Лев и Софья Толстые

Толстой — один из самых известных писателей в истории. Два из его шедевров, «Война и мир» и «Анна Каренина», счита­ются сокровищами мировой литературы. Он был настолько по­читаем своим народом, что некоторые ходили за ним по пятам день и ночь, записывая каждое слово, выходившее из его уст. Хотя он был человеком богатым и известным, познакомившись с учением Христа и других философов, он пошел работать в поле. Он сам делал себе обувь, ел из деревянной миски и старал­ся любить своих врагов. Он отказался от авторских прав на свои книги и отважился жить жизнью, в которую верил.

В самом начале совместной жизни Лев Николаевич и Софья Андреевна вместе молились Богу, чтобы их любовь друг к другу не угасала. Но как только взгляд Толстого на жизнь изменился, изменился и их брак. Софья не могла принять его простой образ жизни. Она любила роскошь, он же презирал ценность материальных благ. Ее тянуло к славе и признанию в обществе, он же почитал эти вещи за сор. Она стремилась к богатству, он считал это грехом. Когда он противостал ей и пошел своим путем, она ударилась в истерику и стала угрожать, что покончит с собой или прыгнет в колодец. Таким способом она пыталась оказать на него давление и заставить измениться.

Этот человек, который обожал свою жену, когда женился на ней, через сорок восемь лет уже не мог выносить одного ее вида. Графиня Толстая, с разбитым сердцем, в преклонных годах, жаж­дущая любви, упав на колени у ног своего супруга, умоляла его прочесть свои записи, которые он сделал для нее в своем дневни­ке пятьдесят лет назад. Когда он читал о тех чудесных днях, ко­торые теперь ушли навсегда, оба они расплакались. Умирающий писатель просил, чтобы жену не пускали в его комнату.

Графиню Толстую не стоит обвинять во всем. Ее муж мог бы посчитаться с ее чувствами и пойти на некоторые уступки. Он мог бы хотя бы частично уступить ей. Но представьте, как благо­родно было бы с ее стороны принять его образ жизни, дать ему свободу поэкспериментировать со своими идеями, проверить их достоинство. Он стал бы любить ее еще сильнее, чем вначале, а она ничего не потеряла бы, но, наоборот, приобрела бы то, что имеет настоящую ценность.