Эдвардианская эпоха: скрытый кризис государства

Переоценка государства XIX в. началась с появления целой серии социальных исследований 1890-х и 1900-х годов, посвященных рынку труда и условиям жизни трудящихся, таких, как «Жизнь и труд населения Лондона» Чарлза Бута (это произведение выходило с 1889 по 1903 г. в четырех выпусках и составило 33 тома), а также «Нищета: исследование условий городской жизни» Сибома Раунтри (1901). Бут и Раунтри впервые сделали попытку дать определение понятию «нищета» как социальному феномену (в отличие от Закона о бедных, который трактовал пауперизм как правовую категорию). Раунтри обнаружил, что 27% жителей Йорка проживали в ситуации «первичной или вторичной нищеты», по его определению. Конечно, начиная с 80-х годов XIX в., уровень жизни рабочих вырос, но исследования показали, что значительная часть населения по-прежнему живет «в нищете» (относительное определение) или на грани экономической катастрофы. Такое положение вещей резко контрастировало с роскошью плутократии, о которой говорилось выше, королевского двора и аристократии.

Сведения о том, что 30% населения бедствует, поразили современников. Однако из этих же цифр следовало, что 70% живут в достатке, что было бы немыслимо в дни царствования «железного закона оплаты труда», т.е. в середине XIX в. Еще в 60-х годах Гладстон, будучи канцлером казначейства, признал, что экономика функционирует, порождая «огромную массу нищих». Викторианцы понимали, что живут, видя, с одной стороны, изобилие, а с другой – страдание, хотя почти не говорили об этом вслух и не знали, как этому помочь. Мэтью Арнолд в работе «Культура и анархия» (1869) писал о том, что в лондонском Ист-Энде «скучилась огромная неуправляемая масса несчастных, опустившихся людей». Реакция современников принимала форму частной благотворительности, направленной на облегчение участи либо индивидов, лично им известных, либо той категории, которая называлась «достойные бедняки», например разорившихся дворян. Систематические исследования, проведенные в начале XX в., не только встревожили общественное мнение картиной обеднения «имперской расы», но и показали, что эту проблему можно и нужно решить. Ведь до той поры, пока объем задачи не определен, за ее разрешение нельзя браться. Альфред Маршалл, ведущий экономист фритредерства, заметил по этому поводу: «Если проблему 1834 г. можно определить как проблему пауперизма, то в 1893 г. она стала проблемой бедности». Он имел в виду, что проблему бедности можно оценить и решить.

Когда после смерти Кемпбелл-Банермана в 1908 г. Асквит стал премьер-министром, правительство либералов 1905-1907 гг. сделало первую попытку как-то найти решение этих вопросов. Были введены бесплатные школьные завтраки (1907 г.) и пенсии по старости в соответствии с планом, разработанным в 1908 г. Асквитом еще до того, как он стал премьер-министром, и проведенным через Палату общин Дэвидом Ллойд Джорджем, его преемником на посту канцлера казначейства. В 1909 г. был принят Акт о развитии, предвосхищавший кейнсианское дефицитное финансирование, созданы биржи труда. По инициативе Уинстона Черчилля и Ллойд Джорджа проведен закон о страховании рабочих (Билль о национальном страховании 1911 г.), по которому для некоторых категорий трудящихся предусматривались обязательные выплаты со стороны государства, предпринимателя и самого наемного рабочего, чтобы из этих сумм выдавать пособие на случай болезни или потери работы. Подобные шаги, а также множество других мер стали первыми законодательными вехами на пути к современному государству всеобщего благосостояния. В их основе лежало отрицание викторианского принципа, согласно которому только личной честностью и усердием можно добиться скромного достатка. Реформы означали признание того, что капитализм расточителен, неэффективен и причиняет страдания, невзирая на достоинства людей, а также что одной только воли недостаточно для достижения успеха. Тем не менее это были реформы, проводимые фритредерами, которые верили, что после небольших изменений и ликвидации отдельных несправедливостей капитализм можно сделать «справедливым».

Хотя эти преобразования были весьма дорогостоящими, их поддержало значительное большинство населения. Разногласия вызывали пути нахождения денег на их осуществление, поскольку в то же время нужно было изыскать средства на строительство дредноутов для военного флота, чтобы достойно противостоять немецкой морской экспансии. Сторонники тарифной реформы настаивали на введении протекционных косвенных налогов, либералы же инициировали расширение прямого налогообложения. Бюджет 1909 г., предложенный Ллойд Джорджем, довел решение этой давней проблемы до решающей стадии, обложив «суперналогом» доходы богачей и сделав попытку ввести эффективный налог на землю. Бальфур вместе с юнионистами использовали Палату лордов, чтобы отклонить такой бюджет.

Это явилось кульминацией деятельности Палаты лордов по срыву законодательной работы либералов – Билль о гомруле 1893 г. и целый ряд предложений 1906-1908 гг. оказались либо сильно изменены, либо отвергнуты целиком. Отклонение бюджета (что традиционно было прерогативой Палаты общин) ударило по основному принципу британского представительного правления. Юнионисты утверждали, что законодательные финансовые инициативы либералов покушаются на социальные устои, хотя, как известно, налоги всегда шли на решение общественных задач. В результате двух всеобщих выборов 1910 г. либералы в Парламенте попали в зависимость от поддержки ирландцев и лейбористов, но при этом они все равно составляли большинство против лордов. Руководство юнионистов, хотя и не все члены партии, признало свое поражение: парламентский акт 1911 г. ограничил право вето Палаты лордов двумя годами.

Великая политическая баталия началась по поводу главного социального вопроса: на кого падет основное бремя налогов – на богачей, в результате введения «суперналога», или на бедняков, если будут применены пошлины на ввоз продуктов. В процессе его решения возникли проблемы конституционного устройства. Либералы по требованию своих ирландских сторонников предложили на рассмотрение Парламента третий закон о гомруле, который был принят Актом Парламента в 1914 г. вместе с решением об отделении Англиканской церкви от государства в Уэльсе, хотя действие этого закона было приостановлено на время Первой мировой войны.

Юнионистам против воли, но пришлось примириться с бюджетом либералов, однако принять гомруль было выше их сил. С молчаливой поддержки своего нового лидера, Эндрю Бонар Лоу, который сменил лорда Бальфура в 1911 г., они в полном смысле взяли на вооружение лозунг Рандольфа Черчилля 1886 г.: «Ольстер будет сражаться, и Ольстер будет прав!» В Северную Ирландию направлялось оружие, по большей части немецкое, причем никакой уверенности в том, что армия сохранит верность правительству, не было. Электорат Соединенного Королевства уже три раза отказывал юнионистам в праве на власть, но они все равно сумели в 1914 г. подвести Ирландию к самому краю гражданской войны. И это несмотря на то, что либералы хотя и с опозданием, но пошли на значительные уступки в вопросе об Ольстере. Начало Первой мировой войны помешало потомкам узнать, готовы ли были юнионисты переступить эту черту.

Период истории Британии времен короля Эдуарда оказался весьма беспокойным для политиков. Возрождение либерализма и готовность либералов заняться многими вопросами, которые давно откладывались или игнорировались, нанесли болезненный удар юнионистам, считавшим себя единственными настоящими руководителями нации.

Хотя упадок старый элиты являлся главной проблемой того времени, в обществе возникли новые силы и активные движения. Еще в 1867 г. Дж.С.Милль попытался внести в Билль об избирательной реформе изменения, дающие женщинам право голоса. С тех пор в обществе многое изменилось: часть женщин получила право голоса на местных выборах и на выборах в синод Англиканской церкви, теперь они могли избираться в местные и школьные советы, а также в благотворительные общества помощи бедным. Однако исполнять роль помощника священника, доктора или члена Парламента, работать в должности секретаря благотворительного общества, где председателем, как правило, был мужчина, или сдавать университетские экзамены без получения диплома, иными словами, продолжать делать на общественном поприще лишь то немногое, что было позволено женщине в 70-80-х годах XIX в., теперь стало явно недостаточно. Отсутствие возможности принять участие в парламентских выборах воспринималось уже как поражение в правах. Кампания за женское равноправие стала борьбой за новое понимание гражданских прав в целом. Национальный союз обществ за женское равноправие, организованный миссис Фосетт в 1897 г., объединил целый ряд давно существовавших организаций. Союз представлял собой организацию безупречно либерального направления и делал заметные успехи. Однако вскоре его оттеснил на второй план Социальный и политический союз женщин (СПСЖ), образованный в 1903 г. мисс С.Панкхерст. СПСЖ проповедовал насильственные меры, направленные против собственности и некоторых политиков, и приветствовал тюремное заключение и голодные забастовки своих членов, что приводило к тяжелым испытаниям, а иногда и к их смерти. Теперь трудно сказать, чего больше, пользы или вреда, принес СПСЖ борьбе за равноправие женщин. С одной стороны, он привлек к женскому вопросу общественное внимание, но с другой – насильственные методы оттолкнули от него многих потенциальных сторонников в Парламенте, в частности премьер-министра Асквита, и в результате борьба была временно проиграна. Несмотря на объединенную поддержку Либеральной и Лейбористской партий, а также некоторых представителей партии юнионистов, к 1914 г. никаких законодательных решений по этому вопросу принято не было.

В годы правления Эдуарда VII заметно выросло профсоюзное движение. Если в 1901 г. насчитывалось 2 млн членов профсоюзов, то в 1913 г. их стало 4,1 миллиона. После 1908 г. рост цен и отсутствие прибавки к зарплатам заставили молодое профсоюзное движение показать свою силу. В период между 1910 и 1912 гг. произошел ряд крупных забастовок, а в 1911-м – первая всеобщая стачка железнодорожников, которую канцлер казначейства Ллойд Джордж сумел довольно ловко «спустить на тормозах», – что тоже стало в своем роде прецедентом. Вступить в Лейбористскую партию мог только член профсоюза, к тому же многие профсоюзы присоединились к ней в качестве коллективных членов (в частности, присоединение профсоюза горняков, который прежде поддерживал либералов, стало для лейбористов настоящим триумфом). В результате партия быстро набирала силу. Как следствие бурных идеологических дебатов, в основном утопических по содержанию (значительное число породивших их идей было почерпнуто у Уильяма Морриса), возникла целая сеть местных отделений, у которых совсем не было средств для воплощения этих идей. Лейбористская партия довольно уверенно прошла в Палату общин, хотя и небольшим числом – договоренность с либералами принесла им 30 мест в Парламенте после выборов 1906 г. Такой скромный успех никого не удивил, ведь в промышленных районах, где у лейбористов могло быть больше всего сторонников, 60% мужчин не имели права голоса. В тот период группа лейбористов в Палате общин видела свою задачу в отстаивании интересов тред-юнионов, и она добилась изменения первоначального варианта либерального Закона о конфликтах в промышленности 1906 г., чтобы предотвратить ущемление интересов профсоюзов. Закон был принят для разрешения спора, возникшего вследствие дела Таффской долины. Однако лейбористы высказывали мнение не только по разным социальным проблемам, но и по внешнеполитическим вопросам. Медлительность Вестминстера заставляла многих профсоюзных деятелей, особенно представителей уэльских шахтеров, обратиться к синдикализму, т.е. к практике «прямого воздействия» тред-юнионов на Парламент и весь государственный механизм для обеспечения рабочего контроля.

Само существование и успешная деятельность Лейбористской партии, неразрывно связанной с ростом и проблемами профсоюзного движения, наглядно показывали ее социальное и интеллектуальное отличие от либералов. Солидарность лейбористов основывалась на культурном и социальном родстве, на общности труда и отдыха рабочих, на их восприятии себя как отдельного класса. Это не было отчуждением от имущих классов, но рабочие чувствовали, что они другие. Либералы только укрепили их в таком убеждении, поскольку не приняли рабочих в качестве своих кандидатов в Парламент. Несмотря на согласие по многим политическим вопросам, члены Либеральной ассоциации, как правило представители среднего класса, игравшие главную роль в избирательных округах, никогда бы не согласились проголосовать за кандидата, который, по их понятиям, может входить в дом только через черный ход для слуг.

«Лету в Англии конец»

Перед обновленным либерализмом эдвардианского периода стояло множество проблем. Но два первых либеральных правительства нового века сумели приступить к их решению динамично и изобретательно. Они во многом разрешили кризис вокруг фискальной политики, социального обеспечения, социализма и милитаризма (хотя Ирландия представляла собой исключение), в то время как на континенте к 1914 г. некоторые страны оказались из-за этих проблем в политическом тупике. Правление либералов пришло к концу не из-за внутренних раздоров, а из-за внешней политики. Мы уже отмечали ранее двойственность политики лорда Лэнсдауна и сэра Эдварда Грея, министров иностранных дел, соответственно, в правительствах Бальфура и либералов, относительно европейских Entente. В системе равновесия государств Европы Британия безоговорочно склонялась на сторону франко-русского союза, но открыто этого не выражала. Секретные военные переговоры между Британией и Францией после 1905 г. только усилили данную тенденцию. Будучи крупнейшей державой, Британия, тем не менее, почти не оказывало прямого влияния на положение дел в Европе. Экспедиционный корпус, созданный Р.Б.Холденом в результате военных реформ, предназначался для действий на континенте, но был совсем небольшим по сравнению» с огромными армиями, которые набирали европейские страны по обязательной воинской повинности. Германия просто не принимала его в расчет и в конце концов за это поплатилась. Поскольку концепция «европейского концерта» постепенно уступала место националистическим притязаниям, Британия тоже самоустранилась. Грей избегал подписывать какие-либо официальные соглашения, хотя сам был настроен резко антигермански. Но к 1910 г. стало ясно, что если у Британии будет противник в Европе, то им станет Германия. Враждебность между двумя странами особенно усилилась после серии инцидентов в Северной Африке, на Балканах, в Турции, а также в результате развертывания немецкой военно-морской программы, несмотря на все попытки Британии в ходе переговоров 1911-1912 гг. добиться соглашения по ограничению флотов. Враждебность начала принимать культурные, а не только дипломатические и военные формы. Если раньше британцы испытывали по отношению к достижениям Германии уважение, смешанное с озабоченностью, то в 90-х годах XIX в. оно сменилось тревогой и страхом.

После того что произошло на Балканах и в Центральной Европе в июне-июле 1914 г., события быстро покатились к войне, и Германия решила, что настал ее час утвердить свое господство в мире. Британия в той ситуации практически не оказывала влияния на ситуацию. Она меньше всех других крупных европейских держав, за исключением, может быть, России, выигрывала в результате войны. И если бы немцы не оккупировали Бельгию, трудно сказать, вступил бы кабинет либералов в войну или нет. Однако немцы пренебрегли традиционной заинтересованностью Британии в обеспечении стратегического положения Нидерландов, а также тем, что они вместе с англичанами в 1870 г. гарантировали Бельгии независимость и соблюдали договор во все время Франко-прусской войны. Нападение на Бельгию решило дело, и Асквит, которого поддержало правительство, кроме двух лиц, подавших в отставку, – Джона Морли и Джона Бёрнса, вступил в войну. Он сделал это с тяжелым сердцем. Политическое руководство Британии вовсе не разделяло легкомысленное убеждение толпы, жаждавшей войны, что она должна «завершиться к Рождеству».

К войне на континенте Британия была подготовлена крайне плохо не только психологически, но и чисто физически. Ведение боевых действий на суше, например в Крыму или Южной Африке, считалось делом профессионалов и небольшого числа добровольцев. Военная доблесть ценилась в среде аристократов, джентри и становилась все популярнее в привилегированных школах, но на остальное население страны она не производила впечатления. Попытки правых милитаризовать общество провалились, несмотря на то что в 50-х годах XIX в. была создана милиционная армия, а потом и другие военизированные объединения – Стрелков и Волонтеров, вплоть до Национальной лиги воинской повинности лорда Робертса в 1900 г. Празднование дня Трафальгарской битвы, ежегодного военного праздника, показывало, что народ понимает войну только в виде оборонительных действий на море; тогда это называлось «политика синего моря». Кроме некоторых сельских районов, выражение «пойти в солдаты» или «получать королевский шиллинг» означало для простых людей, что человек потерял всякую надежду и махнул на себя рукой в период безработицы или какой-то катастрофы личного характера. Британская публика любила военные оркестры и яркую униформу, она видела в них развлечение, а не предвестников войны. Помпезность и склонность к домоседству были стилем британского образа жизни. В эдвардианскую эпоху государственные военные заказы на вооружение и строительство кораблей поглощали значительные суммы, они играли довольно большую роль в экономике северо-востока страны. Однако военные соображения почти не влияли ни на государственные умы, ни на сознание народа, в то время как на континенте приближающаяся война уже стала главной составляющей политической, социальной и экономической жизни. Первая индустриальная нация мира показала замечательный пример построения либеральной капиталистической демократии в условиях свободной торговли и мира. Но вторник 4 августа 1914 г. положил конец этому успешному эксперименту. Повторяя вслед за Киплингом, можно сказать:

Слышен в поле шепоток – год готовит свой оброк,

Поседел стогов венец,

Кличут: «Эй, сюда идите! Пчел уж нету – посмотрите!

Лету Англии конец»*.

[Редьярд Киплинг. Длинная дорожка]

Двадцатый век (1914-2000)

Кеннет О.Морган