УСЛОВИЯ, ПОДГОТОВЛЯВШИЕ НЕВОЛЮ КРЕСТЬЯН.

Чтобы понять, в чем дело, надобно прежде всего остановиться на вопросе: было ли что отменять законодателю XVI в.? Внимательно изучая поземельные договоры того времени, встречаем указания на крестьянский «отказ», на свободный и законно совершенный переход крестьянина от одного землевладельца к другому; но легко заметить и то, что такие случаи были чрезвычайно редки. Порядные записи, в которых такой переход указывается прямо или подразумевается, - исключительные явления: такие договоры совершались теми немногими крестьянами, которые могли расплатиться с землевладельцами или которые впервые садились на крестьянское тягло из вольных людей. Большая часть порядных записей, нам известных, написана была такими вольными людьми, переходившими в разряд тяглых. Огромная масса тяглых крестьян уже не пользовалась правом перехода не потому, что это право было отменено общим законом, а потому, что сами крестьяне лишились или частными мерами были лишены возможности им пользоваться. Это лишение было делом продолжительного и сложного процесса, в котором и завязались основные, первичные условия крепостного права. Изложу этот процесс в самых общих чертах. Приблизительно с конца XIV до начала XVII в. среди крестьянства центральной окско-волжской Руси идет непрерывающееся переселенческое движение, сначала одностороннее - на север, за верхнюю Волгу, потом, с половины XVI в., с завоеванием Казани и Астрахани, двустороннее - еще на юго-восток, по Дону, по средней и нижней Волге. Среди этого движения в составе крестьянства обозначились два слоя: сидячий, оседлый - это старожильцы и перехожий, бродячий - приходцы. Те и другие имели различную судьбу на землях черных и дворцовых, очень мало различавшихся между собою, и на землях владельческих, служилых и церковных. Старожильство означало давность местожительства или принадлежности к обществу, городскому или сельскому. Но первоначально оно не определялось точным числом лет: старожильцами считались и крестьяне, сидевшие на своих участках 5 лет, и крестьяне, говорившие про занимаемые ими земли, что их отцы садились на тех землях. Само по себе старожильство не имело юридического значения в смысле ограничения личной свободы старожильцев; но оно получало такое значение в связи с каким-либо другим обязательством. В обществах черных и дворцовых крестьян такова была круговая порука в уплате податей. Старожильцы образовали в таких обществах основной состав, на котором держалась их податная исправность; разброд старожильцев вел к обременению остававшихся и к недоимкам. Насущною нуждою этих обществ было затруднить своим старожильцам переход на более льготные земли, особенно церковные. Выход затруднялся и уплатой довольно значительного пожилого, которое рассчитывалось по числу лет, прожитых уходившим старожильцем на участке; расчет становился даже невозможным, если во дворе десятки лет преемственно жили отец и сын. Навстречу тягловым нуждам черных и дворцовых обществ шло и правительство, уже в XVI в. начинавшее укреплять людей к состояниям, к тяглу или к службе, чтобы обеспечить себе прочный контингент тяглых и служилых людей. Двусторонние условия привели к тому, что частные и временные меры, обобщаясь, завершились к началу XVII в. общим прикреплением старожильцев не только к состоянию, но к месту жительства. Из одного акта 1568 г. видим, что общим правилом было возвращать в дворцовые села ушедших крестьян, если то были старожильцы тех сел. Вместе с таким значением старожильства в конце XVI в., по-видимому, установлен был для него и точный срок давности. Уставная грамота, данная городу Торопцу в 1591 г., говорит о «заповедных летах», в продолжение которых торопчане могли возвращать в посад вышедших из него старинных своих тяглецов на старинные их места. Если под этими заповедными летами разумеется срок давности, дававший тяглому человеку звание старожильца, то можно думать, что именно этот срок вскрывается в одном акте, составленном несколько позднее. В 1626 г. дана была Спасскому монастырю в Ярославле правая грамота по делу о записке в посадское тягло людей и крестьян, живших на монастырской земле в Ярославле. В 1624 г. при описи города Ярославля указано было разыскать, какие люди жили на монастырской земле в посаде, и если окажется, что они были люди вольные или старинные монастырские, а не государевы тяглые или хотя и бывали в тягле за государем, «а вышли из-за государя больше десяти лет или в свое место оставили на своих местах жильцов тяглых людей», тех людей писать за монастырем по-прежнему и к посаду не приписывать, равно и про ярославцев, ушедших с посада, разыскать, куда и когда они ушли, и если ушли «не больше десяти лет», воротить их в Ярославль и посажать на покинутые ими места. Заместительство, приравненное здесь к старожильству, прямо указывает на круговую поруку как на источник прикрепления старожильцев. Наконец, и все тяглые и письменные люди черных волостей, записанные в тягло по книгам, признаны были, как старожильцы, прикрепленными к своим землям или обществам. В наказе 1610 г. Левшину, управителю посада Чухломы и черных волостей Чухломского уезда, это прикрепление выражено решительно и указан его источник - стремление поддержать податную исправность плательщиков и остановить сокращение податной пашни. Левшину предписывалось крестьян из государевых волостей никуда не выпускать и за государя крестьян ни из-за кого не вывозить до указу; так как «прожиточные крестьяне-горланы с себя убавливали пашни, с выти стали жить на полвыти или на трети, не хотя государевых податей платити, а те свои доли наметывали на молодших людей, а вместо той своей пашни пашут на пустошах и сено косят на пустых долях», то Левшину это расследовать и распорядиться, чтобы крестьяне убавочные пашни пахали, тяглой пашни с себя не сбавливали, платили бы со своих вытей по животам и по промыслам. Таким образом, государственные и дворцовые крестьяне были прикреплены к земле и образовали замкнутый класс: ни их не выпускали на владельческие земли, ни в их среду не пускали владельческих крестьян, и это обособление является в подмогу круговой поруке для обеспечения податной исправности сельских обществ. Такое прикрепление, разумеется, не имело ничего общего с крепостным правом. Это чисто полицейская мера.

ССУДЫ.

Как на казенных землях круговая порука привела к поземельному прикреплению крестьян, так на землях владельческих ссуда подготовила крепостное право. Около половины XV в. застаем владельческих крестьян с признаками довольно льготного положения, несмотря на широкое распространение ссуды или издельного серебра. Переход крестьян не был стеснен ни сроком, ни обязанностью немедленной уплаты занятого серебра: крестьянин-серебряник мог уплачивать свой долг землевладельцу в два года по уходе без процентов. Старожильцы даже пользовались особыми льготами за то, что усидчиво сидели на своих местах или добровольно на них возвращались. Но с конца XV в. положение этих крестьян изображается совсем в ином свете. Преподобный Иосиф Волоколамский убеждает окрестных землевладельцев во вреде непосильных работ и оброков, какими они привыкли обременять своих крестьян. Вассиан Косой в полемике с землевладельческим монашеством жестоко нападает на него за то, что оно разоряет своих крестьян жадным ростовщичеством и бесчеловечно выбивает разоренных из своих сел. Герберштейн, дважды приезжавший в Москву при отце Грозного и хорошо ознакомившийся с порядками в его государстве, пишет, что крестьяне здесь работают на своих господ шесть дней в неделю, что положение их самое жалкое и имущество их не ограждено от произвола родовитых и даже рядовых служилых людей. В первой половине XVI в. крестьяне еще свободно переходили с места на место. В житии Герасима Болдинского читаем, что когда к основанному им под Вязьмой монастырю начали стекаться из окрестных волостей крестьяне, слыша о хозяйственном благоустройстве обители, и основали около нее слободу, проезжавший через Вязьму сановник из Москвы, узнав про то, рассердился, зачем эти монастырские слобожане не тянут тягла вместе с мирскими крестьянами, велел призвать их к себе и бить нещадно, а когда Герасим вступился за своих, боярин обругал преподобного, послав ему «нелепые глаголы», а задержанных поселенцев приказал бить пуще прежнего. Различные условия содействовали ухудшению положения владельческих крестьян: и усиление податных тягостей с расширением государства, и развитие служилого поместного землевладения с отягчением службы помещиков от учащавшихся войн, и распространение ссудного крестьянского хозяйства, особенно на поместных и церковных землях, и нерадение законодательства о регулировании поземельных отношений крестьян, которым только предписывалось во всем своего владельца слушать, пашню на него пахать и оброк ему платить, чем он их изоброчит. Но до половины XVI в. в поземельных описях и актах центральных уездов государства крестьянство является населением, довольно плотно сидевшим по многодворным селам и деревням на хороших наделах, с ограниченным количеством перелога и пустошей. Иностранцы, проезжавшие в половине XVI в. из Ярославля в Москву, говорят, что край этот усеян деревушками, замечательно переполненными народом. Во второй половине века, особенно в его последние десятилетия, картина резко изменяется. Сельское население центра сильно редеет: старые деревни превращаются в пустоши; починки попадаются редко или совсем отсутствуют; по городам, селам и деревням отмечается в актах небывалое дотоле множество пустых дворов и дворовых мест, где и постройки уже исчезли; в Муроме на посаде в 8 лет (1566 - 1574) из 587 тяглых дворов осталось только 111; англичанин Флетчер по пути между Вологдой и Москвой встречал села, тянувшиеся на версту, с избами по сторонам дороги, но без единого обывателя; площадь пашни переложной и лесом зараставшей расширяется; остававшиеся на старых местах крестьяне сидят на сокращенных пахотных участках; одновременно с сокращением крестьянской запашки увеличивается барская пашня, обрабатываемая холопами за недостатком крестьянских рук. На счет центра заселялись юго-восточные окраины, верхняя Ока, верхнее Подонье, среднее и нижнее Поволжье. При такой перемене в распределении населения положение центрального владельческого крестьянства затруднялось и в хозяйственном, и в юридическом отношении. Государственные и владельческие повинности становились тяжелее по мере убыли рабочих сил. Ссудное хозяйство расширялось, а с ним усиливалась и долговая зависимость крестьян. И старые землевладельцы центральных областей, надо полагать, поддерживали дело новых степных помещиков - разрежение старинного крестьянского двора, образуя усиленной ссудой новых домохозяев из неотделенных членов старых семей - из сыновей, младших братьев и племянников. На владельческих землях, так же как и на черных и дворцовых, существовал слой старожильцев, но с иным характером. Там старожильцы - основные кадры, которые поддерживали тягловую способность сельских общин, несли на своих плечах всю тяжесть круговой поруки; здесь это наиболее задолжавшие, неоплатные должники. Я уже говорил, как разлагались стянутые круговой порукой старые волостные общества с появлением среди них привилегированных частных имений, вотчин и поместий, образовавших в их составе особые общества, новые юридические лица. В 1592 г. все крестьяне поместья Астафья Орловского в Вологодском уезде заняли у другого дворянина «в мирской расход на все поместье» 4 рубля (более 200 рублей на наши деньги) и совершили заем без всякого участия своего помещика. Но в круговой крестьянской поруке по уплате податей землевладелец должен был принять участие: облагая своих крестьян работой и оброком по усмотрению, нередко обладая правом суда и полицейского надзора над ними, даже правом льготить их от государского тягла, он неизбежно становился ответственным посредником в их делах о казенных платежах и повинностях, даже когда волость сохраняла свою тягловую цельность, и все волостные крестьяне без различия землевладельцев «тягло государское всякое тянули с волостью вместе, по волостной ровности», т. е. по уравнительной разверстке. В этом обособлении вотчин и поместий - начало и причина ответственности землевладельцев за казенные платежи своих крестьян, которая потом стала одною из составных норм крепостного права. Уже в XVI в. землевладельцу приходилось иногда самому платить подати за своих крестьян. В 1560 г. власти Михалицкого монастыря жаловались царю, что их крестьяне терпят многие обиды от соседних помещиков и вотчинников и они, власти, принуждены постоянно давать своим разоряемым крестьянам льготы в монастырских повинностях, «да и тягли многие (казенные налоги) во много лет, измогаясь и займуя, за тех своих крестьян платили сами собою». Собственный интерес побуждал благоразумного землевладельца становиться хозяйственным попечителем своих крестьян раньше, чем закон дал ему право быть их обладателем. Этим и объясняется положение старожильцев на владельческих землях. Землевладелец не стал бы слишком щедро льготить крестьянина и даже платить за него подати, если б видел в нем кратковременного сидельца, которого ближайший юрьев день осенний может унести с его участка. Его заботой было усадить крестьянина возможно прочнее, сделать старожильцем. Естественные побуждения клонили к тому и самого крестьянина. Обстроившись и обжившись на своем месте, домовитый хлебопашец не мог иметь охоты без нужды бросать свой участок, в который вложил много своего труда, в усадьбе которого нередко родился. Некоторые признаки указывают на присутствие значительного класса старожильцев и на владельческих землях до половины XVI в. Потом, с завоеванием Поволжья, крестьянство было взбудоражено переселенческим движением с центрального суглинка на южный чернозем. Уход младших членов семьи, людей неписьменных, на новые места обессиливал старый крестьянский двор и вынуждал его сокращать запашку. На владельческих землях множество крестьянских дворов, значившихся жилыми по описям первой половины века, в конце его являются пустыми: хлебопашца, которому наскучила работа над неподатливым лесным, хотя и отческим суглинком, манила степная черноземная новь с новыми ссудами и льготами. Навстречу опасности остаться без «живущего», с одними «пустошами, что были деревни», центральные землевладельцы шли с усиленными ссудами, льготами и неустойками; и ссуда, и неустойка за уход и за неисполнение обязательств к концу XVI в. постепенно увеличиваются: первая с полтины поднимается до 5 рублей (225 рублей), вторая - с 1 рубля до 5 и 10 рублей. На отдельных примерах можно видеть, как трудно было рассчитаться крестьянину, засидевшемуся у землевладельца до старожильства, т. е. просидевшему больше 10 лет. Возьмем наиболее легкие условия расчета. Крестьянин порядился на участок и взял 3 рубля ссуды без льготы, что бывало нечасто. Прожив 11 лет и став старожильцем, он при уходе должен был возвратить ссуду и уплатить за свой двор пожилое, в лесных местах по 14 копеек за год (в полевых местах, где было далеко до «хоромного», строевого леса, - вдвое), и пошлин 6 копеек. Все эти платежи во второй половине XVI в. составили бы на наши деньги сумму больше 200 рублей. Меньше этого пришлось бы платить редкому старожильцу. Приведу пример краткосрочного сиденья. В 1585 г. два казенных или дворцовых крестьянина сели на пустую монастырскую деревню с обязательством в три льготных года поставить двор и хоромы, обстроиться, распахать и унавозить запустевшую пашню и за это получили 5 рублей ссуды. Если бы они отсидели льготные годы, не исполнив обязательств, и захотели бы уйти, они должны были бы заплатить пожилое за три года, ссуду и 10 рублей неустойки, как уговорились с монастырем: все это на наши деньги составило бы сумму около 700 рублей. Едва ли бы они оказались в состоянии уплатить такой долг. Как свободные люди, они могли уйти и без расплаты; но тогда монастырь вчинил бы против них иск о взыскании, суд присудил бы их к уплате и по их несостоятельности выдал бы их монастырю «до искупа», т. е. превратил бы их на много лет в срочных холопов кредитора, зарабатывающих свой долг. Так ссуда создавала отношения, в которых владельческому крестьянину приходилось выбирать между бессрочно-обязанным крестьянством и срочным холопством. Это было не полицейское прикрепление к земле, какое установила круговая порука для государевых черных крестьян, а хозяйственная долговая зависимость от лица, от землевладельца-кредитора, по общему гражданскому праву. Эту разницу надобно особенно принять во внимание, чтобы избежать недоразумений.