Связи комплекса Гизы с астрономией

С ранних дней существования археологии египтологам было известно об изумительной точности, с которой возведена Великая пирамида. Её стены ориентированы точно по частям света, причём с такой высокой точностью, что погрешность составляет менее 0,06 процента. Достигнуто это было без применения компаса — и это при том, что сооружение имеет 461 фут в высоту и состоит из более чем 2 миллионов известняковых блоков, каждый весом около двух с половиной тонн. Кроме того, пирамида была облицована точно пригнанными друг к другу ещё более крупными, более твёрдыми блоками белого известняка из близлежащей каменоломни. Две другие пирамиды, расположенные в одну линию с ней, возведены с не меньшей точностью.

Такая точность, очевидно, была достигнута за счёт соотнесения со звёздами. Уже в этом в расположении главных сооружений комплекса Гизы можно углядеть аналогию со звёздным небом. Но есть и ещё одна любопытная особенность. В строгом плане расположения пирамид обнаруживаются странные аномалии.

Три пирамиды, ориентированные каждая по четырём частям света, имеют вход с северной стороны. Туннели и галереи внутри их идут в южном направлении. Таким образом, можно видеть, что они спроектированы по меридиану север-юг. Однако пирамиды, столь удивительно точно распланированные по отдельности, по отношению друг к другу располагаются очень необычным образом.

Совокупно они не образуют линию, идущую с севера на юг, как можно было бы ожидать. Не располагаются они и по линии восток-запад, что можно было бы предположить в качестве логичной альтернативы. Вместо этого они образуют причудливую линию с поворотом, идущую с юга на запад. Центральные точки первых двух пирамид соотнесены между собой точным образом; но третья, самая маленькая, нарушает построение. Она немного сдвинута на восток.

Это не давало покоя Роберту Бовалу, который, будучи опытным инженером-строителем, знал, что здания возводятся по плану, а не строятся как взбредет в голову. Какой план, задавался он вопросом, требовал бы, с одной стороны, очень точной ориентации по частям света и не менее точного расположения по меридиану север — юг, но, с другой, допускал бы откровенно несимметричное расположение сооружений по отношению друг к другу?

Он исследовал каменистое плато Гизы с инженерной точки зрения. Однако не смог обнаружить какой-либо механической или геологической причины для такой асимметрии. Меньшая, северная пирамида легко могла быть размещена на линии, образуемой двумя другими.

Возможно, строителям было попросту всё равно, как размещать пирамиды, или, возможно, они проявили небрежность? Но это никак не согласовывалось со сквозившим во всём точным расчётом. Бовал посчитал, что небрежность и произвольность размещения не могли быть частью подхода, в остальном столь выверенного и технически совершенного. Следовательно, заключил он, пирамиды были построены по плану, и этот план требовал такой асимметрии. Это вызывало вопрос: зачем? Каковы были истоки и смысл столь необычайного плана?

В поисках ключа к этой загадке Бовал обратился к изучению древнеегипетских ритуалов и мифологии.

Мифы и ритуалы, окружающие смерть и посмертное существование, были высечены на внутренних стенах нескольких пирамид, предположительно несколько позже, чем были воздвигнуты пирамиды Гизы, — они находятся в усыпальницах фараонов конца 5-й и начала 6-й династии, — но, без сомнение передают очень ранний материал. Эти надписи известны как «Тексты пирамид». Из них явствует, что после смерти царь, как считалось, отправляется к звёздам и становится богом Осирисом. Из этих текстов также явствует, что небесной формой Осириса было созвездие, именовавшееся Саху.

Два специалиста по древнеегипетской астрономии, Отто Нойгебауэр и Р. Э. Паркер, обнаружили, что это Саху являлось созвездием, которое ныне известно как Орион. Значит, Осирис идентифицировался с Орионом. Кроме того, земные врата на небо назывались Ростау или Розетджау. Это идентифицировали с Гизой.

Всё это было очень странно. Бовал заметил, что так называемые «воздушные шахты», ведущие из усыпальниц царицы и царя в Великой пирамиде, соотнесены с определёнными звёздами. Шахта, ведшая из усыпальницы царя, соответствовала нижней звезде из пояса Ориона.

Самый ранний образчик религиозных «Текстов пирамид», вырезанный на внутренних стенах пирамиды Унаса в Саккаре, южнее Гизы, и датируемый примерно 2350 г. до н.э.

Потом он заметил, что относительно Млечного Пути звёзды, входящие в пояс Ориона, образовывают линию, идущую с юга на запад, идентичную линии расположения трёх пирамид Гизы по отношению к Нилу. К тому же в древних письменах Млечный Путь был известен как «великая река». Не мог ли Нил, рассуждал Бовал, рассматриваться как земной аналог Млечного Пути? А эти три пирамиды — как эквивалент трёх звёзд из пояса Ориона?

Если Бовал прав, тогда небесный Осирис — Орион — символизируется тремя звёздами, расположенными относительно Млечного Пути вдоль линии юг-запад. Земной эквивалент, земной Осирис — комплекс Гизы — символизируется тремя главными пирамидами, располагающимися вдоль линии юг-запад по отношению к Нилу.

Пояс Ориона включает три звёзды, образующих линию юг-запад относительно Млечного Пути. Верхняя звезда меньших размеров и смещена к востоку. Третья, наименьшая пирамида Гизы пирамида Менкаура — смещена точно таким же образом. Соответствие кажется убедительным. Пораженные, Бовал и Гилберт писали, что «в Гизе имелся — вполне буквально — пояс Ориона на Земле».

Бовал получил некоторую поддержку в археологических кругах. Прежний директор египетского отдела Британского музея, проработавший в этом качестве двадцать лет, и автор часто переиздаваемой книги о пирамидах д-р И. Э. С. Эдвардс заявил, что, по его мнению, Бовал «привёл очень веские доводы». Д-р Эдвардс уже пришёл к убеждению, что «звёзды в поясе Ориона являлись важным элементом в ориентации Великой пирамиды».

Проверив в последующем расположение «воздушных шахт», Бовал смог определить звёзды, на которые они указывали и когда.

Около 2450 г. до н.э., когда примерно была построена Великая пирамида, южная шахта, ведущая из усыпальницы царя, указывала на нижнюю звезду в поясе Ориона, небесного аналога пирамид. Южная шахта в более глубокой усыпальнице царицы указывала на Сириус.

Бовал задался вопросом, а для чего применялась Великая пирамида. Шахта из усыпальницы царицы, указывавшая на Сириус, отождествлялась с Исидой; шахта из усыпальницы царя, ориентированная на Орион, отождествлялась с Осирисом. Царь и царица, Осирис и Исида, в египетской мифологии были мужем и женой, родившими сына — Гора. Считалось, что Гор был первым царём-полубогом, правившим Египтом задолго до времён фараонов. «Последователями Гора» были посвящённые, упомянутые в «Текстах пирамид». Имя «Гор» входило составной частью в имена всех ранних фараонов. Не могла ли Великая пирамида использоваться в качестве своего рода ритуала, предполагающего союз земных и звёздных эквивалентов? Союз того, что вверху, и того, что внизу? Однако в Гизе есть одно сооружение, которое Бовал первоначально не принимал в расчёт, — Сфинкс, чей взгляд неумолимо и навечно обращён к горизонту на восток, к той точке, где во время весеннего равноденствия восходит солнце.

В последующей совместной книге Хэнкок и Бовал выдвинули предположение о дате, когда бы три астрономических события произошли в момент восхода солнца в период весеннего равноденствия: на небосклон, под взглядом Сфинкса, взошли бы солнце и созвездие Льва; звезда Сириус находилась бы над самым горизонтом; созвездие Ориона пребывало бы в самой нижней своей точке за период своего прецессионного цикла в 25 920 лет.

Это время, утверждают Бовал и Хэнкок, является теми «первыми временами», упоминаемыми в древнеегипетских текстах, когда Осирис впервые дал Египту цивилизацию и царей. Они относят его примерно к 10 500 г. до н.э.

То есть, разумеется, если в качестве начала может быть взята нижняя точка цикла. Большинство же астрологов, древних и современных, предпочли бы в качестве конца одного цикла и начала другого взять наивысшую точку — его кульминацию. А это бы поместило «первые времена» Хэнкока и Бовала в действительности посередине цикла. Новый цикл начался бы не ранее примерно 2460 г. до н.э.

Как бы то ни было, будет справедливо сказать, что если Хэнкок и Бовал правы в своей идентификации и интерпретации, тогда нынешние теории египтологов и впрямь трещат по швам. Впрочем, нам приходится умерить свой энтузиазм в отношении подобного упоительного иконоборства. Есть один существенный момент, в котором Хэнкок и Бовал не выдерживают критики. Они не обращают достаточного внимания на решающее различие между пониманием текста или мифа буквально и пониманием его символически.

Как мы увидим в следующей главе, именно под покровом символизма давно скрываются глубочайшие тайны и загадки Древнего Египта.