Комментарий из 1995 г.

Один из вопросов, часто задаваемых во время выборов избирателями кандидатам от КПРФ – отношение к религии. Говорят: большевики взрывали храмы и расстреливали священников. А что будет, если они снова придут к власти?

На этот вопрос кандидаты обычно отвечают так: нынешние коммунисты другие. Теперь даже устав КПРФ разрешает члену партии быть верующим – чего же еще? Еще вспоминают, что секретарь райкома помогал отремонтировать храм, и что «у меня, коммуниста, бабушка была верующая, а я ее не обижал». Иной раз даже упомянут, что «моральный кодекс строителей коммунизма» – это те же десять заповедей. Что коммунисты сегодня – это как бы просто светские христиане.

На этом диалог обычно кончается, и вроде бы вопрос снят. На мой взгляд, это не так. Во-первых, слащавый тон лишь вредит, так что кое-кто про себя подумает: это сегодня коммунисты такие добрые, пока боятся Ельцина, а придут к власти – отыграются. А следовать заповеди «не укради» – вовсе не значит быть религиозным человеком. Я бы даже сказал, что эти обычные ответы – не о том , они оставляют у людей смутное разочарование. Более того, я считаю, что эти ответы неверны. Коммунизм – стремление устроить справедливую жизнь на земле, а Православие – о душе и совести. Они могут быть вместе, но не могут сливаться, не могут замещать друг друга.

Я вижу проблему по-другому. Религиозный вопрос был главным в перестройке, этой прелюдии к реформе Гайдара-Чубайса. Недаром А.Н.Яковлев твердил о Реформации России. Но главным он был совсем в другом плане, взорванными храмами только отвлекали от сути. Если бы удалось сломать религиозное чувство русского народа, дело реформаторов было бы решено. Но этот слом не удался. Как же стоит вопрос? Главный конфликт – не в столкновении большевиков с той организацией (церковью), в которой оформлялись конкретные конфессии. Хотя это было, конечно, драматическое столкновение. Но несравненно более глубокой является борьба внерелигиозного мироощущения с любым религиозным чувством. Такой борьбы большевики не вели никогда, а вот рыночное общество ведет ее с самого своего возникновения.

Дело даже не в том, что действия большевиков в 20-30-е годы были частью гражданской войны, в которой, на беду России, церковь в целом не стала арбитром, а активно выступила на стороне одной, к тому же побежденной стороны (а до этого она была активной частью царизма, который деградировал и потерял авторитет). Это важно, но это не главное. Главное, что сама русская революция была глубоко религиозным движением (хотя и антицерковным). Большевизм был неоднороден, и можно было бы свалить его зверства на антиправославную западническую ветвь. Это было вполне законно, но не надо и такого упрощения. И почвенные большевики, патриоты и державники, долго были антицерковниками , вплоть до национального примирения в Отечественной войне с Германией.

Великий английский экономист Дж.Кейнс, работавший в 20-е годы в России, писал: «Ленинизм – странная комбинация двух вещей, которые европейцы на протяжении нескольких столетий помещают в разных уголках своей души, – религии и бизнеса». Я бы сказал, что этот почвенный большевизм был ересью православия , им двигала именно православная любовь к ближнему – но избыточная, страстная. Мы не поняли этой мысли философов-эмигрантов, ни даже этой мысли Андрея Платонова в «Чевенгуре».

Академик Шаталин издевался: мол, большевизм – это хилиазм ХХ века. Хилиазм – ересь ранних христиан, веривших в возможность построения Царства Божия на земле. Шаталин был в этом прав, а вот достойно ли это издевательства – вопрос совести. Большевики разрушали церкви как капища «неправильной» религии, они замещали их другими церквями и другими иконами. Это было страстное столкновение двух религиозных представлений о правде. Такие разломы пережили в молодости все нации, в Европе раньше, чем у нас (и несравненно тяжелее – в Германии при этом было уничтожено 2/3 населения). Когда страсть вошла в берега, конфликт большевиков с церковью утих. КПРФ такую страсть в принципе не может разжечь, религии по заказу не создаются. С будущим ясно, этап религиозной страсти у нас уже позади. Но с прошлым надо разобраться.

И вот первый вывод о прошлом. Русские коммунисты не подавляли религиозного чувства, не посягали на него, они сами были его носителями. Советский человек был (и в большинстве своем остался) глубоко религиозным. Как же это понять? Как же наш атеизм? И русские философы, и западные теологи объясняют, что основой религиозного чувства является особая способность человека чувствовать, воспринимать сокровенный, священный смысл событий, действий, отношений. Это главное, а не веpа в какого-то конкpетного бога.

Такой человек ощущает священный смысл хлеба и земли, тайный смысл рождения, болезни, смерти. Для него может иметь священный смысл Родина, Армия, даже завод, построенный жертвами отцов. Такой человек чувствует долг перед мертвыми и слушает их совет при решении земных дел. Говорят, что у тех, кто обладает такой способностью, есть "естественный религиозный орган ". У советских людей, включая атеистов, этот орган был очень развит – и даже хорошо изучен нашими противниками. Они его и использовали, и разрушали все последние пятнадцать лет.

Государство, созданное «коммунистами и беспартийными», было также проникнуто религиозным чувством – в этом была и его сила, и его слабость. Н.Бердяев, отрицавший социализм, признавал: «Социалистическое государство не есть секулярное государство, это – сакральное государство. Оно походит на авторитарное теократическое государство. Социализм исповедует мессианскую веру. Хранителями мессианской „идеи“ пролетариата является особенная иерархия – коммунистическая партия, крайне централизованная и обладающая диктаторской властью».

Итак, большевики не разрушили, а даже укрепили главную основу религии – саму способность одухотворять мир священным смыслом. Потому они и увлекли народ, и даже индустриализация была в России типичным религиозным подвижничеством, вроде немыслимого по страсти и творчеству строительства соборов в средневековой Европе. Борьба большевиков с церковью была столкновением сходных сил, которое при общем примирении лишилось смысла, так что в самом коммунизме эта борьба не может возникнуть вновь.

А что же мы видим у противника коммунизма – рыночного общества – и легиона его бойцов? Видим именно последовательное уничтожение в человеке «естественного религиозного органа», удушение самой способности к религиозному чувству, покушение на духовную кастрацию вовлеченного в рыночные отношения человека. И, симметрично большевикам, взрывавшим здания церквей, «рыночники» могут строить и ремонтировать церкви – и в то же время быть душителями религии. При наличии кирпича, сборного бетона и наемных турок строить не трудно. Но еще Серафим Саровский предупреждал: «Церкви будут стоять, сиять, а молиться в них будет нельзя».

Немецкий писатель Генрих Бёлль приводит важную мысль из книги В.Шубарта « Европа и душа Востока» (1938): "Чем меньше религии, тем сильнее потребность в государстве. Там, где государство стало всем, религия угасает. Тотальное государство – это социальная форма безбожия». Г.Бёлль пишет: «Обратите внимание: Шубарт не говорит „тоталитарное“ государство, он говорит „тотальное“ государство, а такое государство вполне можно осуществить в условиях демократии и даже демократическими методами. Когда постоянно нагнетается и подпитывается страх, свобода незаметно, по кусочку может приноситься в жертву безопасности. Организованное безбожие становится ненужным, пусть себе церкви занимаются своим делом, они будут сами лишь подтачивать и опустошать себя. Жернова их гигантских аппаратов сохранятся в неприкосновенности, но их помол пойдет в государственные закрома. „Дефицит религиозности даже в религиозных системах – признак современной Европы. Религиозность в материалистической системе – признак советской России“, – пишет Шубарт».

Надо вдуматься в эту мысль, которую в разных формах высказывали многие мыслители Запада, современники русской революции: Запад безрелигиозен, Советская Россия – глубоко религиозна.

Не буду углубляться в эту деликатную тему, но замечу, что профанация религии и превращение церкви в новое идеологическое ведомство при государстве подрывают церковь гораздо сильнее, чем зажим или даже преследования. Посторонний человек, американская журналистка М.Фенелли, которая наблюдала перестройку в СССР, подмечает: «По дороге в аэропорт Москва подарила мне прощальный, но впечатляющий образ лжи, которым проникнуто все их так называемое „обновление“: кумачовые плакаты с лозунгом „Христос воистину воскрес!“. Сперва думаешь, что перед тобой какая-то новая форма атеистического богохульства…».

Но обратимся к истокам рыночной цивилизации. Главный ответ – там. Само понятие цивилизации , введенное фpанцузскими пpосветителями XVIII в., означало секуляpизованную и рационализованную форму общежития – то есть внерелигиозную и основанную на разумном расчете. Hецивилизованной фоpмой пpизнавались сpедневековый обpаз жизни и обpаз жизни неевpопейских наpодов. Подчеркнем эти два признака Запада в эпоху капитализма: секулярность (т.е. освобождение от церкви) и рациональность (расчет и логика).

Современный Запад и капитализм возникли как плод освободительных революций. В какой же свободе нуждался капитализм? В свободе от Природы, от человека и от Бога. Впрочем, все эти виды свободы – лишь разные ипостаси нового мировоззрения. Освобождение от человека, разрыв общинных связей – появление индивидуума вместо личности – было возможно именно вследствие отказа от Евангелия, от идеи коллективного спасения души. Капитализм возник как общество глубоко антихристианское , несмотря на его внешнюю набожность.

Знаток религиозных корней капитализма Макс Вебер пишет: «Чем больше космос современного капиталистического хозяйства следовал своим закономерностям, тем невозможнее оказывалась какая бы то ни было мыслимая связь с этикой религиозного братства. И она становилась все более невозможной, чем рациональнее и тем самым безличнее становился мир капиталистического хозяйства».

Как показывает Вебер, возникновение духа капитализма сопровождалось сдвигом от евангельских, христианских установок к законам Моисея как «естественному праву» – нужна была «вся мощь ветхозаветного Бога, который награждал своих избранных еще в этой жизни». Для капитализма нужно было религиозное оправдание наживы, которого не давало Евангелие.

Но этот скрытый антихристианизм незаметно привел к утрате всякого религиозного чувства. Вебер поясняет, почему так случилось: «Капиталистическое хозяйство не нуждается более в санкции того или иного религиозного учения и видит в любом влиянии церкви на хозяйственную жизнь такую же помеху, как регламентирование экономики со стороны государства. Мировоззрение теперь определяется интересами торговой или социальной политики. Тот, кто не приспособился к условиям, от которых зависит успех в капиталистическом обществе, терпит крушение или не продвигается по социальной лестнице. Капитализм, одержав победу, отбрасывает ненужную ему больше опору».

Но дело не просто в выгоде или невыгоде паразитирования на христианстве, дело глубже. Отказ от христианства с принятием «рынка» имеет глубокий, сокровенный смысл. По словам Вебера, «это было, по существу, принципиальным отказом от веры в спасение как цели, достижимой для людей и для каждого человека в отдельности. Такое воззрение, не основанное на братстве, по существу уже не было подлинной религией спасения».

В этом все и дело – не братство людей, а человеческая пыль индивидов. «Все в человеке, все для человека!» – вот их девиз. И ничего для Бога, ничего для братства!

Чем же мешала религия зрелому капитализму? Сама логика капитализма потpебовала снять с пpедпpинимателя оковы всеобщей, «тотальной» этики, которая есть в любой религии. Охpанителем этой этики в традиционном обществе чаще всего выступает цеpковь. Она-то в пеpиод буpжуазных pеволюций и вызывала наибольшую ненависть, отсюда и призыв Вольтера – «Раздавите гадину!». Цеpковь утверждала существование общей для всех совести , пpонизывающей все сфеpы общества. Гражданское общество устранило эту совесть, создав свою этику для каждой сфеpы. Тем самым исключалось общее для всех понятие гpеха . И сегодня любая попытка поставить вопpос об объединяющей общество этике pассматpивается неолибеpалами как «доpога к pабству» (выражение духовного отца гайдаров, фон Хайека). Вот слова «демократа» Н.Шмелева: «Мы обязаны внедpить во все сфеpы общественной жизни понимание того, что все, что экономически неэффективно – безнpавственно, и наобоpот, что эффективно – то нpавственно». Это – полный разрыв с православной, а затем советской этикой России: «Лишь то, что нpавственно – эффективно».

Изживание религиозного органа у человека Запада создавало вакуум, который заполнялся идолами , например, идолом прогресса. Возникла цивилизация огня и железа, с культом силы – ее гордо назвали прометеевской. Уже в этой гордости был отказ от христианства и от Бога вообще, ибо Прометей – титан, богоборец.

Сдвиг к идолатрии, к внерелигиозным культам (примерами их могут быть такие разные явления, как масонство и фашизм), с тревогой отмечался самими западными мыслителями, особенно теологами. Они предупреждали, что когда Запад отбросит ценности христианства, на которых он паразитировал, мы увидим нечто страшное. Немецкий богослов Р.Гвардини писал: «вот нечестность Нового времени: двойная игра, с одной стороны, отвергавшая христианское учение и устроение жизни, а с другой – стремившаяся присвоить все, что они дали человеку и культуре… Теперь двусмысленности приходит конец. Там, где грядущее обратится против христианства, оно сделает это всерьез. Секуляризованные заимствования из христианства оно объявит пустыми сантиментами, и воздух наконец станет прозрачен. Насыщен враждебностью и угрозой, но зато чист и ясен».

Культ силы вел к культу государства (любому, кто знает Запад, советское государство покажется добрым дядюшкой – достаточно сравнить нашего тогдашнего милиционера и полисмена США). Крупнейший историк Запада А.Тойнби пишет об этом замещении хpистианства культом Левиафана (так назвал буржуазное государство философ Гоббс): «В западном миpе в конце концов последовало появление тоталитаpного типа госудаpства, сочетающего в себе западный гений оpганизации и механизации с дьявольской способностью поpабощения душ, котоpой могли позавидовать тиpаны всех вpемен и наpодов… В секуляpизованном западном миpе ХХ века симптомы духовного отставания очевидны. Возpождение поклонения Левиафану стало pелигией, и каждый житель Запада внес в этот пpоцесс свою лепту». Страшные бомбардировки Ирака и Югославии, одобренные почти всеми американцами – последний аккорд.

Удар по религиозному чувству нанесла и вторая культурная мутация Запада – рационализация мышления. Мы не говорим здесь о том, какую силу и свободу дал рационализм человеку – это другая тема. А вот чего он лишил человека? «Никогда не пpинимать за истинное ничего, что я не познал бы таковым с очевидностью, включать в свои суждения только то, что пpедставляется моему уму столь ясно и столь отчетливо, что не дает мне никакого повода подвеpгать это сомнению», – писал Декаpт. Это – культ Разума .

Антрополог К.Лоренц указывал на тяжелые последствия принятия Западом этой «установки, совеpшенно законной в научном исследовании – не веpить ничему, что не может быть доказано». Ведь жизнь сложнее объекта науки, и подход к ней исключительно с меркой рационального расчета уродует человека. Жизнь теряет свою качественную сторону, те ценности, которые не поддаются измерению. Ценности заменяются их измеримым суррогатом – ценой (как сказал философ, Запад – «цивилизация, которая знает цену всего и не знает ценности ничего»). Сам отказ от культуpных тpадиций, во исполнение наказа Декарта – огромная потеря, ибо, по словам Лоренца, «тpадиции содеpжат огpомный фонд инфоpмации, котоpая не может быть подтвеpждена научными методами».

Для нас здесь важно подчеркнуть, что полностью рациональное мышление, свободное от ценностей, которые передаются традицией и не могут быть «научно доказаны», как раз и означает изживание религии.

Но главное, конечно, это «тихое» размывание христианства с помощью школы и идеологии, которая накачивается в сознание телевидением. Этот процесс целенаправленно ведется в несоветской России, давно начат в католических странах Европы и пока что блокирован в Латинской Америке, где большая часть священников соединилась с движением бедноты и индейцев («теология освобождения»). В Испании за 17 лет «открытости» и рыночной либерализации после смерти Франко удалось добиться поразительно эффективного вытеснения христианства из сознания. На одном круглом столе меня спросили, как бы я назвал суть происходящих в Испании перемен, и я ответил: «тихая Реформация». Удивились, но согласились. И какой это тоскливый процесс! Кажется, что у людей душа ноет.

Читал я раз лекцию в школе в маленьком городке, школа – на всю округу. После лекции свободные дебаты. Выступил учитель, говорит об обмене учениками с Данией, и что испанские ребята видят, что живут теперь не хуже, чем в Европе. Я спрашиваю: а что значит «жить не хуже» или «жить лучше»? Учитель отвечает: «критерий такой – есть ли в доме видео; а вы как думаете?» А я говорю: «Ребята, видео вещь приятная, но важнее – есть ли дома дедушка, или ты его отвез в приют для престарелых». Как захлопали в ладоши, запрыгали – будто камень у них с души свалился. Оказывается, пока что они еще живут лучше, чем в Европе!

В чем же дело? В чем «изживание» христианства светскими методами? Не в расстреле священников и не в крушении церквей. Это – гонения , совсем иное дело. А изживание может идти рука об руку с восстановлением здания Храма, оно – агрессия в душу человека, часто агрессия приятная, с наркотиком. Главное в этой агрессии – превращение соборной личности в индивидуума. В этом и была суть той мутации европейской культуры, которая привела к рыночной экономике, к появлению «свободного индивида»-предпринимателя. Для меня человеческий смысл христианства – в идее братства людей, в идее коллективного спасения души. Переход к рынку как основе человеческих связей – выхолащивание этого смысла.

И не существенно, использует ли рыночное общество маску христианства для выгодного паразитирования на его фразеологии – или отбрасывает эту маску с воплем Вольтера или Николая Амосова. Как пишет исследователь духовных основ капитализма Макс Вебер, «люди, преисполненные „капиталистического духа“, если не враждебны, то совершенно безразличны по отношению к церкви». Он не видит в этом противоречия с тем, что сам этот «дух» изначально был связан с мотивами протестантизма. Религиозные революционеры помогли буржуазии сломать «тоталитаризм» католической иерархии, как наши «демократы» помогли ворам сломать «тоталитаризм» советского строя – а потом были отодвинуты в сторону (а наши будут выброшены, как ненужная тряпка).

Что несет сегодня западному христианству волна неолиберализма с его фанатичным монетаризмом и идолами свободы и индивидуализма? Возможно, последний удар по религиозному чувству, о котором говорил Гвардини. Вот три сообщения из одного номера газеты, за 24 сентября 1995 г.

В Голландии священник К. ван Флит в Вердене обвенчал двух лесбиянок церковным браком, надел им кольца, благословил их семью и призвал прихожан кончать с предрассудками и жить свободно . Это ли не удар по религии?

Но это – мелочь по сравнению с другим событием: «Англиканская церковь с радостью восприняла новое издание Библии, которое совмещает священные тексты с советами и пожеланиями в области сексуальных отношений». Дальше дается изложение этой «новой интернациональной версии» Библии. Такое свинство, что даже на мой взгляд неверующего это не просто святотатство, а плевок в душу любого нормального человека.

И вот, пожалуй, главное. Издание в США «политически правильной Библии». Массовый тираж разошелся за неделю. Как же подправили Священное писание идеологи в сане? Так, что, как сказано, из Библии «вычищены следы чего бы то ни было, что может вызвать раздражение любой социальной группы». Так, например, выброшено указание на то, что Христа распяли иудеи. Экая мелочь! Не раздражать же из-за нее финансовых магнатов. Чтобы не обидеть феминисток, подчистили анкету Саваофа – он теперь не Бог-отец, а «Бог отец-мать». «Отче наш!» отменяется. Даже слово Господь как синоним Бога устранено – да здравствует демократия, никаких господ!

Любой человек с религиозным чувством скажет, что фальсификация и профанация священных текстов – это и есть удушение религии. Разве замахивались на это большевики! По сравнению с этими акциями разрушение церковных зданий или физическое убийство служителей культа наносят религии ущерб несравнимо меньший.

Что же мы видим сегодня в России, у доморощенных рыцарей Запада? Ту же попытку – именно они, в белых перчатках, но эффективно удушают религию, высмеивают и пачкают все священное, все наши культы и сокровенные отношения. Началось это давно, с западников, а сегодня они выродились до русофобов. Утверждения о том, что тормозом развития России является воспитанный православием характер («лень и рабская психология») – элементарная идеологическая ложь. Но ведь за ней – философия. Как тиражировали «демократы» слова Чаадаева: «Повинуясь нашей злой судьбе, мы обратились к жалкой, глубоко презираемой этими [западными] народами Византии за тем нравственным уставом, который должен был лечь в основу нашего воспитания»!

Сегодня утвеpждается, что по сpавнению с Западом Пpавославие отличалось нетеpпимостью и тоталитаpизмом. «Несколько лидеpов еpеси были сожжены в 1504 г.», – обличают «демократы». И это – в сpавнении с католической инквизицией или сожжением миллиона (!) «ведьм» в пеpиод Рефоpмации. Порой доходят до того, что Православие оказывается как бы и не христианством, и мы выпали из этой религии. Кумир наших «демократов», «грузинский Сократ», М.Мамардашвили, так и пишет: «Любой жест, любое человеческое действие в русском культурном космосе несут на себе, по-моему, печать этого крушения Просвещения и Евангелия в России». Подумать только, любое наше человеческое действие в рамках русской культуры! Да разве имеем мы право на жизнь?

Изживание, по примеру Запада, религиозного органа русских и разрушение традиции было пафосом философии западников. В статье «Культурный мир русского западника» эмигрант В.Г.Щукин так характеризует эту часть интеллигенции: «В отличие от романтиков-славянофилов, любая сакрализация была им в корне чужда. Западническая культура носила мирской, посюсторонний характер – в ней не было места для слепой веры в святыню… С точки зрения западников время должно было быть не хранителем вековой мудрости, не „естественным“ залогом непрерывности традиции, а разрушителем старого и создателем нового мира».

Сегодня эта псевдо-рационализация дошла до гротеска. Духовный лидер «демократов» академик Н.Амосов пишет даже: «Бог – материя. Нельзя отказываться от Бога (даже если его нет). К сожалению, „материальность“ Бога, пусть самая условная, служит основанием для мистики, приносящей обществу только вред. Без издержек, видимо, не обойтись… Точные науки поглотят психологию и теорию познания, этику и социологию, а следовательно, не останется места для рассуждений о духе, сознании, вселенском Разуме и даже о добре и зле. Все измеримо и управляемо».

Все это – технократический бред, но ведь «демократы» чтят Амосова как пророка.

Сегодня мы является свидетелями огромного инженерно-идеологического проекта – попытки искусственного разрушения вошедших в подсознание религиозных структур огромного народа. Это – культурная диверсия, по своим разрушительным масштабам далеко превосходящая другие известные в истории. Без тpадиций и «иppациональных» ноpм, запpетов и pитуалов может существовать, да и то с болезненными пpипадками вpоде фашизма, лишь упpощенное общество атомизиpованных индивидуумов. Сложные поликультуpные, а тем более многонациональные общества устойчивы до тех поp, пока не позволяют навязать им «пpогpессивные» западные ноpмы. Парадоксальным образом, именно оттеснив от власти экс-партократов со свечкой в руке, можно защитить религиозное чувство русского человека.

Понимают ли русские люди, на что они согласились, поддержав – или хотя бы попустив – такую реформу? Не понимают. И к смыслу их не допустили.

Я лично счастлив, что мне смысл этой реформы открыл в блестящей, поэтической лекции виднейший теолог Израиля раби Штайнзальц в 1988 г. Его тогда привез в СССР академик Велихов, и это было событие. Еще большую службу сослужил бы России Велихов, если бы опубликовал ту лекцию. Состоялась она в Институте истории естествознания АН СССР, где я работал. Раби Штайнзальц, в прошлом видный физик и историк науки, вроде бы приехал рассказать об истории науки в Израиле, но, выйдя на трибуну, сказал: «Я вам изложу самую суть Талмуда». Директора нашего при этих словах из зала как ветром выдуло, и пришлось мне, как заместителю директора, вести собрание. Для меня это была, пожалуй, самая интересная лекция, какую я слышал.

Лектор осветил три вопроса: что есть человек , что есть свобода и что есть тоталитаризм – как это дано в Талмуде. Потом то же самое, по сути, написали философы западного общества Гоббс и Локк, но по-моему, хуже. Человек, сказал раби, это целостный и самоценный мир. Он весь в себе, весь в движении и не привязан к другим мирам – это свобода. Спасти человека – значит спасти целый мир. Но, спасая, надо ревниво следить, чтобы он в тебя не проник. Проникая друг в друга, миры сцепляются в рой – это тоталитаризм. Раби привел поэтический пример: вот, вы идете по улице, и видите – упал человек, ему плохо. Вы должны подбежать к нему, помочь, бросив все дела. Но, наклоняясь к нему, ждущему помощи и благодарному, вы не должны допустить, чтобы ваша душа соединилась, слилась с его душой. Если это произойдет, ваши миры проникают друг в друга, и возникает микроскопический очаг тоталитаризма.

Я спросил самого авторитетного сегодня толкователя Талмуда: значит ли это, что мы, русские, обречены на тоталитаризм и нет нам никакого спасения? Ведь я ощущаю себя как личность, как Я, лишь тогда, когда включаю в себя частицы моих близких, моих друзей и моих предков, частицы тела моего народа, а то и всего человечества. Вырви из меня эти частицы – что останется? И мой друг таков, какой он есть, потому, что вбирает в себя частицы меня – наши миры проникают друг в друга, наши души соединены. Значит, если мы от этого не откажемся, мы будем осуждены, как неисправимое тоталитарное общество?

На этот вопрос раби не ответил – хотя я и сидел рядом с ним за столом президиума. Он ответил всей своей лекцией. Принять дух капитализма и идею человека-индивидуума, в самом гуманном ее варианте – это значит отказаться от идеи братства и любви, отказаться от христианства. Так прикиньте в уме – от чего нас зовут отказаться, и чем за это заплатят.