Глава V. Истинный и ложный субъективизм

Субъективистский период развития человечества — это та переходная стадия, когда, уйдя от символов, типов и конвенций, обратив еще неглубокий взгляд на индивидуальное существование с целью открыть его истину и верный закон его действия применительно к поверхностной и внешней истине и закону вселенной, наша раса начинает проникать взором глубже, чтобы увидеть и почувствовать реальность, скрытую за видимым и поверхностным, и, следовательно, жить внутренним миром. Субъективизм — это шаг в сторону самопознания и жизни внутри своего "я" и по законам этого "я"; он уводит от прежнего способа познания мира как реальности, существующей независимо от "я", и от жизни в согласии с этой объективистской идеей бытия и вселенной. Все зависит от того, каким образом предпринимается этот шаг, к какого рода субъективизму мы приходим и как далеко продвигаемся в самопознании; ибо опасность заблуждения на этом пути столь же велика и чревата столь же серьезными последствиями, как велики результаты поисков в верном направлении. Человечество символистического, типического и конвенционального века избегает этих опасностей, отгораживаясь от них стеной самоограничения; и именно потому, что эта стена в конце концов превращается в тюрьму духовного невежества, ее необходимо разрушить и стать на опасный, но плодотворный путь субъективизма.

В процессе психического познания внутренней сущности нам открывается, что в нашем существе есть множество поверхностных, фронтальных, видимых или фрагментарных "я" и лишь одно — полностью скрытое — подлинное; привычка сосредотачиваться на внешнем и ошибочно принимать его за подлинное является главным заблуждением, порождающим все остальные, и причиной всех разочарований и страданий, к которым человек предрасположен по своей ментальной природе. Мы можем приложить эту истину и к попытке человека жить по закону своего субъективного существа — не важно, подразумевается ли под существом индивид или социальная единица, объединяющая коллективные разум и тело.

Смысл того характерного направления, которое принимает развитие современной цивилизации, заключается в том, что во всех областях жизни мы начинаем — пусть пока не всегда и в порядке робкого эксперимента — подходить к действительности с субъективной позиции. В области воспитания и образования мы ставим себе целью познавать психологию ребенка по мере превращения его во взрослого человека и на этом основании строить наши системы обучения и воспитания. Новая цель состоит в том, чтобы помочь ребенку развить свое интеллектуальное, эстетическое, эмоциональное, моральное, духовное существо и организовать свою общественную жизнь и внутренние побуждения, исходя из своего собственного характера и способностей, — и цель эта сильно отличается от той, которую преследовала старая система образования, а именно: невзирая на сопротивление ребенка, просто забить его голову стереотипными знаниями и подчинить шаблонным правилам поведения его сопротивляющуюся природу и преобладающие естественные импульсы. В плане отношения к преступнику общество в наиболее прогрессивных странах уже не довольствуется только тем, что видит в нем нарушителя закона, которого следует наказать, заключить в тюрьму, запугать, казнить, а нет — так мучать физически или морально либо в порядке мести за его бунт, либо в назидание другим; все чаще предпринимаются попытки понять преступника, принять во внимание его наследственность, окружающую среду, врожденные пороки и изменить его скорее изнутри, нежели сломить снаружи. Если говорить о нашем взгляде на само общество в целом, то мы начинаем рассматривать сообщество, нацию или любое другое устойчивое человеческое объединение как живой организм, обладающий своим собственным субъективным бытием,тенденцией к росту и естественному развитию, которые он должен осуществить с предельной полнотой и совершенством. Вроде бы все хорошо: совершенно очевидны боvльшая просвещенность, подлинная глубина, мудрая гуманность этого нового взгляда на мир. Но равно очевидны и угроза ограничения нашего знания и опыта на этом новом пути, и опасность серьезных ошибок и заблуждений.

Если мы посмотрим на новую попытку наций, продиктованную субъективными побуждениями или имперскими амбициями сознательно осуществить себя, и особенно на знаменательный эксперимент германского народа, движимого субъективным мотивом, то увидим источник вероятных ошибок. Первая опасность проистекает из самого исторического факта развития субъективистского века из индивидуалистического. Соответственно, первой чудовищной ошибкой была тенденция превратить заблуждение индивидуалистического эгоизма в более серьезное заблуждение эгоизма общественного. Индивид, ищущий закон своего существования, может быть уверен, что нашел его, только в том случае, если он ясно сознает две великие психологические истины и живет в согласии с этим ясным видением. Во-первых, эго и "я" — разные вещи; есть одно общее "я" вселенной, и душа является частицей этой универсальной Божественности. Осуществление индивида заключается не в предельном развитии его эгоистического интеллекта, витальной силы, физического здоровья и предельном удовлетворении его ментальных, эмоциональных и физических желаний, но в раскрытии божественного в нем до крайних пределов мудрости, силы, любви и универсальности, и в процессе этого раскрытия — высочайшей индивидуальной реализации всей возможной красоты и восторга существования.

Воля к жизни, воля к власти, воля к знанию абсолютно оправданны, в их удовлетворении состоит истинный смысл нашего существования, и чрезмерно ограничивать или подавлять их — значит калечить наше существо и осушать или перекрывать источники жизни и роста. Но удовлетворение этих стремлений не должно быть эгоистическим — не по каким-либо причинам морального или религиозного характера, но просто потому, что таким образом удовлетворить их нельзя. Подобная попытка неизменно ведет к вечной борьбе эгоизмов, к взаимному причинению боли и ущемлению интересов, даже к взаимному уничтожению, причем победивший сегодня оказывается побежденным или убитым завтра; ибо мы изнуряем и развращаем себя в опасном стремлении жить за счет уничтожения или эксплуатации других. Выживает лишь то, что живет своим собственным существованием. И, как правило, истреблять других — значит в то же время записаться в подданные и предопределенные жертвы Смерти.

Несомненно, мы не сможем действовать иначе до тех пор, пока не придем к самопознанию; людям и нациям приходится поступать и мыслить эгоистически, поскольку в своем невежестве они знают лишь такой образ жизни, а жажда жить заложена в них Богом. Поэтому им приходится жить эгоистически — это лучше, чем не жить вовсе, — жить, подчиняясь тем законам, этическим нормам и практическому здравому смыслу, подразумевающему самоограничение, которым их научили природа и жизненный опыт. Но субъективизм по самой природе своей есть попытка познать себя и жить подлинным самопознанием и внутренней силой, и он не принесет нам реальной пользы, если мы будем лишь повторять старые заблуждения в новой форме. Поэтому мы должны понять, что подлинная сущность индивида есть не эго, но божественная личность, которая в ходе нашей эволюции готовится раскрыться в нас; ее выявление и удовлетворение ее требований, а не удовлетворение простой эгоистической воли к жизни в угоду низшей природе человека — вот подлинная цель, к которой человечество, стремящееся субъективно постичь и осуществить свои глубочайшие закон и истину, должно продвигаться все настойчивей.

Вторая психологическая истина, которую должен уяснить индивид, заключается в том,что он существует не только сам по себе, но в обществе себе подобных — оставим пока в стороне все, что нам не представляется подобным ему. Наша сущность выражает себя не только в индивидуальном, но и в универсальном, и хотя каждый человек должен реализовывать себя своим способом, ни один не может добиться успеха независимо от других. Общество не имеет права подавлять или уничтожать индивида ради собственного лучшего развития или самоудовлетворения; индивид — по крайней мере, если он выбирает жизнь в обществе, — не имеет права во имя своего личного удовлетворения и развития игнорировать других и жить в состоянии войны со своими ближними или эгоистически стремиться исключительно к личному благу. И когда мы говорим "не имеет права", то руководствуемся не общественной, моральной или религиозной точкой зрения, но точкой зрения в высшей степени очевидной и просто самим законом существования. Ибо ни общество, ни индивид не могут иначе развиваться на пути самореализации. Каждый раз, когда общество подавляет или уничтожает индивида, оно наносит ущерб себе самому и лишает свою собственную жизнь бесценных источников энергии и роста. Также и индивид не может достичь расцвета одними лишь собственными усилиями; ибо универсальное — объединение и сообщество ему подобных — является в настоящее время его опорой и источником его силы; именно возможности универсального человек реализует индивидуальным образом, даже когда поднимается выше настоящего уровня универсального и сам в своем феноменальном бытии является одним из его выражений. Упадок общества в конечном счете подрывает основы жизни индивида, а подъем первого способствует подъему последнего. Вот чему учит нас истинный субъективизм: во-первых, наше "я" выше нашего эго или нашей низшей природы; во-вторых, в нашей жизни и нашем существе мы есть не только мы сами, но и все прочие; существует неявная общность людей, против которой наш эгоизм может восставать и бороться, но от которой нам никуда не уйти. Древней Индии принадлежит открытие того, что, во-первых, наше подлинное "Я" есть Верховное Существо, являющееся нашей истинной сутью, которое мы должны открыть в себе и которым должны сознательно стать, и, во-вторых, что это Существо, выраженное в индивиде и обществе, едино во всем, и только признавая и осуществляя наше единство с другими, мы можем полностью реализовать наше подлинное внутреннее бытие.

Человечество имело смутное общее представление об этих двух истинах применительно к индивиду, хотя предпринимало очень слабые и разрозненные попытки считаться с ними на практике и в девяти случаях из десяти старалось отойти от них — даже когда внешне частично провозглашало их справедливость. Однако эти истины применимы не только к индивиду, но и к нации. И вот в чем крылась первая ошибка германского субъективизма. Рассуждая об Абсолюте, индивидуальном и универсальном, Германия обращала взор в себя и видела, что в действительности, в реальной жизни, Абсолют (как ей казалось) выражает себя как эго, и, опираясь на заключения современной Науки, она видела в индивиде просто клетку коллективного эго. Значит, коллективное эго является величайшим реально существующим организованным выражением жизни, и именно ему все должно подчиняться, поскольку это будет лучше всего соответствовать Природе и способствовать ее эволюции. Великое человеческое сообщество существует, но в зачаточном и неорганизованном виде, и скорейшего его прогресса можно достичь, развивая наиболее эффективную из уже существующих форм коллективной жизни, т.е. на практике через рост, совершенствование и господство наиболее прогрессивных наций или одной наиболее прогрессивной нации — коллективного эго, которое лучше всех осуществило замысел Природы, и чья победа и господство являются потому волей Божией. Ибо все формы организованной жизни, все обладающие самосознанием эго находятся в состоянии войны — временами явной, временами скрытой, временами полной, временами частичной, — и выживание достойнейших в этой войне обеспечивает наивысший прогресс человечества. А какая нация была — по общему признанию, равно как и в собственном понимании Германии, — самой достойной, самой прогрессивной, деятельной, высококультурной и наиболее полно реализующей себя, если не германская? Значит, реализация коллективного германского эго и обеспечение его роста и господства были одновременно верным законом разума, высшим благом для человечества и миссией великой и высшей германской расы.

Из этого эгоистического представления Германии о себе логически вытекал ряд положений, каждое из которых, взятое по отдельности, представляло ошибку ложного субъективизма. Во-первых, поскольку индивид является лишь клеткой сообщества, его жизнь необходимо полностью подчинить продуктивной жизни нации. Его необходимо сделать действительно полезным — нация должна позаботиться о его образовании, надлежащих средствах к существованию, тщательной профессиональной подготовке, об упорядочении его жизни и о контроле за его деятельностью — но как деталь социального механизма или послушное орудие Жизни нации. Инициатива должна исходить от сообщества, выполнение вменяется в обязанность индивиду. Но что представляет собой сообщество и каким образом оно может выразить себя не только как некая единица, обладающая самосознанием, но и как организованная и деятельная коллективная воля и самонаправляемая энергия? — Государство, вот в чем крылся секрет. Нужно сделать Государство совершенным, господствующим, всепроникающим, всевидящим, все-осуществляющим; только тогда коллективное эго сможет сконцентрироваться, обрести себя и достичь предельной силы, организованности и эффективности своей жизни. Таким образом Германия породила и упрочила ныне углубляющееся заблуждение, заключающееся в культе Государства, и систему постепенного подчинения индивида обществу, ведущую в конечном счете к полному его подавлению. Мы видим, чего она достигла: колоссальной коллективной силы, своего рода совершенства, научно обоснованного использования всех средств для достижения цели и высокого общего уровня экономической, интеллектуальной и социальной эффективности — не говоря уже о громадной единовременной силе, которую придает человеку или народу блистательное осуществление великой идеи. А то, что она начала терять, пока еще мало заметно: всю ту глубинную жизнь, духовное видение, силу интуиции, силу личности, душевную мягкость и широту, которые свободный индивид приносит в качестве дара человечеству.

Во-вторых, поскольку Государство превыше всего, поскольку оно является представителем Божественного или высочайшей реально существующей формой организации человеческой жизни и имеет божественное право требовать послушания, безоговорочного повиновения и подчинять своим интересам всю деятельность индивида, служение Государству и сообществу является единственным абсолютным законом морали. Внутри Государства он может включать в себя и санкционировать все прочие нравственные законы, потому что здесь не допустим никакой мятежный эгоизм, поскольку индивидуальное эго должно раствориться в эго Государства или стать его частью, и любая возможность скрытого или явного противостояния должна быть устранена в согласии с соображениями общественного блага, определяемого общественной волей. Но в сфере отношений с другими Государствами, с другими коллективными эго, обычное состояние и действующий закон по-прежнему остаются состоянием и законом войны, борьбы между резко расходящимися эгоистическими интересами Государств, каждый из которых стремится осуществить себя, встречая препятствия и ограничения со стороны других на своем поле деятельности. Таким образом, единственная возможная позиция Государства в отношении других Государств — это состояние войны: войны вооруженной, войны торговой, войны идейной и культурной, войны коллективных личностей, каждая из которых жаждет господства или, по крайней мере, доминирующего положения и первенства в мире. Здесь не может идти речи ни о какой иной морали, кроме морали успеха, хотя претензия на мораль может оказаться полезной военной хитростью. В служении Государству, германскому сообществу, которое является высшим и подлинным "я" индивида, заключается дело каждого немца — не важно, на родине или в другой стране, — и все средства, способствующие достижению этой цели, оправданны. Безнравственны лишь неспособность, некомпетентность и неудача. В военное время оправдан любой метод действий, который ведет к военному успеху Государства, в мирное время — любой метод действий, который подготавливает военный успех; ибо мир между народами есть лишь состояние скрытой войны. И как война является средством физического выживания и господства, так и торговля является средством экономического выживания и господства; на самом деле это лишь другой род войны, другой способ борьбы за жизнь: в первом случае это война физическая, во втором — витальная. А жизнью и телом, как уверяет нас Наука, исчерпывается все существование.

В-третьих, поскольку выживание лучших есть высочайшее благо для человечества и происходит оно за счет уничтожения слабых и ассимиляции менее слабых, покорение мира германской культурой есть прямой путь к прогрессу человечества. Но культура в таком понимании означает не просто уровень знания или систему убеждений, моральных и эстетических ценностей; культура есть жизнь, управляемая идеями, — но идеями, основанными на истинах жизни и организованными таким образом, чтобы сделать жизнь предельно эффективной. Поэтому все формы жизни, не способные воспринять эту культуру и достичь необходимой эффективности, следует уничтожить или подавить; все формы жизни, способные усвоить культуру, но не реализующие ее на практике, следует подчинить и ассимилировать. Но уровень способностей всегда определяется биологическим родом и видом, а в случае человечества — расой. Отсюда логически вытекает, что одна лишь тевтонская раса является полностью одаренной, и потому Германия должна поглотить все тевтонские расы и превратить их в часть германского сообщества; расы менее одаренные, но не вполне лишенные способностей, следует германизировать; прочие же, безнадежно деградировавшие (такие, как латинские народы Европы и Америки) или низшие по природе своей (как значительное большинство африканских и азиатских народов) необходимо, где возможно, переместить, как гереро, а где невозможно, поставить в зависимость, подвергнуть эксплуатации и обращению соответственно их низшей природе. Так будет осуществляться эволюция, так род человеческий будет двигаться к своему совершенству.

Не надо полагать, будто все немцы придерживались такой крайней точки зрения, как это слишком долго представлялось, или что большинство придерживалось ее сознательно; но достаточно того, чтобы активное меньшинство мыслителей и сильных личностей захватило власть над жизнью народа и внедрило в нее определенные тенденции, чтобы те восторжествовали на практике или по крайней мере вызвали общую тенденцию на уровне подсознания даже там, где сама мысль в действительности не внедряется в сознательный ум. Фактические события настоящего времени, похоже, показывают, что именно эти убеждения — частично сознательно, частично подсознательно или неосознанно — воспринял коллективный германский ум. Легко высмеять прямолинейность этой ужасающей логики или сурово раскритиковать ее доводы, опираясь на идеи и истины, которые она оставила без внимания,и еще легче отвернуться, испугаться, возненавидеть и резко отвергнуть ее, в то же время на практике в собственных действиях руководствуясь — не столь явно, последовательно и смело — ее принципами. Но полезней начать с понимания, что за этой логикой стояла и стоит великая искренность, в которой кроется секрет ее силы, а в ее заблуждениях есть своего рода извращенная честность; то искренность, с которой Германия старается прямо смотреть на собственное поведение и явления жизни, и честность, с которой она провозглашает подлинные принципы этого поведения и не утверждает другие (за исключением случаев дипломатической необходимости) лишь на словах, вместе с тем пренебрегая ими на деле. И если этому германскому идеалу суждено рухнуть — не просто временно, на поле боя и в коллективном сознании нации или наций, его провозглашающих, как это преждевременно произошло в мировой войне, но в сознании человека и в жизни человеческой расы, то тем, кто придет к лучшему закону существования, потребуется равная искренность и неизвращенная честность.

Совершенно очевидно, что германское учение имеет два аспекта, внутренний и внешний: культ Государства, нации или сообщества и культ интернационального эгоизма. В первом отношении Германия, пусть даже и потерпевшая временное поражение на поле боя, похоже, уже обеспечила себе победу в моральном сознании человечества. Тенденция к беспощадному принуждению (противоположная тенденции помощи индивиду со стороны Государства) — конечно же, ради его личного и общего блага, ибо кто открыто признает, что принуждает во вред? — почти повсюду либо преобладает, либо постепенно усиливается и укрепляется в общественном сознании; поборники индивидуальной свободы сегодня представляют собой потерпевшую моральное поражение редеющую армию, которая может сражаться лишь в надежде на будущую победу или в расчете спасти от гибели хотя бы часть своих принципов. Что касается внешнего аспекта — международных отношений, — то борьба идей по-прежнему продолжается, но она с самого начала не обещала ничего хорошего; и теперь, когда физическая война с ее первыми психологическими последствиями, осталась позади, мы уже можем увидеть, какой оборот, скорее всего, примут события. Война — опасный наставник, и физическая победа зачастую ведет к моральному поражению. Германия, потерпевшая поражение в войне, победила после войны; германское учение, возродившееся в более суровом и яростном воплощении, угрожает распространиться по всей Европе.

Если мы не хотим обманывать себя, необходимо заметить, что даже в этой области Германия просто привела в систему некоторые реально существующие сильные тенденции и принципы международной деятельности, исключив все, что либо пыталось противостоять им, либо действительно их видоизменило. Если международными отношениями должен управлять священный эгоизм (а выражение это сошло не с тевтонских уст), тогда трудно отрицать силу позиции, занятой Германией. Теория о низших и деградировавших расах была громко провозглашена иными, не немецкими, мыслителями и определила — с любыми оговорками, сделанными для успокоения совести, — общую практику военного превосходства и экономической эксплуатации слабых сильными; все, что сделала Германия, — это попыталась шире распространить и последовательней осуществить свою теорию и применить ее к европейским, а равно к азиатским и африканским народам. Даже суровость и беспощадность ее методов ведения войны, колониального подавления или внутренних политических репрессий, — если даже посмотреть на них с худшей стороны, ибо многие некогда выдвинутые против Германии обвинения оказались и были признаны умышленной ложью, сфабрикованной ее врагами, — лишь свидетельствовали о кристаллизации определенных новых тенденций возрождения древней и средневековой жестокости в человеческой расе. Массовые убийства и зверскую жестокость в войне (и даже оправдание их) под предлогом военной необходимости и в ходе торговой эксплуатации или подавления мятежей и беспорядков совсем недавно мы наблюдали на других континентах, не говоря уже о некоторых окраинах Европы. С одной стороны, хорошо, что человечеству наглядно представлены жуткие последствия, порожденные этой логикой в ее предельном развитии: при виде зла, лишенного всех покровов, человеческая совесть вынуждена будет сделать выбор между добром и злом вместо того, чтобы колебаться между ними. Горе человечеству, если оно заглушает голос своей совести и оправдывает свой животный эгоизм старыми доводами; ибо боги уже показали, что с Кармой шутить не стоит.

Однако корень всех заблуждений Германии кроется в том, что она ошибочно приняла свои жизнь и тело за свое "я". Говорят, что это учение знаменует собой просто возвращение к древней варварской религии Одина; но это неправда. Это новое и современное учение, появившееся в результате применения метафизической логики к выводам материалистической Науки и философского субъективизма — к объективистскому прагматическому позитивизму современной мысли. Точно так же, как в деле реализации своего общественного субъективного существования Германия воспользовалась индивидуалистической позицией, она воспользовалась и материалистической и виталистической мыслью последнего времени и вооружила ее субъективистской философией. Так она пришла к усеченному кредо — объективистскому субъективизму, — который не имеет ничего общего с подлинной целью субъективистского века. Чтобы выявить эту ошибку, необходимо понять, в чем заключается истинная индивидуальность человека и нации. Она заключается не в их физической, экономической или даже культурной жизни, которые являются лишь средствами и дополнениями, но в чем-то более глубоком, уходящем корнями не в эго, но в "Я" — с той разницей, что благо каждого субъекта, существующего в условиях равноправия, а не борьбы и превосходства, соотносится с благом всего остального мира.