Евроцентризм.

За исключением небольшого числа «антисоветских почвенников», о которых речь пойдет отдельно, «шестидесятники» были сначала ярко выраженными западниками, а затем сдвинулись к евроцентризму – крайней, фундаменталистской идеологии. Отсюда пошла вся космополитическая фразеология вроде «возвращения в цивилизацию», «столбовой дороге цивилизации» и т.д.

Это отражено в докладе ВЦИОМ под ред. Ю.Левады – книге «Есть мнение» (1990). Ю.А.Левада – сознательный противник советского строя, в своей ненависти поставивший себя «по ту сторону добра и зла». Но он собрал огромный фактический материал, ценный независимо от трактовки социологов-"демократов". (Замечу, что в приложении к соратникам Ю.Левады даже условное название «демократ» звучит насмешкой. Их слова источают такую антипатию к подавляющему большинству народа, особенно к старшим поколениям, что можно говорить о небывалом в истории антидемократизме ученых-гуманитариев. Что еще поражает, так это принижающая человека, какая-то низменная трактовка данных. Из всех возможных объяснений эти социологи выбирают самое «подлое»).

Резко расщеплялась в советском обществе ориентация на зарубежный опыт, можно даже говорить о двух противоположных векторах. В «общем» опросе опыт Японии самым ценным назвали 51,5%, а в опросе через «Литературную газету» (то есть среди интеллигенции с довольно сильным антисоветским настроем) – только 4%! Среди этой интеллигенции подавляющей являлась именно западническая ориентация, чего никак нельзя сказать о «массе». Характерно упование на иностранный капитал: тех, кто предлагает привлечь его в СССР, в то время было в 5 раз больше среди интеллигентов, чем среди «массы».

Замечу, что мы здесь говорим именно о евроцентризме как философской установке, а вовсе не о примитивном корыстном конформизме тех, по словам Пушкина, «для коих все равно: бегать ли им под орлом французским, или русским языком позорить все русское – были бы только сыты». Таких у нас хватает, но не о них речь.

Бердяев в начале ХХ века писал, что российские западники как раз и были самыми настоящими «азиатами» – они не понимали Запада и пытались его бессмысленно копировать. С «шестидесятниками» положение было гораздо хуже. У них западническое эпигонство сочеталось с дремучим наивным культуртрегерством, самомнением «инженеров человеческих душ», призванных переписать историю России. Вот примечательная беседа журналиста М.Ремизова с Ю.Афанасьевым (февраль 2001 г.):

М.Р .: Мне кажется, эти десять лет просвещенная общественность имела самую широкую возможность говорить с населением на том языке, на котором она считает нужным…

Ю.А .: Видите ли, говорили на том языке очень немногие. К чести, например, Новодворской надо сказать, она все-таки выдерживала эту линию до конца…

М.Р .: Ну, Новодворская проповедует, что «Россия неизлечима». В этом смысле очень занятно наблюдать этот пессимистический, мизантропический либерализм, который так разительно отличается от человеколюбивого и радужного либерализма истоков. Но я так понимаю, что вы как раз не склонны совсем отказываться от историософской перспективы Просвещения…

Ю.А .: Если взять нашу историю, русскую историю, она скорей помеха в этом смысле, чем подспорье. Опять же, я имею в виду историю мифологическую. Я, например, исхожу из того, что нам придется эту историю переписать. Ее надо переписать на основе теоретического осмысления".

Представьте, какова претензия: "переписать историю на основе теоретического осмысления ". Факты, мол, побоку. Поразительное доктринерство. И ведь еще, как с тонкой иронией замечает собеседник, Ю.Афанасьев «не склонен совсем отказываться от Просвещения». Все-таки он не Новодворская, в журнале «Коммунист» работал.

Для популярных «публичных» антисоветских идеологов перестройки был характерен евроцентризм самый примитивный, с неолиберальным эпигонством. Кумирами у них были Ф. фон Хайек, Тэтчер и Рейган. Вот, например, рассуждения очень активной в свое время Л.Пияшевой: «Когда я размышляю о путях возрождения своей страны, мне ничего не приходит в голову, как перенести опыт немецкого „экономического чуда“ на нашу территорию. Конституировать, как это сделало правительство Аденауэра, экономический либерализм в чрезвычайные сроки, запретить коммунистическую идеологию, провести всероссийский процесс покаяния, осудив всех „зачинщиков“ хотя бы посмертно, сбросить с себя груз тоталитаризма, захоронить ленинский прах, убрать в музеи всю социалистически-коммунистическую символику и высвободить на волю вольную всю уцелевшую и сохранившуюся в обществе предпринимательскую инициативу. Моя надежда теплится на том, что выпущенный на свободу „дух предпринимательства“ возродит в стране и волю к жизни, и „протестантскую этику“. И эта безграмотная белиберда написана еще в советское время, в 1990 г. (журнал „Родина“, № 5). Возродить в России протестантскую этику! Знает ли что-нибудь эта дамочка об истории России?

Замечательно, что антисоветские марксисты с удивительной легкостью перешли в лагерь крайне правых буржуазных идеологов, проскочив социал-демократию. А.Ципко пишет в том же 1990 г. («Московские новости», № 24): «Все прогнозы о грядущей социал-демократизации Восточной Европы не оправдали себя. Все эти страны идут от коммунизма к неоконсерватизму, неолиберализму, минуя социал-демократию. Тут есть своя логика. Когда приходится начинать сначала, а иногда и с нуля, то, конечно же, лучше идти от более старых, проверенных веками ценностей и принципов. Консерватизм, т.е. ставка на семью, частную собственность, частное предпринимательство… в этих условиях позволяет ускорить восстановление жизнеспособности общества».

Тут профессор, по своему обыкновению, наворотил бессмыслицы. Что значит, например, что Польша в 1989 г. «начала сначала, а то и с нуля»? И почему неолиберализм, возникший в конце 60-х годов ХХ века, «проверен веками»? Уж если ты желаешь чего-нибудь старинного, то надо было бы брать за образец первобытно-общинный строй, он проверен двумястами веками. Или уж на худой конец рабство – тоже веков десять его проверяли. Читаешь и думаешь – да учился ли А.Ципко в средней школе? Ведь уже из ее программы известно, что капиталистическая частная собственность и частное предпринимательство – очень недавние и специфические явления.

Отмечу, что в кругах интеллигенции, проникнутой евроцентризмом, как раз в силу присущего евроцентризму механистического мироощущения бедствия реформы легко выворачивают западнический энтузиазм в его кажущийся антипод – ненависть к Западу. Это именно кажущийся антипод, поскольку при этом сама структура мышления не меняется. Оно так и остается проникнуто евроцентризмом. Уже опросы 1994 г. показали следующее:

«На протяжении последних лет почвеннические сантименты характеризовали прежде всего необразованную публику. Теперь наиболее яростными антизападниками выступили обладатели вузовских дипломов, в первую очередь немолодые. (Респонденты такой категории ныне обнаруживают врагов российского народа на Западе вдвое чаще, чем даже такая, преимущественно немолодая и традиционно консервативная среда, как неквалифицированные рабочие). Именно эта категория людей (а не молодежь!) в свое время встретила с наибольшим энтузиазмом горбачевскую политику „нового мышления“ и оказала ей наибольшую поддержку. Теперь они зачисляют Запад во враги вдвое чаще, чем нынешние образованные люди более молодого возраста» («Информационный бюллетень ВЦИОМ», 1994, № 4).

В наших антисоветчиках с особенной силой проявилось общее свойство евроцентризма – безответственность. Механистичное мышление, не видящее хрупкости и не признающее святости многих человеческих отношений и общественных институтов. Сколько страшных маховиков раскрутили «шестидесятники» за время выполнения своего проекта, скольких джиннов выпустили из бутылок!

Возьмем хотя бы антисоветскую реформу в хозяйстве – с того момента, когда ее именно антисоветский пафос был обнародован (слом советской хозяйственной системы и создание необратимости ). Сразу можно сказать, что сама декларация о создании необратимости как цели показывает глубинную безответственность реформаторов как философский принцип.

Позицию их можно было бы с натяжкой считать этически допустимой, если бы они четко заявили, что на рельсах нынешнего курса возникнет дееспособное хозяйство, достаточное, чтобы гарантировать выживание России как целостной страны и народа. Ведь если этого не будет, то уплаченную народом тяжелую цену за блага для «новых русских» уже никак нельзя будет оправдать – это будет значить, что их выбор был вызван лишь его шкурными интересами или патологической тягой к предательству. Однако, сколько ни изучаешь документов и выступлений, никто четко не заявляет, что он, такой-то, уверен, будто курс реформ выведет нас на безопасный уровень до срыва. Нет, ссылаются на «флуктуации» – там одна фирма разбогатела, а там фермер. После краха рубля полумертвое хозяйство чуть-чуть зашевелилось.

Это совсем слабо. Реально признаков улучшения нет. Инвестиций нет и не предвидится, колебания уровня производства происходят в диапазоне быстро сужающихся возможностей, начинается массовое выбытие основных производственных фондов, а остатки системы НИОКР уже неспособны сопровождать простое воспроизводство. На что же надеяться?

Известный советолог С.Коэн писал в 1998 г.: «Проблема России состоит в беспрецедентно всеобщей экономической катастрофе в экономике мирного времени, находящейся в процессе нескончаемого разрушения… Катастрофа настолько грандиозна, что ныне мы должны говорить о не имеющем прецедента процессе – буквальной демодернизации живущей в ХХ век страны» («Независимая газета», 1998, 27 авг.). Он не говорит очевидное: в ХХ веке промышленно развитая страна не может пережить "демодернизацию " – она гибнет.

Поразительно, но факт – администрация США (но не идеологи) более реалистично смотрела на нашу ситуацию (а значит, более гуманно относилась к советскому народу), чем отечественные демократы. 16 мая 1991 г. по запpосу Конгpесса США был пpедставлен доклад ЦРУ и pазведупpавления Министерства обоpоны «За пpеделами пеpестpойки: советская экономика в кpизисе». В нем, в частности, говоpилось: «Пеpеход от центpализованной плановой экономики к pыночной пpедставляется чpезвычайно болезненным пpоцессом для осуществляющих его стpан… Пpиватизация не может быть осуществлена быстpыми темпами. В частности, большинство восточноевpопейских стpан достигли опpеделенного пpогpесса пpи пеpедаче в частные pуки небольших пpедпpиятий, однако испытывают значительные сложности пpи осуществлении политически очень чувствительного пpоцесса пеpедачи частникам кpупных пpедпpиятий, являющихся собственностью госудаpства. Существенным и, возможно, самым главным условием успешного осуществления pефоpм по пеpеходу к pыночной экономике является политическое единство стpаны, базиpующееся на довеpии к избpанному пpавительству, котоpое пользуется шиpокой поддеpжкой населения».

Еще более драматическими стали результаты безответственности при воздействии на духовную сферу. Культурно ядро, которое соединяет людей в общество и задает им жизненные ориентиры и нормы, подверглось тяжелым ударам, произведенным с удивительным садизмом. В 1991 г. в Институте социологии АН СССР выступил профессор Мичиганского университета В.Э.Шляпентох, который до своей эмиграции в 1976 г. работал в этом институте49. Его доклад был посвящен мифологии советского общества 70-х годов. Этой проблемой он и занимался в СССР как социолог.

Во-первых, он подчеркнул тот факт, что функция мифов общества заключается в упорядочении нормальной жизни в обществе и в семье, и огромное большинство в СССР 70-х годов поддерживало общепринятые мифы. Все опросы, которые проводились в 70-е годы, показывают, что большинство было удовлетворено ситуацией – и общественной, и своей собственной. Соцреализм – миф об обществе – нормальная вещь, необходимая для выживания: «Если с этих позиций взглянуть на общество, то оно было равновесным и стабильным. Социологи тех лет и вообще либеральная интеллигенция тех лет сильно ошибались в его оценке». В 1966 г. В.Э.Шляпентох проводил исследование читательской аудитории «Известий» и попросил журналистов редакции спрогнозировать кое-какие результаты. Оказалось, что они во много раз преувеличили критичность читателей к действительности. Позднее эксперимент был повторен с журналистами «Правды» и «Труда» с тем же результатом. Кстати, и социологам тоже казалось, что советские люди очень критичны по отношению к действительности, а если данные этого не подтверждали, то исследователи считали, что ошиблись.

В такие ценности, как централизованное планирование и общественная собственность, в их преимущество над рыночной экономикой искренне верило большинство людей. А уж что касается мифа о дружбе народов, то его поддерживали не только на вербальном уровне, сказал докладчик. Он лежал в основе поведения. Доказательство тому – смешанные браки. Можно ли представить сейчас армяно-азербайджанский брак? Когда докладчик задал этот вопрос нашим социологам, то услышал в ответ очень определенное «нет». Сейчас, сказали они, не только такой брак, даже такой адюльтер – абсолютно невозможная вещь. А в 70-е годы количество смешанных браков постоянно росло.

Первое, что проф. Шляпентох сразу замечает и чего не мог предполагать, судя по прессе и телевидению, это степень фрустрации советских людей, степень их разочарованности и подавленности. Современное советское общество – общество, абсолютно лишенное мифов… Для общества этот период всеобщей фрустрации очень тяжел. Показателями неблагополучия выступают два весьма выразительных индикатора: первый – широко распространенный в обществе настрой на эмиграцию; второй – уровень мистицизма. 60% советских людей верят в сверхъестественное – удивительная стадия сознания, связанная с тем, что разрушены все старые мифы.

«Гласность не имеет прецедентов в мировой истории. Нет такого примера, когда бы общество коренным образом изменило представление о себе. Даже в революцию 17-го года к знанию об обществе, которое свергалось, ничего не было добавлено. А сейчас происходит невероятно быстрое переосмысление прошлого. Люди вдруг почувствовали, что живут плохо – только потому, что они об этом узнали…». Как сказал социолог-эмигрант, Запад «создал свой миф о Горбачеве. В американской печати нельзя опубликовать в его адрес никакой критики. Американцы не хотят знать о происходящей в стране драме, они просто верят в успех и хотят в него верить безгранично». Американцам простительно – с какой стати они должны горевать о «происходящей в стране драме»? Мы говорим об отечественных интеллектуалах с комплексом Яго.

К массовым страданиям и большой крови привела реализация антисоветского проекта в области национальных отношений. Это была большая программа – разжечь, действуя через дружественную «прогрессивную» национальную интеллигенцию антисоюзные (и неизбежно антирусские) настроения. Например, большую работу, чтобы направить мысли и чувства чеченцев к мести, произвели демократы из Москвы – старовойтовы и бурбулисы, нуйкины и приставкины. Вместо “народа, отбывшего наказание” чеченцы вдруг были превращены в “репрессированный народ”. Кто же их “репрессировал”? Россия! Так ведь ставили вопрос наши антисоветские идеологи. Модный одно время А. Нуйкин довольно хвастает в 1992 г.: «Как политик и публицист, я еще совсем недавно поддерживал каждую акцию, которая подрывала имперскую власть. Поэтому мы поддерживали все, что расшатывало ее. А без подключения очень мощных национальных рычагов ее было не свалить, эту махину».

Летом 1988 г. возникли националистические Народные фронты в Прибалтике, и очень быстро всем все стало ясно. Но в декабре 1989 г. А.Адамович заявляет на встрече в МГУ: «На окраинах Союза национальные и демократические идеи в основном смыкаются – особенно в Прибалтике… Происходит позитивный процесс: нет антирусских, антисемитских настроений» («Мы – шестидесятники», с. 347). С трудом верится, но депутат, видимо, не знал о таком остроумном лозунге «народных фронтов»: «Утопим евреев в русской крови».

Видимо, самое кровавое последствие безответственности антисоветских идеологов – взращивание в Таджикистане вооруженной исламистской оппозиции, начавшей уничтожительную гражданскую войну. Возник дикий, не укладывающийся в голове альянс – «демо-исламисты». Московские таджикские интеллигенты, воспитанные в кругах «шестидесятников», способствовали переходу той части таджикской элиты, которая представлена выходцами из знатного сословия ишанов (глав суфийских орденов-братств), порвать с советским режимом и перейти к активным действиям против него.

Ишаны боролись с царским правительством, потом возглавили басмаческое движение против советской власти. Ее укрепление привело к тому, что они согласились на компромисс и интегрировались в новую элиту. Однако антисоветская пропаганда, которая велась начиная с 60-х годов и подрывавшая легитимность государства, побудила ишанов разорвать этот пакт и возглавить создание радикальной Исламской партии возрождения Таджикистана (см. Д.В.Микульский. Исламская партии возрождения Таджикистана: история создания, структура, идеологические установки. – Восток, 1994, № 6).