ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

[Степень трудности раскрытия

софистических опровержений разных видов]

Следует также принимать во внимание, что из всех [софистических] доводов одни легче, другие труднее усмотреть, на каком основании и чем они вводят в заблуждение слушателя, хотя часто последние тождественны первым. Ведь одними и теми же следует называть доводы, которые строятся на одном и том же основании. Но один и тот же довод может одним казаться основанным на словесном выражении, другим — на привходящем, третьим — на чем-то еще, так как каждый довод не одинаково ясен из-за того, что [термины в нем] имеют и переносный смысл. Поэтому [в паралогизмах] от одноименности, которая кажется самым бесхитростным способом строить паралогизмы, одни ясны даже первому встречному (ведь почти все забавные высказывания основываются на словесных выражениях, например: «мужчина нес по лестнице diphron (колесницу-стул)»; [или:] «Куда stellesthe (отправляетесь — приглашаете)? К парусам»; [или:] «Какая из двух коров телится emprosthen (прежде — спереди)? Никакая, а обе сзади»; [или:] «Есть ли Борей (бог северных ветров — северный ветер) katharos (чистый — невинный)? Нисколько, ибо он умерщвил [стужей] пьяного нищего»; [или:] «Эварх (имя и покорный) ли это? Нисколько, это Аполлонид», и подобным образом почти все остальные [уловки]; а другие остаются, по-видимому, не замеченными даже самым опытным. Доказательством этого служит то, что часто спорят о словах, например во всех ли случаях сущее и единое означают одно и то же или разное. Одни считают правильным, что сущее и единое означают одно и то же, другие раскрывают довод Зенона и Парменида, утверждая, что о едином и сущем говорится во многих значениях. И точно так же в паралогизмах от привходящего и всех других [неправильностей, независимых от оборотов речи, одни доводы] уразуметь легче, а другие — труднее. И не одинаково легко относительно всех постичь, к какому роду они принадлежат и есть ли они [действительные] опровержения или нет.

Изощренный довод — это тот, который приводит в наибольшее затруднение, ибо он больше всех других делает [спрошенного] уязвимым. А затруднение здесь двоякое: когда доводы приводятся через умозаключение, но знают, какую из посылок следует опровергнуть, а когда приводятся эристические доводы, не знают, как [собеседник] выразит выдвигаемое положение. Поэтому, чем более изощрены доводы, приводимые через умозаключение, тем больше приходится искать. А довод, приводимый через умозаключение, более всего изощрен, если он, исходя из весьма правдоподобных [посылок], опровергает весьма правдоподобное [положение]. В самом деле, когда довод один, тогда при превращении по противоречию он будет иметь все умозаключения одинаковыми, ибо исходя из правдоподобных [посылок] он всегда оспаривает одинаково правдоподобное [заключение]; поэтому необходимо возникает затруднение. Таким образом, наиболее изощрен такой довод, который делает заключение, равное [по правдоподобию] посылкам. На втором месте [по изощренности] — тот довод, все [посылки] которого одинаково [правдоподобны], ибо он приводит в одинаковое затруднение — какую же из посылок следует оспорить. А трудность состоит в том, что какую-то [посылку] оспорить надо, но которую из них — это не ясно. Из эристических доводов наиболее изощрен прежде всего тот, относительно которого сразу неясно, приведен ли он через умозаключение или нет и следует ли его раскрывать на основании [изобличения] ложного или на основании различения. На втором месте [по изощренности] находится тот из остальных [эристических доводов], относительно которого хотя и ясно, что [раскрыть его следует] на основании различения или оспариваний, но не видно, через оспаривание или различение какой из посылок следует раскрывать и следует ли это оспаривание или различение соотносить с заключением или с какой-нибудь из посылок.

Порою же довод, приводимый без [подобающего] умозаключения, бесхитростен, если посылки совершенно неправдоподобны или ложны. Иногда же не стоит пренебрегать таким доводом, ибо, когда недостает одной из таких посылок, относительно которых и посредством которых приводится довод, тогда бесхитростно и умозаключение, которое не добавило этой посылки и не вывело [подобающего] заключения; когда же опущено нечто постороннее, тогда никак не следует пренебрегать доводом: он подходящий, но вопрошающий ставил вопросы не надлежащим образом.

Так же как раскрытие [софистического опровержения] обращено то против довода, то против вопрошающего и против способа, каким задают вопросы, а иногда не обращено ни против того, ни против другого, точно так же [софист] может спрашивать и умозаключать и против тезиса, и против отвечающего и в отношении времени, когда раскрытие требует больше времени, чем это позволяют данные обстоятельства.