Пол Большого дворца.

ВТОРОЙ РИМ

Император Константин велел выстро­ить множество домов для желающих переселиться в новую столицу. Появи­лись также общественные здания, хра­мы, театры, пекарни (хлеб в городе был бесплатным), бани, водопроводы, фон­таны и удивительные подземные водо­хранилища — цистерны, где даже в са­мую сильную жару веяло прохладой и капли лениво падали со сводов между огромными серыми колоннами. Лю­бой константинопольский ребёнок мог ходить в школу, а в 425 г. в Константи­нополе основали университет.

ипподром — центр общественной жизни города. От дворца начиналась широкая главная улица, обрамлён­ная рядами арок, — Меса, в которую как бы втягивался веер боковых улиц. Такая планировка объясня­лась природными условиями — тре­угольной формой полуострова, на котором расположилась столица Константина Великого, и одновре­менно наглядно выявляла исключи­тельную роль императорской власти и самого императора.

От врагов город защищали мощ­ные стены, которые начали строить при Константине (по преданию, он своим копьём разметил их местопо­ложение), а закончили в V в. при им­ператоре Феодосии. Они охватили весь полуостров. Неприятель, насту­павший с суши, встречал на пути гро­мадный, заполненный водой ров де­сятиметровой глубины. За рвом поднималась стена высотой в три че­ловеческих роста, за ней — вторая стена с мощными башнями вдвое выше первой. А дальше вздымалась третья стена, казалось построенная сказочными великанами-циклопами: её толщина доходила до шести-семи метров, а башни достигали высоты современного двенадцатиэтажного дома. Фундаменты уходили в землю так глубоко, что подкопать их было практически невозможно. Подобная стена шла и по берегу моря, что де­лало столицу недоступной с воды.

Главным въездом служили Золо­тые ворота — огромный массив ка­менной кладки; все три их проёма настолько превосходили рост чело­века, что казались предназначен­ными для соперников богов — ги­гантов греческих мифов. Конечно, они мыслились не как простые во­рота, а как подобие триумфальной арки — памятника славы и побед Константинополя.

До сих пор Константинополь поражает грандиозностью своего масштаба, но в нём нет ничего на­пыщенного, чрезмерного: город ка­жется удивительно живописным. Бо­ковые улочки круто карабкаются в гору, так что крыша одного дома мо­жет лежать буквально у ног жителей

СИМВОЛИКА ВИЗАНТИЙСКОГО ХРАМА

В сирийском гимне VI в., освящённом созданию храма в Эдессе, автор давал символическое истолкование церковной архитек­туры. «Его свод простирается подобно небесам, — писал он, — без колонн, изогнут, и замкнут, и украшен золотой мозаикой, как небесный свод сияющими звёздами. Его высокий купол сравним с небом небес». Три одинаковых фасада и три окна на западной стене связывались со Святой Троицей, другие окна уподоблялись апостолам, пророкам, мученикам, святым. Пять дверей напоми­нали о пяти разумных девах из евангельской притчи. «Велики та­инства этого храма, — говорилось в гимне. — В нём образно пред­ставлены высочайшая Троица и милосердие Спасителя».

Первое подробное изложение символики христианского храма применительно к смыслу литургии (главного христианско­го богослужения) приписывают патриарху Герману Константи­нопольскому, который пострадал за иконопочитание в 730 г. Па­триарх впервые собрал воедино разрозненные толкования церковного здания и его частей, указав, что храм есть земное небо, в котором обитает Бог. Престол в алтаре означал место Гроба Господня и престол, на котором почивает Господь. Апси­да соответствовала Вифлеемской пещере, где родился Христос, и пещере, где Он был погребён; поэтому ей и придавалась по­лукруглая форма. Объяснялось также значение алтарной пре­грады, амвона (возвышения перед алтарём), жертвенника и т. п. Кроме того, церковь служила образом распятия Христова, а по­этому представлялось желательным, чтобы в структуре храма был запёчатлён главный символ христианства — крест.

***

Незадолго до падения Византии епископ Фессалоникииский Си­меон, как бы подводя итог развитию византийского богословия, создал несколько трудов, в которых содержалось расширенное толкование храма. «Храм, как дом Божий, изображает собою весь мир, — писал Симеон. — Верхние части его — видимое небо, ниж­ние — всё то, что находится на земле... Внешние же части — са­мые низшие части земли по отношению к живущим неразумно и не знающим ничего высшего». Четырёхугольный престол означал, что учением Христовым питаются все четыре конца земли. «Твёрдость и благолепие храма означают красоту и благолепие святых, также красоту рая, потому что Божественный храм изо­бражает и рай. И ещё красота храма означает, что пришедший к нам (Христос) есть прекрасный Жених, а церковь — прекрасная невеста Его. А в высшем смысле храм Божий — мы сами, и ради нас в нём сии веши чувственные, которые изображают нас». Итак, храм в понимании византийского богослова — это всеобъемлю­щий образ: дом Божий, мир и человек. Поэтому именно храм, про­думанный и совершенный, может служить наиболее точным и ём­ким символом культуры Византии.

соседнего; пёстрая толпа постоянно снуёт вверх и вниз, разливаясь по центральной улице — Месе, где не­когда самые богатые купцы предла­гали константинопольской знати тончайшие шелка, сверкающие дра­гоценности, дорогие благовония Востока. Площади-форумы, укра­шенные статуями и колоннами, на­низывались на Месу, как медальоны на золотую цепочку.

Константин не стал провозгла­шать христианство единственной государственной религией, но явно отдавал ему предпочтение перед другими верованиями и даже принял крещение на смертном одре. Теперь христиане могли иметь свои храмы и открыто вести в них богослужение. Однако христианские зодчие ещё не умели возводить храмы своей рели­гии, а постройки, посвящённые ан­тичным богам, плохо подходили для нового культа. Античный храм был вместилищем статуи божества, а не местом для моления. Торжественные процессии обходили его снаружи, архитектура выполняла роль скульп­туры. У христиан же само слово «церковь» («экклесия») означало не здание, а собрание верующих. Храм должен был служить помещением для такого собрания.

От античности христианство унаследовало два типа построек: центрические и базиликальные. Центрические здания, восходящие к античным мавзолеям (погребаль­ным сооружениям), были небольши­ми и служили крещальнями или мартириями, т. с. поминальными храмами над могилами мучеников. В плане они представляли квадрат, круг, восьмиугольник или равноко­нечный (греческий) крест.

В маленьком итальянском горо­де Равенна до наших дней сохра­нились крестообразная в плане церковь и восьмигранный баптистерий-крещальня. Церковь, постро­енная в первой половине V в., по­лучила название Мавзолея Галлы Плацидии — дочери императора Феодосия Великого. Однако на са­мом деле Галла похоронена в Риме, а её так называемый мавзолей был

молельней-капеллой, вероятно посвящённой особо чтимому в роду Феодосия мученику Лаврентию. Во всяком случае, его изображение на­ходится прямо напротив входа.

Нижняя часть стен капеллы обли­цована гладким полированным мра­мором. Поверхности купола и арок, закруглённые участки стен под ар­ками (люнеты) покрыты мозаикой, т. е. изображениями, выполненными из кубиков разноцветного стекла -смальты. Кубики, имеющие непра­вильную форму, образуют неров­ную поверхность. Поэтому свет от­ражается от неё под разными углами, создавая не равномерный холодный блеск, а волшебное мерцающее сия­ние, словно трепещущее в полутьме храма. Недаром крупнейший иссле­дователь византийской живописи В. Н. Лазарев писал: «Входя в этот не­большой, скудно освещённый ин­терьер, сразу ощущаешь себя перене­сённым в иной, неземной мир, где всё дышит чудом и где на всём лежит печать необычного и драгоценного».

Действительно, стены церкви ка­жутся выложенными драгоценными камнями — густо-синими сапфира­ми, кроваво-красными рубинами, изумрудами цвета весенней травы.