Хосе Жиль де Кастро. Боливар".

Симон Боливар родился 24 июня 1783 г. в городе Каракасе в аристократической семье, предки кото­рой обосновались в Венесуэле ещё в XVI в. Знат­ность и материальный достаток, казалось бы, га­рантировали ему безоблачную жизнь. Однако вско­ре последовала череда утрат: в 1786 г. умер отец, в 1792 г. — мать, а через год — опекавший Симона дедушка.

Лишённый родительской ласки мальчик взрос­лел быстрее своих сверстников. Он получил хоро­шее домашнее образование, его учителями были Андрес Бельо, поэт, филолог, юрист, и Симон Родригес, автор философских и педагогических трудов. Годы спустя Боливар писал о Родригесе: «Ему я обязан всем... Он сформировал моё сердце для сво­боды, для справедливости, для великого, для пре­красного».

Учитель и ученик неоднократно бывали в Ев­ропе. В 1806 г. в Риме, на Священной горе, Боли­вар, обращаясь к Родригесу, торжественно произ­нёс: «Клянусь перед Вами и перед Богом моих ро­дителей, клянусь ими, клянусь моей честью, кля­нусь Родиной, что моя рука и моя душа не будут знать устали до тех пор, пока не будут порваны угнетающие нас цепи испанского рабства».

Более трёх веков большая часть народов Нового Света находилась под властью Испании. За это вре­мя возникли неразрешимые противоречия между

метрополией и колониями. Креолов — выходцев с Пиренейского полуострова, обосновавшихся в Америке, — особен­но раздражали ограничения в области торговли и в политической сфере. Первые сводились к запрету торговли с другими государствами, вторые факти­чески закрывали креолам доступ к руководящим должностям в колониальной администрации. Ин­дейское коренное население не могло смириться с посягательством на их землю и свободу; негры-рабы — с жестоким обращением и эксплуатацией. Столь же ненавистны для латиноамериканцев были и многочисленные запреты в культурной жизни. Пос­ле начала Великой французской революции в Ис­пании и её колониях было запрещено почти всё французское: от «Декларации прав человека и гражданина» до жилетов по последней парижской моде, не говоря уже о книгах и газетах.

Боливар и другие руководители войны за неза­висимость (Франсиско де Миранда, Антонио Нариньо, Хосе де Сан-Мартин, Бернардо О'Хиггинс, Антонио Хосе Сукре) были убеждены в том, что ус­пешный исход борьбы народов Испанской Америки за освобождение немыслим без их солидарности и единства. Уже в 1812 г. Боливар говорил о том, что Венесуэла и «вся Америка» сражаются за общее дело.

В письме с Ямайки 6 сентября 1815 г., ставшем одним из программных документов войны за не­зависимость, Боливар задолго до её исхода утверж­дал: «Судьба Америки определилась окончательно. Узы, соединявшие её с Испанией, порваны».

И Боливар, и многие его соратники в начале XIX в. надеялись на помощь США — первой рес­публики в Западном полушарии. «Мы одиноки, мы вынуждены обращаться за помощью к Северу прежде всего потому, что они наши соседи и братья, а также в связи с тем, что у нас нет ни средств, ни возможностей для контактов с другими странами», — писал Боливар. Однако, объявив о нейтралитете, «соседи и братья» фактически встали на сторону Испании.

Уже в 20-е гг. XIX в. Боливар довольно точно предсказывал основные направления территори­альной экспансии США в Новом Свете. «Посмот­рите внимательно на карту, — говорил он своему адъютанту генералу О'Лири. — На севере вы уви­дите США, нашего могучего соседа, дружба кото­рого с нами основана на арифметике: даю тебе столько-то, взамен хочу вдвое больше. Соединён­ные Штаты захватили Флориду... зарятся на Кубу и Пуэрто-Рико. Если мексиканцы позволят, то они присвоят Техас, да, пожалуй, и всю Мексику».

«Родина, независимость, свобода!» — под этими лозунгами проходили годы войны — 1810—1826. Чередовались победы и поражения, неудачи и ус­пехи. В те времена Боливар был поистине вездесущ. «Он жил как бы среди сполохов пламени и сам был пламенем», — писал о нём Хосе Марти. 15 лет ге­роического служения, 472 битвы — таков послуж­ной список Боливара — солдата и полководца. С его именем связано и образование целого ряда не-

зависимых государств Южной Амери­ки — Боливии, Венесуэлы, Колумбии, Перу, Эквадора.

Хрупкий суверенитет молодых республик мог в любой момент не выдержать экономического и по­литического, а порой и военного давления наиболее сильных европейских держав, в основном поддер­живавших Испанию в её многолетней кампании по удержанию колоний. (Да и США не оставались в стороне.) В Европе, как известно, все вопросы, ка­сающиеся международных отношений, решались в те годы в рамках «Священного Союза». Отсюда стремление Боливара создать «Священный Союз на­родов», который мог бы противостоять «Священ­ному Союзу» монархов.

Дважды он пытался практически осуществить идею латиноамериканского единства. Прежде всего он хотел добиться этого путём включения в широ­кую конфедерацию испаноязычных государств За­падного полушария. Своеобразной её моделью мог­ла стать так называемая «Великая Колумбия» — созданное Боливаром государство, в которое вошли на добровольных началах Венесуэла, Колумбия, Панама и Эквадор. Оно просуществовало с 1821 по 1830 г.

Слабость и преждевременность этого объедине­ния выявились очень быстро. Огромные расстояния и отсутствие широкой сети путей сообщения, эко­номическая разруха, появление на местах мно­гочисленных каудильо, выступавших против цент­рального правительства, — всё это вело к раздроб­ленности, раздорам, а в конечном итоге и к распаду «Великой Колумбии».

Ещё раз Боливар попытался вдохнуть жизнь в идею латиноамериканского единства в 1826 г. на созванном по его инициативе Панамском конгрессе. В его планах было учреждение регулярно созывае­мого конгресса всех государств Латинской Америки в Панаме, т. е. в самом центре Нового Света. В случае общей опасности там должны были концент­рироваться силы для её нейтрализации, а в мирное время конгресс играл бы роль посредника и тре­тейского судьи. В случае надобности предполага­лось предоставить в его распоряжение армию и флот. Но всё осталось только в области проектов. На конгрессе присутствовали только делегаты Ко­лумбии, Перу, Мексики и Центральноамерикан­ской федерации, что разрушило планы Боливара. С грустью писал он, что был в этот момент «похож на того сумасшедшего грека, который, сидя на ска­ле, пытался управлять проходившими мимо су­дами».

«Я всё, что в моих силах, сделаю для Америки!» — эта фраза, произнесённая Освободителем 21 ок­тября 1825 г., отражает глубинную суть его кипу­чей деятельности, однако именно во второй поло­вине 20-х гг. максимализм Боливара подвергся наи­большим испытаниям. Многие благородные замыс­лы осуществить не удалось — мешали не только США и Великобритания, добавились острые внут­риполитические противоречия в самой «Великой Колумбии». Распри, зависть и тщеславие некото­рых вчерашних друзей и соратников, борьба за власть и клевета, распространяемая его противни­ками в армии, — всё это осложняло обстановку в стране и подрывало силы Освободителя.

Его обвиняют в установлении диктатуры, и в от­вет на это он в 1829 — начале 1830 г. трижды про­сит конгресс об отставке. «Меня подозревают в том, что я стремлюсь к установлению тирании. Но если судьба государства зависит от одного человека, то такое государство не имеет права на существование и в конце концов сгинет», — писал он в заявлении об отставке. После того как 1 марта 1830 г. его просьба была удовлетворена, Боливар собирался по­ехать в Европу, но умер на родном континенте 17 декабря 1830 г.