Разводы

После долгожданной свадьбы девушку ожидала нежная забота мужа и финансовое благополучие. Или же унижения, побои и нищета – тут уж как карта ляжет. В любом случае, раз опутав себя цепями Гименея, снять их было непросто. До 1857 года процедура развода в Англии была неимоверно сложной и чудовищно дорогой (после 1857 года – просто дорогой и сложной). Состояла она из нескольких этапов. Сначала один из супругов (или оба) обращался в церковный суд с ходатайством о раздельном проживании, которое позволяло жене покинуть дом мужа. Раздельное проживание не было тождественно разводу, так как супруги считались формально женатыми и не могли вступить в повторный брак.

В случае раздельного проживания муж обязывался выплачивать жене ежегодное пособие (около 1/5 годового дохода). На самом же деле в XIX веке тоже хватало «алиментщиков». Среди них оказался и Фредерик Диккенс, брат великого романиста. Следуя примеру Чарльза, который в 1858 году расстался с женой Кэтрин ради актрисы Эллен Тернан, Фредерик тоже подал на раздельное проживание. Выплачивать жене 60 фунтов в год Фредерику Диккенсу вовсе не хотелось – этакая трата! А после того, как в 1862 году он объявил о банкротстве, Анне Диккенс стало еще сложнее вытрясать из него алименты.

В крайне редких случаях брак мог быть аннулирован. Это означало, что как такового брака не было, имела место лишь пародия на брак. Главная причина аннулирования – неспособность мужа исполнить супружеский долг, проще говоря, его импотенция. Пожалуй, самый известный случай аннулированного брака связан с Джоном Рёскином, известным поэтом и литературным критиком Викторианской эпохи. В 1848 году он взял в жены Эффи Грей, но почти за шесть лет брака так и не вступил с ней в половую связь. Согласно полуанекдотическому объяснению, эстета Рёскина, привыкшего взирать на мраморные тела нимф, смутили лобковые волосы жены. По крайней мере, сама она придерживалась мнения, что вызывает у него физическое отвращение. С другой стороны, есть вероятность, что он просто не хотел обзаводиться детьми. Так или иначе, Эффи увлеклась художником Джоном Эвереттом Милле, а после того, как врачи подтвердили ее девственность, добилась аннулирования брака с Рёскином.

Размолвка. Рисунок из журнала «Кэсселлс», 1883

Единственным поводом для развода как такового оставалась измена. Получив разрешение на разъезд, муж подавал иск на любовника жены в суд общего права. В суде муж‑рогоносец требовал от любовника финансовую компенсацию за нанесенное оскорбление, что само по себе выглядело двусмысленно: создавалось впечатление, что женская честь стоит несколько сотен, а то и тысяч фунтов. Чтобы доказать адюльтер, требовалось как минимум двое свидетелей (сами супруги, считавшиеся одним целым, не могли давать показания друг против друга). Если супруг не находил свидетелей в достаточном количестве, он запросто мог остаться в дураках, как, например, Герберт Уильямс в 1840‑х. Как‑то раз мистер Уильямс заметил, что его женушка Джейн перемигивается с их общим другом Генри Эллиотом. Вернувшись с охоты раньше обычного, мистер Уильямс в сопровождении горничной нагрянул в спальню и застал любовников в постели. Тут бы ему и отсудить у друга, теперь уже бывшего, 500 фунтов за адюльтер, но Фемида решила иначе. Ведь других свидетелей, кроме горничной, у прелюбодеяния не было. Вот если бы мистер Уильямс, подумав, захватил с собой еще и садовника или хотя бы кухарку, тогда другой разговор. В разводе ему было отказано.

Если мужу удавалось доказать преступную связь жены, парламент издавал частный акт о расторжении брака. Таким образом, процесс мог затянуться на несколько лет, а судебные издержки исчислялись сотнями фунтов. Неудивительно, что развод был доступен только богатым и знатным, тогда как мужчины из простого народа или бросали своих жен без всякого развода, или вспоминали об оригинальной традиции – продаже жены на рыночной площади (эта процедура, впрочем, не имела юридической силы). Между 1670‑м и 1857 годом в Англии было зарегистрировано всего‑навсего 325 разводов, только 4 из которых были получены женщинами.

Муж мог развестись с женой в случае ее измены, но женщинам приходилось гораздо труднее. Мужниного адюльтера было недостаточно, требовались отягчающие обстоятельства, такие как многоженство или инцест. Среди четырех счастливиц, добившихся развода, была Луиза Браун. В 1812 году она вышла замуж за Томаса Тертона, а в 1822 году супруги отчалили в Индию, пригласив за компанию сестру Луизы Аделину. Как выяснилось в дороге, Аделина была беременной от Джона. Сексуальные отношения с сестрой жены по английским законам считались инцестом. В 1829 году Луиза вернулась в Англию и получила развод.

Не все джентльмены заглядывались на своих своячениц, зато кулаки в ход пускали многие. Что жене делать в таком случае? Таким вопросом задавалась Энн Доусон, дочь купца, которая в 15 лет очертя голову бросилась в омут брака. Ее супруг‑ремесленник вскоре начал пить, оскорблять жену, а потом избивать: он ломал хлыст о ее спину, сталкивал ее с лестницы, плескал в нее горячим кофе, играл в карты и ходил по любовницам, одну из которых заразил сифилисом. Но при отсутствии инцеста и бигамии грехи Джона не тянули на развод. В утешение, лорд Кэмпелл из палаты лордов посоветовал супругам жить вместе, как добрые христиане.

В 1857 году был принят Закон о бракоразводных процессах, который упростил и удешевил процедуру расторжения брака. Для жен была предусмотрена важная уступка: разведенные и покинутые мужьями женщины получили право частично распоряжаться своим имуществом. Отныне женщины могли требовать развод, если измена мужа сопровождалась не только инцестом и бигамией, но также изнасилованием, содомией, жестокостью или оставлением жены более чем на два года.

Что же касается детей, в большинстве случаев их отдавали отцам. В 1839 году, во многом благодаря стараниям Каролины Нортон, многие годы пытавшейся отнять детей у мужа‑тирана, был принят Акт об опеке над детьми. Согласно акту, разведенные или раздельно проживающие матери получали право опеки над детьми до семи лет. В то же время женщины, уличенные в измене, после развода лишались доступа к своим малолетним детям. Логика понятна – «распутная» мать никогда не воспитает из детей достойных граждан. Правила, естественно, не распространялись на отцов, которые даже в случае измены сохраняли права на детей. Впрочем, все зависело от тяжести измены, а также от принципиальности присяжных. В середине XIX века некий мистер Хайд пошел по стопам своего литературного однофамильца: опустился, морально разложился и привел в дом любовницу. Учитывая образ жизни Хайда, его 13‑летнего сына отдали на воспитание разведенной матери. Не хватало еще, чтобы мальчик каждый день ел овсянку в компании проститутки.

В 1873 году жестокие законы претерпели изменения, и теперь уже судья мог решить, с кем оставить детей – с отцом или с матерью, виновной в адюльтере. Но и тогда решения принимались зачастую в пользу отца, каким бы он ни был. Лишь в 1886 году, с принятием нового акта об опеке, законодатели осудили распутных отцов и начали оставлять детей с родителем, не совершавшим измены. Кроме того, право опеки над детьми получили вдовы: прежде муж в своем завещании мог назначить ребенку любого опекуна, даже совершенно постороннего.

Незавидную участь матерей иллюстрирует история Энни Безант, знаменитой феминистки и политической активистки, боровшейся за независимость Ирландии и женские права. В 19 лет Энни обвенчалась с 26‑летним учителем Фрэнком Безантом, как она сама признавалась, «по слабоволию и от страха его обидеть». Но даже дети – мальчик Дигби и девочка Мейбел – не смогли сплотить супругов, чьи интересы медленно, но верно расходились. В 1873 году супруги получили официальное разрешение на разъезд, хотя так никогда и не развелись – до конца жизни Энни была известна как «миссис Безант». По обоюдной договоренности, Дигби остался с отцом, а Мейбел уехала в Лондон с матерью.

В столице Энни Безант познакомилась с радикальными активистами, в том числе с Чарльзом Брэдлоу, впоследствии членом парламента. В 1877 году оба они предстали перед судом по обвинению в непристойном поведении и пропаганде безнравственности. Нет, Энни и Чарльз не бегали по улице нагишом, зато они опубликовали брошюрку «Плоды философии», в которой американский доктор ратовал за доступ к контрацепции. Брошюрка была снабжена иллюстрациями, которые и возмутили общественность. Обоих издателей приговорили к 6 месяцам тюрьмы, но из‑за юридических неполадок приговор был отменен. Зато дурная слава жены сыграла на руку Фрэнку Безанту. Воспользовавшись случаем, он подал на Энни в суд с требованием вернуть ему дочь – якобы с такой матерью Мейбел будет парией в обществе и никогда не выйдет замуж! Несмотря на то, что Энни никогда не изменяла мужу, а сам он не гнушался насилия, девочку все равно отдали отцу. Лишь в конце 1880‑х уже повзрослевшие дети переехали жить к матери.

Но что делать, если оба родителя производят неблагоприятное впечатление? Тут уж присяжные чесали затылки. В декабре 1864 года очень громко и некрасиво разводились Бланш и Уильям Четуинд. Бланш Четуинд была младше супруга на 24 года и еще не растеряла боевой задор. Список ее претензий впечатлил как присяжных, так и журналистов. В присутствии жены неотесанный Четуинд не стеснялся в выражениях. Он колотил ее ковриком для вытирания ног. Он швырял в нее тарелки с недоеденной едой. Он пинал ее собаку, чего уж точно нельзя простить. Он подговаривал детей плевать в мать и называть ее «шлюхой». По ночам он так часто ходил налево, что Бланш приноровилась сыпать муку у порога его спальни, отслеживая по отпечаткам ног, куда же на этот раз отправился муженек. Иными словами, мистер Четуинд был грязным и гнусным чудовищем. Но ему тоже было о чем рассказать. По его словам, Бланш – о ужас! – курила трубку. И не один, а целых два раза! Она нахваливала «Дон Жуана» Байрона, держала в спальне два французских романа, а в дневнике предавалась эротическим фантазиям о знакомом адвокате (по крайней мере, знакомый адвокат настаивал, что все это были только фантазии). Вдобавок она задолжала модистке 474 фунта и перешла в католицизм. Разве это леди? Клейма негде ставить.

Слушая пылкие обвинения жены и сумбурную отповедь мужа, присяжные только головами качали. Всплыли и другие подробности, к примеру, что Бланш вышла замуж уже беременной и якобы от собственного отца! Опять же по слухам, ее опоила и отдала ему на поругание гувернантка, которая, будучи любовницей упомянутого отца, пыталась таким образом шантажировать свою подопечную! Так все было или нет, но история вырисовывалась на редкость гадкая. Постановив, что Бланш не хватает деликатности, а Уильям так и вовсе превратил свой дом в притон, присяжные развели их под овации всех собравшихся. Четыре месяца спустя обоим родителям было отказано в опеке над сыном и дочерью, забота о которых была поручена брату Уильяма. Из своего годового дохода в 1159 фунтов мистер Четуинд обязывался платить 200 фунтов на содержание детей и еще 250 отсылать бывшей жене.

Разбирательства вроде этого были хлебом для журналистов, которые, – естественно, в пределах разумного – обсуждали их в статьях. Королева Виктория, поджав губы, писала, что статьи о разводах попадаются «настолько скандальные, что газету невозможно доверить юным леди или мальчикам. Ни один из французских романов, от которых детей оберегают заботливые родители, не может с ними соперничать». Тем не менее, особы королевской крови тоже были замешаны в громких бракоразводных процессах. Так, принц Уэльский Альберт Эдуард, он же Берти, доводивший до белого каления своих почтенных родителей, поучаствовал в «Уорикширском скандале».

В 1862 году 32‑летний сэр Чарльз Мордаунт, член парламента от Южного Уорикшира, взял в жены 18‑летнюю кокетку Харриет Монкрифф. Пока супруг охотился или заседал в парламенте, миледи проводила молодые годы в компании любовников. А что еще делать, раз уж все равно вышла замуж не по любви? Не дома же киснуть. После нескольких выкидышей Харриет удалось забеременеть: не от мужа, который в то время рыбачил среди норвежских фьордов, а от любовника лорда Коула. Но когда другой любовник поведал ей, что Коул болен сифилисом, Харриет встревожилась не на шутку. Тревога быстро переросла в ужас, как только врачи обнаружили у ее новорожденной дочери глазную инфекцию. Возникли опасения, что девочка ослепнет. От пережитого стресса леди Мордаунт тронулась умом: она не только рассказала мужу обо всех своих изменах, но впала в совершенно невменяемое состояние – ходила под себя, грызла угли, кричала и кидалась на окружающих.

Злые языки шептались, что миледи притворяется сумасшедшей по наущению родни. В таком случае она не смогла бы участвовать в бракоразводном процессе, который сразу же затеял сэр Чарльз. Но, в отличие от мистера Рочестера, приютившего горемыку‑жену на чердаке, сэр Чарльз решил раз и навсегда отделаться от прелюбодейки. В качестве ее предполагаемых любовников он называл нескольких коллег, а также принца Уэльского. Но на суде принц так твердо сказал «нет», что его ответ всех убедил (а у королевы Виктории в который раз отлегло от сердца). В 1870 году сэр Чарльз не сумел добиться развода, и лишь 5 лет спустя лорд Коул признал себя виновным в адюльтере. После развода Харриет провела остаток дней в психиатрической клинике, впрочем, довольно уютной, а сэр Чарльз, которому уже перевалило за 40, попытал счастье с 16‑летней дочкой священника.