наступательных операциях.

В октябре 1919‑го большевики ворвались в Киев, в результате чего Добровольческая армия была вынуждена спешно отступить на Печерск, а частью – выйти за пределы города. Через два дня, когда положение деникинцев улучшилось, большевики стали отступать из города. В это время повстанцы Струка ворвались на Подол и Куреневку, где вступили в бой с большевистскими частями. За оборону Киева атаман Струк был награжден офицерским Георгиевским крестом второй степени и удостоен чина полковника. Ему простили не только старые, но и новые погромы в Киеве.

Белые назначили Струка районным комендантом Подола, отданного на разграбление струковцам. Современники вспоминали, что штаб отряда Струка представлял собой тюрьму и место казни для десятков евреев, которые не могли выкупить свою жизнь.

Газета «Вечерние огни» в своих номерах от 18–20 октября напечатала список домов, из которых евреи обстреливали «добровольцев» во время налета красных на Киев. Эти газетные сообщения служили для погромщиков своеобразной наводкой. Текст официальной телеграммы деникинского отдела пропаганды от 21 октября 1919 года гласил: «Занятию Богунским красным полком частей Киева содействовало местное еврейское население, открывшее беспорядочную стрельбу по отходившим добровольцам. Особенно активное участие при вступлении большевиков принимали выпущенные последними из тюрьмы свыше 1000 коммунистов, также боевые организации еврейских партий, стрелявшие из пулеметов, винтовок и бросавшие ручные гранаты, обливавшие добровольцев кипятком. 5 (18) октября наши части выбили последние разрозненные отряды красных. Благодаря массовому участию евреев в наступлении большевиков, также деятельной поддержке красных со стороны части еврейского населения, также зарегистрированным возмутительным случаям стрельбы из засад, разным видам шпионажа, среди христианского населения царит с трудом сдерживаемое властями негодование».

Погромы 17–20 октября проводились при попустительстве высших военных и гражданских властей. Приказ генерала Бредова о прекращении погрома и о преследовании грабителей был опубликован в киевских газетах только утром 21 октября, когда большинство еврейских магазинов уже было разграблено.

Вот что писал современник событий В. Шульгин: «По ночам на улицах Киева наступает средневековая жизнь. Среди мертвой тишины и безлюдья вдруг начинается душераздирающий вопль. Это кричат евреи. Кричат от страха... В темноте улицы где‑нибудь появится кучка пробирающихся вооруженных людей со штыками, и, увидев их, огромные пятиэтажные и шестиэтажные дома начинают выть сверху донизу... Целые улицы, охваченные смертельным страхом, кричат нечеловеческими голосами, дрожа за жизнь... Это подлинный, невероятный ужас, настоящая пытка, которой подвержено все еврейское население».

Размеры и последствия киевского погрома в точности установить не удалось. Белогвардейская пресса называет цифры в 100–130 расстрелянных, убитых, погибших и умерших от ран. Еврейские источники говорят о «500 погибших и десятках изнасилованных».

В середине декабря 1919 года Красная армия выбила белогвардейцев и струковцев из Киева. Отступая вместе с белыми, атаман Струк оказался в Елизаветграде. На предложение местных петлюровских атаманов присоединиться к украинскому повстанческому движению Струк ответил отказом. Пути отступления вели его отряд в богатую Одессу, где атаман хотел провести реквизиции и «потрусить» местное еврейское население.

Примерно 15 января 1920 года отряд Струка оказался в Одессе. Однако командующий войсками Новороссии генерал Николай Шиллинг строго запретил атаману самовольные реквизиции и погромы. В своих воспоминаниях Струк утверждал, что в январе 1920‑го у него было 20 тысяч хорошо вооруженных бойцов, большое количество пулеметов и пушек, три бронепоезда. В действительности его «армия» в Одессе насчитывала около двух тысяч человек, а штаб находился в третьеразрядной гостинице «Палермо».

Когда в начале февраля 1920‑го белые передали власть в Одессе галичанам армии УГА генерала Сокиры‑Яхонтова, Струк оказался под его началом и был назначен ответственным за «Западный сектор» обороны Одессы от красных. Во время общей эвакуации белогвардейцев из Одессы «армии» Струка не хватило мест на пароходе, отплывавшем в Стамбул. Атаман понимал, что часы осады сочтены и что галичане подготавливают сдачу Одессы и свой переход в состав Красной армии. В которой атаману явно нечего было делать, ведь его немедленно бы расстреляли за еврейские погромы и жестокие казни коммунистов. Поэтому, прихватив добычу, он бежал из «одесской мышеловки» в район Буялыка. Английские миноносцы, стоявшие на одесском рейде, обстреляли отряд Струка из пушек. Возможно, англичане решили, что атаман предал союзников и переметнулся к большевикам.

Струковцам удалось вырваться из окружения и отойти к Днестру, на румынско‑украинскую границу. Сам Струк надеялся улизнуть в Румынию. Но при приближении его отряда к границе румынские пограничники открывали огонь из пулеметов и пушек по непрошеным гостям. Прятавшееся в плавнях Днестра струковское воинство каждый день подвергалось артобстрелу со стороны красных и румын. В такой безвыходной ситуации отряд Струка, переправившись через Днестр, штыком добыл себе «румынскую прописку». Впрочем, есть предположение, что имел место подкуп отряда пограничников или же негласная договоренность с румынской стороной о пропуске через границу.

Очевидным вымыслом выглядит содержащееся в воспоминаниях Струка утверждение о том, 1 марта 1920 года он и его люди оказались в Бессарабии, а уже 2 марта они «вышли на свою территорию, на север от Тернополя», за несколько сот километров, пройдя этот путь числом «более чем пять тысяч человек» по враждебной территории, без разрешения румынских властей. Причем атаман писал, что его поход нагнал «страху немалого» на румын.

После краткого пребывания в Бессарабии поредевший отряд (порядка 300 бойцов) Струка перешел на советскую территорию и двинулся по маршруту Вапнярка–Казатин– киевское Полесье. Путь отряда был отмечен погромами евреев и грабежами сахарных заводов.

В мае 1920 года Струк стал союзником польской армии, которая к тому моменту уже захватила Киев. По словам атамана, его отряд вместе с поляками принимал участие в штурме столицы, а от польского командования он получил приказ – держать совместный фронт у Чернобыля, в самом «нестратегическом» районе. Но скорее всего, это также было преувеличением атамана, терпеть которого в своих войсках ни Пилсудский, ни Петлюра не стали бы. Штаб Петлюры приказал Струку прекратить мобилизацию крестьян, не вводить свой отряд в Киев и подчинить бойцов командованию 6‑й Украинской стрелковой бригады для переформирования. Но этого приказа атаман не исполнил и был сильно возмущен попытками отстранить его.

Когда инициатива перешла на сторону красных, отряд Струка вместе с польской армией откатился от Киева на Западную Волынь, на границу с Польшей. В июле на Волыни струковцы были полностью окружены частями Башкирской советской дивизии. Загнанные в болота, они почти потеряли всякую надежду спастись, но все же им удалось выскользнуть из окружения и пробраться в тыл красных – к Чернобылю.

Струк «вспоминал», что в августе 1920‑го его отряд громил части 9‑й, 25‑й, 47‑й, 57‑й советских дивизий, захватил их вооружения и амуницию. В действительности же разрозненные отряды Струка, преследуемые этими дивизиями, сами искали спасения в глухих лесах и болотах. Правда, струковцы совершили несколько налетов на Чернобыль и Горностайополь, но красноармейцы быстро их отбивали. Зимой 1920/21 года «армия» Струка имела в своем составе около 400 бойцов, которые постоянно были вынуждены уходить от ударов 44‑й Киевской дивизии и 1‑й Киевской бригады. Очевидно, что в декабре 1920‑го струковцы никак не могли захватить Киев и «пробыть там шесть суток», как следует из воспоминаний атамана.

Впрочем, имя Струка значится в числе членов объединенного Всеукраинского повстанкома, признавшего общее руководство Петлюры повстанческим движением. Но в 1921–1922 годах между петлюровским командованием и Струком так и не установилось «теплых» контактов. Атаман не подчинялся командующему Северным повстанческим фронтом Мордалевичу, штаб которого находился по соседству с «базовым» районом Струка. Юрий Тютюнник вспоминал, что Струк в 1921 году приезжал во Львов, на переговоры с Петлюрой, но ни о чем не договорился. В день отъезда из Львова в Струка кто‑то стрелял. Он тайно посещал и Варшаву, где искал контактов с польскими военными, Борисом Савинковым и атаманом Булах‑Балаховичем.

В апреле–октябре 1921 года небольшой отряд Струка в 300 бойцов действовал на севере Киевщины. Главными «операциями» Струка стали нападения на речные пароходы, курсировавшие по Днепру. Им было захвачено более 20 пароходов и столько же барж и буксиров, причем «операции» сопровождались зверским уничтожением пассажиров – евреев, коммунистов, красноармейцев.

Осенью 1921 года, после капитуляции атамана Мордалевича, Струк провозгласил себя главным атаманом Киевской губернии (Северной повстанческой группы) и самочинно назначал более мелких атаманов на «районные» атаманства.

Последний раз «банда Струка» упоминается в советских документах в октябре 1922 года в связи с погромом в Мартыновской волости, в ходе которого было убито 80 евреев. Тогда воинство Струка состояло всего из 30–50 человек.

О дальнейшей судьбе атамана Струка доподлинно известно немного. Рассказывают, что в ноябре 1922 года он подался в Польшу, сменил фамилию и род занятий. Исчез бывший атаман – и появился скромный обыватель, проживший якобы до 73 лет. Документы свидетельствуют, что в 1922–1924 годах Струк мелькает среди украинской эмиграции в Польше, Румынии, Чехословакии.

Атаман Струк стал антигероем атаманщины, персонификацией предательства и жестокости, «кровавым демоном Полесья». Для еврейского населения ужасен был этот малограмотный атаман из «медвежьего угла», страшен своей маниакальной кровожадностью и жаждой наживы. Пожалуй, ни один из украинских «неконтролируемых атаманов» не стремился уничтожать евреев так, как это делал Струк. А уж своих «хозяев» он менял постоянно: поляков и англичан, галичан, красных и белых, савинковцев и т. д.

* * *

Рассказывая о еврейских погромах на Правобережье Украины, нельзя не упомднуть печально известный проскуровский (Проскуров – сейчас Хмельницкий) погром, осуществленный атаманом Семесенко. Этот атаман так же, как и многие его «коллеги», вышел из прапорщиков Первой мировой. В 1917‑м Семесенко стал командиром взвода украинизированного полка. В феврале–мае 1918 года он воевал в составе 3‑го Запорожского куреня (Запорожского конного полка), участвовал в походе войск УНР на Крым. Летом того же года Семесенко был одним из организаторов восстания полка им. Гордиенко против гетмана Скоропадского.

В конце января 1919 года подпольный съезд большевиков в Виннице постановил начать подготовку восстания в Подольской губернии. Местные большевики надеялись на поддержку еврейской самообороны и пробольшевистски настроенных частей местного гарнизона – 15‑го Белгородского и 8‑го Подольского полков. Восстание вспыхнуло утром 15 февраля, большевики захватили почту, телеграф, арестовали коменданта города Киверчука.

Но уже через несколько часов выступление большевиков было подавлено войсками 3‑го гайдамацкого полка Запорожской бригады. Восставшие отошли по направлению к местечкам Фельштин и Ярмолинцы. После разгрома большевиков атаман Семесенко выступил перед гайдамацким полком с речью, в которой призвал вырезать евреев Проскурова как «зачинщиков большевистского бунта», причем потребовал не превращать расправу в грабеж – убивать евреев, не трогая их имущества. В Проскурове на то время проживало около 50 тысяч человек, из них до 40 % составляли евреи.

Гайдамацкий полк под музыку полкового оркестра вошел в город, где солдаты, разбившись на небольшие отряды, начали обходить еврейские кварталы. Ни в одном доме гайдамаки действительно ничего не тронули, при этом вырезав, по разным источникам, от 500 до 1500 евреев. Проскуровский украинский комиссар Таранович и командир Запорожского корпуса армии УНР потребовали от атамана немедленно прекратить погром. По данному сигналу четырехчасовая резня была приостановлена. Генерал Капустянский вспоминал, что «деморализация войска достигла в это время таких размеров, что нарушение и неисполнение боевых приказов со стороны целых частей было обыкновенным явлением». Но, остановив погром в Проскурове, Семесенко направил своих бойцов в соседнее местечко Фельштин, где также накануне произошло большевистское выступление. В Фельштине гайдамаки убили, по разным данным, от 300 до 500 человек.

Следует отметить, что глава Директории Симон Петлюра никогда не отдавал распоряжений, направленных на поощрение погромщиков, наоборот, неоднократно приказывал остановить погромы. Но в эпоху всеобщего хаоса он был просто не в силах обеспечить порядок и спокойствие на землях УНР, не только для евреев, но и для других национальных групп. На Запорожье тогда громили немцев‑колонистов, на Волыни и Галиции – поляков, в Крыму вспыхнула национальная резня между татарами и крымскими греками... Разбой и убийство стали страшной «нормой» гражданской войны. Петлюра немедленно отозвал полк Семесенко из Проскурова и приказал восстановить порядок в городе с помощью надежных частей Сечевых стрельцов. Однако большевики и прочие «левые» с успехом использовали информацию об этом погроме в «противопетлюровской» пропаганде. Весть о жестоких погромах моментально облетела Европу, причем все обвинения достались руководителю УНР как «предводителю бандитов».

По приказу Петлюры Семесенко был арестован в Каменце‑Подольском и отдан под следствие. Атаман оправдывался, что погромы – это тактический маневр устрашения населения, которое симпатизирует большевикам. В определенный момент Семесенко удалось бежать из тюрьмы во время захвата Каменца‑Подольского белыми. Исполнить приказ Петлюры удалось только в 1920‑м – Семесенко был арестован и на этот раз расстрелян. Но «Проскуровская резня» и до сих пор является черной страницей в украинско‑еврейских отношениях[61].

Глава 6